По вечерам, когда заканчивались домашние хлопоты и родные расходились по своим комнатам, Гюльнара Сабировна любила посидеть на кухне за поздним чаепитием. Это был её маленький, давно сложившийся ритуал – свежий чай, исходящий терпким паром в хрустальном армуде, кусочки молочного сахара в вазочке… и время для себя. Раньше это время делил с ней любимый муж, но в последние недели она пила чай в одиночестве.
Её сердце было абсолютно спокойно за Муслима. Она всецело доверяла Абдулу, зная, что сын держит всё под контролем. Конечно, в первые дни после исчезновения отца мальчик метался, как раненый тигр, но внезапно взял себя в руки – а на следующий день привёл в дом гостью. Появление тихой сдержанной Заремы заставило Гюльнару Сабировну предположить, что Абдул знает, где отец. А когда сын попросил, чтобы мама объявила девушку своей троюродной племянницей, которая стажируется в холдинге, догадка женщины сменилась твёрдой уверенностью. Но она не задала Абдулу ни единого вопроса. Молчит – значит, так надо. Это было незыблемое правило их семьи: всё решает муж, а в его отсутствие – сын.
Зарема сразу понравилась хозяйке. Милая, воспитанная, скромная, всегда готовая помочь с домашними или садовыми делами… Гюльнара Сабировна вспомнила маленькие ухоженные руки гостьи, которые тем не менее ловко справлялись и с уборкой, и с готовкой еды, и с прополкой сорняков. Чувствовалось, что все эти дела для Заремы привычны. Что ж, пусть девочка побудет их родственницей. Хотя хозяйка не отказалась бы и от настоящего родства с ней. Впрочем, кто помешает им общаться после возвращения Муслима? Её можно будет и на свадьбу Абдула и Малики пригласить… может быть, ей приглянется кто-то из семьи Мехтиевых – и тогда она действительно с ними породнится… И будет новая свадьба…
Гюльнара Сабировна улыбнулась этим мыслям, но улыбка почти сразу увяла. Она вспомнила собственное бракосочетание, и к горлу подступила прежняя горькая обида на родителей и на то, как они распорядились судьбой старшей дочери…
Муслим и Гюльнара дружили со школы. Учились в одном классе, сидели за одной партой. Вместе поступили в институты в Махачкале: Муслим – в политехнический, на строительный факультет, Гюльнара – в педагогический, на учителя русского языка и литературы. Жили в разных общежитиях, но почти всё свободное время проводили вместе. Правда, у Муслима свободного времени практически не было – он подрабатывал грузчиком в железнодорожном депо, потому что в семье, кроме него, было ещё трое детей, а отец умер, когда младшей сестричке едва исполнилось два месяца. Так что на помощь матери ему рассчитывать не приходилось. Семья Гюльнары, наоборот, считалась по их сельским меркам зажиточной, если не богатой. Отец работал ветеринаром, мама – учителем начальных классов. Гюльнара была старшей дочерью, безумно любила родителей, свято верила, что они у неё самые лучшие, самые понимающие и сделают всё, чтобы она была счастлива.
Годы учёбы летели незаметно. На пятом курсе, после зимней сессии, Гюльнара и Муслим вместе приехали в родное село на зимние каникулы. Односельчане уже называли их женихом и невестой, и молодые люди были уверены в своём дальнейшем будущем. Сразу после получения дипломов они собирались пожениться. Муслим пообещал, что его мама в этот их приезд придёт к родителям Гюльнары и заручится их согласием, чтобы весной он посватался к возлюбленной. Девушка кивала, соглашаясь, но сердце почему-то тихонько поднывало. Она вспоминала, как делилась с мамой своими девичьими переживаниями и мечтами, рассказывала о Муслиме – а та в ответ только снисходительно улыбалась: «Не торопись, дочка. Жизнь так непредсказуема… Может, он и не твоя судьба…». Гюльнара не осмелилась бы спорить с матерью, но теперь-то уже всё решено! И никого, кроме Муслима, ей не нужно.
Когда девушка вбежала в родительский дом, её встретила тишина – но не умиротворённый благостный покой, а звенящее напряжением ожидание чего-то значительного. Но чего? Никто не вышел ей навстречу. Она разделась в прихожей, вошла в зал – и онемела…
Большой прямоугольный стол у окна был накрыт белой скатертью с алыми маками, которую бабушка вышивала гладью в приданое дочери, маме Гюльнары. Эту скатерть стелили очень редко, приберегая только для самых высокоторжественных случаев. Но её почти не было видно за подносами с домашней выпечкой, конфетами и фруктами. В глазах девушки зарябило от разноцветных лент, украшавших подносы. Она вспомнила, что такие подарки приносят в дом, когда сватают невесту. Гюльнара на мгновение озадачилась: вроде бы средней сестре исполнилось всего семнадцать, рановато для замужества… Да и вряд ли родители согласились бы сговаривать среднюю дочь, когда старшая ещё даже не просватана. Значит…
Девушка задохнулась от догадки, пронизавшей всё её существо острым, почти болезненным счастьем. Вот Муслим, вот партизан! Значит, когда он обещал ей своё весеннее сватовство, он уже знал, что его мама сговорилась с его родителями, – ни словом не обмолвился Гюльнаре! Да уж, сюрприз удался на славу!
Она подошла к столу, рассматривая угощение. Вот это мама Муслима расстаралась! Чего здесь только не было… Взгляд девушки скользнул по глянцевитым бокам яблок, пурпурному и золотистому роскошеству виноградных гроздьев, ноздри затрепетали, вдыхая запахи мёда, орехов и корицы… А глядя на горы конфет в пёстрых обёртках, Гюльнара поймала себя на детском порыве стащить одну штучку и сунуть в рот, пока никто не видит.
Девушка хихикнула, но смех замер на её губах, когда возле стола она увидела большой чемодан, обитый чёрным дермантином, - писк моды по тем временам. Квадратная крышка была откинута, и Гюльнара невольно залюбовалась горой нарядной одежды и отрезами самых разнообразных тканей, от льна до бархата… Рядом с чемоданом выстроились несколько пар обуви – от зимних сапожек до лакированных туфелек.
Девушка осторожно погладила свесившийся через край чемодана переливчато-зелёный шёлк. Она даже представить не могла, сколько он может стоить… Во сколько вообще обошлось всё это богатство, начиная с угощения и заканчивая гардеробом? Откуда у мамы Муслима такие деньжищи? Гюльнара знала, что их семья крайне стеснена в средствах, и даже не думала о каких-то подарках к сватовству. За своего возлюбленного она пошла бы просто так, лишь бы поскорее и навсегда. Неужели бедная женщина влезла в долги, лишь бы женить сына как положено?!
Девушка не услышала, как в зал вошла мама.
- Вот и в наш дом постучалось счастье, дочка…
Дочь порывисто обернулась к ней:
- Мам, но как? Как тётя Раяханум смогла собрать такой богатый калым? Я, честно, просто в шоке…
- А с чего ты взяла, что это она принесла? – осведомилась мать. Девушку неприятно резанул её надменно-брезгливый тон. - Неужели ты всерьёз полагала, что мы с отцом согласимся, чтобы наша дочь вышла замуж за нищего етима (сироту)?
Женщина обняла дочь и продолжала уже совсем другим голосом, дрожащим от радости и нетерпения:
- Вчера председатель нашего колхоза приходил с женой и со всем тухумом. Мы с папой дали согласие. Будешь жить даже лучше, чем мы! Рашид – их единственный сын, в семье всё для него. Ему уже и квартиру купили в Дербенте – кооперативную двушку, представляешь! И со свадьбой просили не затягивать, так что через две недели и сыграем. А ты пока переведёшься на заочное, что там её осталось, учёбы твоей… Диплом можно и дома писать.
Гюльнара слушала мать, и глазам становилось горячо от подступающих слёз. Она не могла поверить, что её обожаемые родители, грамотные, образованные люди, которых так уважают в селе, могли поступить с ней подобным образом. Девушка отстранилась от матери.
- Мам, я люблю Муслима. Я не смогу выйти замуж за другого.
- Ты спала с ним? – перепугалась мать.
- Нет, мама! Нет! Ты что? Я бы никогда до этого не опустилась.
Гюльнара бессильно опустилась на пол и расплакалась.
- Мам, что вы наделали? Моё счастье растоптали…
- Что такое? Почему я слышу не счастливый смех, а горький плач?
В комнату вошёл отец.
- Вот, полюбуйся! – Мать, подбоченившись, нависла над дочерью. - Твоя любимица отказывается выходить замуж за Рашида! Она, видите ли, любит Муслима! Голодранца! Чем тебе плох жених? Умён, красив, из хорошей семьи, работает в горисполкоме Дербента. Радуйся, что он сам тебя выбрал! Да мы все должны быть счастливы, что такая семья оказала нам честь!
- Гюльнара, встань, когда отец с тобой разговаривает!
Девушка подчинилась. Она стояла перед родителями, низко опустив голову, её плечи содрогались от беззвучных рыданий.
- Твоя мама права, дочка. Всё уже решено. – Отец указательным пальцем поднял её лицо. – Посмотри мне в глаза!
Она снова повиновалась, но сквозь слёзную пелену не видела ни отцовских глаз, ни материнского возмущения – ничего вокруг.
- Завтра они придут, принесут золото и выкуп, - едва ли не по слогам, как маленькой, сказал ей отец. – Чтобы вела себя хорошо, как подобает послушной дочери. Поняла?
Гюльнара молчала, ни единым жестом не выразив своего согласия. На смену отчаянию пришла злость. Это её жизнь! Она никому не позволит решать за неё!
- Не слышу! – жёсткие пальцы стиснули нежный девичий подбородок.
- Я поняла, отец! – звонким от слёз голосом отозвалась девушка. – Я всё поняла!
- Вот и умница! Сейчас иди умойся, а завтра с утра будем готовиться. Придут твои тётки, надо накрыть хороший стол.
Она послушно умылась и ушла в свою комнату. Ужинать не стала, несмотря на уговоры матери. Девушка лежала, отвернувшись к стене, и почти не вслушивалась в упрёки и увещевания. Наконец мать вышла, плотно закрыв за собой дверь. Гюльнара села на кровати, обхватив ладонями пылающую голову.
Бежать! Предупредить Муслима – и бежать. До конца каникул поживёт в общежитии, потом спокойно доучится, а летом они поженятся. Даже если родители приедут за ней в Махачкалу, они не станут бить дочь на людях и не увезут её силой – не те времена.
В селе всегда ложатся рано. Глядя на наручные часики, Гюльнара терпеливо ждала девяти часов. Потом на цыпочках подошла к двери, прислушалась. Всё тихо. Прихватив с собой так и не разобранную дорожную сумку, девушка бесшумно вылезла в окно и выскользнула со двора. Она кралась по сельским улочкам, стараясь держаться в тени и больше всего боясь встретить кого-то из знакомых. Обошлось. Вот и знакомые ворота… Девушка остановилась в шаге от них, обуреваемая сомнениями: что если Муслим откажется от неё? Вдруг он решит, что ему не нужна чужая невеста? Ну, что ж… Значит у неё такая судьба. Переночует у подруги, а завтра первым утренним автобусом навсегда уедет из родного села.
Гюльнара решительно вошла во двор. На тихий скрип калитки ответно скрипнула, открываясь, давно не крашеная дверь небольшого старого дома. На пороге стоял Муслим – смотрел на девушку, словно не веря своим глазам. Потом торопливо подошёл, взял её за руку.
- Я всё знаю, родная.
- Но… откуда?..
- Мама рассказала. Пошли домой.
Эту ночь она провела в спальне с его младшими сёстрами.
Утром, переодевшись в домашнее, Гюльнара открыла настежь ворота и принялась чистить двор от выпавшего за ночь снега. Сделала она это не только потому, что теперь считала себя частью семьи Муслима, но и для того, чтобы все соседи увидели, что отныне она живёт здесь. Это её дом! Новость быстро облетела село, и в дом потянулись родственники Муслима – поздравить молодожёнов. Родители Гюльнары не пришли.
Они оплакивали свой позор дома. Их дочь, любимица, красавица, всегда послушная и уважительная, не посчиталась с выбором родителей, отказалась от завидного жениха, опозорила их род!
По-настоящему мужем и женой Гюльнара и Муслим стали только летом, перед самым вручением дипломов, сыграв весёлую студенческую свадьбу в общежитии. Спустя год после свадьбы переехали в Москву. В их жизни было всё – и голод, и нищета, и скитание по съёмным квартирам, и болезни, и предательства, и богатство, и успех... Неизменным оставалось одно – незримая нить, что некогда связала их обоих в единое целое.
Гюльнара Сабировна допила чай и улыбнулась. Какое счастье, что Абдул и Малика женятся по любви! Достаточно только посмотреть на них вместе – в глазах горят одинаковые огоньки, общаются легко и непринуждённо, то и дело подшучивая друг над другом… Это будет самая радостная свадьба и самый счастливый брак. Уж в этом она как мать абсолютно уверена.
