Лошадка нехотя тащила за собой сани с двумя седоками. Хоть и не делала она, почитай, весь день ничего, только стояла на привязи, да жевала сено захваченное из Фиркиного сеновала, но притомилась бедная, намерзлась на холоде. Хотелось ей скорее домой, да сил было мало. Вот и тащилась потихоньку.
Девушка закуталась в тулуп, в пол-уха слушала Степановича, который без умолку рассказывал, где был, куда ходил. Он не стеснялся в выражениях, ругал всех и вся. Фирка поняла, что хоть ходил он по инстанциям долго, да толку-то не добился. Нигде не пообещали помочь с семенами. И ждать их неоткуда. Она изредка кивала головой, чтобы показать Степанычу, что слушает его, но мысли девушки были далеко отсюда.
В ее ушах звучал голос Гриши, тоска и безнадежность в словах. Растерянность, как же ему жить дальше.
- Наверное от этой безнадеги он и сделал мне такое предложение. Вроде и обидное. Вот, мол, тебя никто замуж не возьмет, все равно тебе деваться некуда, так давай выходи за меня и моих троих детей. А с другой стороны, как приятно было и замирало сердце, когда он говорил, что я добрая, справная, хорошая девка. Ведь ни один мужик мне такого не говаривал.
Показались выселковские крыши домов. В одном из них ждут сейчас Гришку двое мальчишек. И не знают они, что остались сиротами. Да и вообще еще мало чего знают. Говорить то толком не умеют еще.
- Степаныч, а в этом выселке живет то кто. Хоть и рядом деревня, да что-то ничего я про нее не знаю.
- Да тут совсем народу мало осталось. Мужиков как на войну забрали, многие бабы тут примерли. Голод свел их в могилы. У нас-то в деревне народ не пух. Там колхоз другой, председатель послабее нашего будет, лизоблюд. Все перед начальством лебезил. Коров сразу со всех дворов забрал, да сдал на мясо, чтоб на фронт отправили. А про людей не подумал. Зато на трибунах везде красовался, какой он молодец. А попробуй пикни кто против, так живо сживет с белого свету. Будь моя воля, я бы его первого под трибунал подвел. Да не спрашивает никто у меня.
Степаныч опять разошелся не на шутку. Хорошо, что не слышит его никто. Фирка-то никому не скажет про его крамольные речи. А лошадь хоть и слышит, да говорить не умеет.
- Вон оно что. Тяжко Таньке видно пришлось. А сохранила ребятишек для отца. Да и сама выжила. Видно хваткая баба была. Слабая бы сразу сгинула. - И опять накатила волна жалости к этой неизвестной Таньке, к ее ребятишкам и Гришке, который в тридцать лет показался ей стариком.
Так с разговорами и доехали незаметно до своей деревни. На улице сереть начало. Сумерки. Долго проездили. Фирка хотела сразу на конюшню лошадь ставить, до подумала, что лошаденку подкормить еще надо. В конюшне ей пожалуй уж ничего не отломится.
Она подъехала к своему дому. Степаныч попрощался с девушкой, пошел домой. Фирка же привязала лошадь у ворот, пошла в дом, прямо с порога крикнула.
- Манька, иди лошади скинь сена охапку.
Манька, уже девица восемнадцати лет, без разговоров накинула фуфайку, замотала на голову платок и пошла на улицу.
- Фирка, тише ты, не ори. - шепотом почти прошипела младшая Надька.
- А чего такое? - удивилась Фирка. - Мыши что ли испугаются.
Надька подошла к сестре поближе, и прошептала в ухо.
- Тятинька с войны пришел.
- - Чего городишь? Где он?
Сестра махнула головой в сторону печки.
- Там, спит.
- А как он домой-то пришел. Война то не кончилась.
- Из госпиталя. Раненый был в ногу. Хромает теперь. Ему долечиваться еще надо. Сказал, что комиссовали.
- Про мать-то чего спрашивал?
- Как узнал, ругаться начал. С собой у него бутылка казенная была. Поел похлебки и всю бутылку выпил. А потом на печь забрался. Сразу и уснул.
Возвращение отца не обрадовало Фирку. Привыкли они жить без него. Тихо и спокойно, никакой ругани. А сейчас чего будет. Здоровую-то мать изводил. А ну как не встанет она на ноги. Так со свету сживет. Но в то же время где то внутри стало тепло и спокойно. Отец живой, домой вернулся, пусть раненый, но живой. И кто знает, может изменился за это время, насмотрелся страху. Может и девки теперь ему хороши будут.
- Ладно, пойду лошадь в конюшню ставить. А то уж потеряли ее там наверное.
Фирка получше завязала платок, который сполз с головы, и вышла из избы. Поставить лошадь в конюшню недолго. Поэтому можно и к Любке заскочить. Посумерничать. Столько новостей у Фирки за один день накопилось. Просто не терпелось выплеснуть их на подругу.
Любка с матерью сидели ужинали. Пахло щами из квашеной капусты, к которым примешан был грибной запах. У Фирки аж слюнки потекли от такого аромата. Фрося пригласила ее к столу.
- Ой, тетка Ефросинья, не откажусь. В город сегодня ездила. Вот только приехала. Целый день не евши. Домой зашла, а у нас новость. Тятинька с войны пришел.
Фрося вскинула взгляд на Фирку.
- Как это пришел?
- Да раненый он. Из госпиталя домой лечиться направили. Да и комиссовали сразу.
Фрося перекрестилась.
- Ну хоть Слава Богу, что живой. А куда ранен то был7
- В ногу. Да я и не видела его. Спит на печи. Устал видно с дороги.
Фирка не стала ничего говорить, что отец выпил крепко. И устал видно так, что даже не слышал, как она в избу зашла. Она знала все про этот старый треугольник. О том, что Вера отбила мужика у Фроси и обманом увела, для Фирки не было секретом. Мать сама частенько вспоминала об этом и ругала себя на чем свет стоит за глупость, которую по молодости сделала.
- А мать то чего?
- Вот я и ездила в город, в больницу ее увезла. Врач сказал, что лечить будут, пока еще ничего не понятно.
Фирка с аппетитом хлебала щи из общей миски, прикусывая хлебом, испеченным на пополам с травяной мукой. Фрося взяла миску, плеснула еще в нее пару половников щей.
- Ешь, ешь. С грибами щи-то сегодня варила. Хоть и мяса нет, а все равно вкусно, да и сытные. Когда еще дома-то поешь. Хоть бы остепенился Егор. Сколько уж дурь свою показывать будет. Может война его научила уму-разуму.
Фирка ничего не ответила. Только тяжело вздохнула. А чего она могла сказать. Сама еще ничего не знала.
- Любашка, проводи меня, да запирайся. Наелась я у вас, аж розомлела вся. Бог спасет, тетка Ефросинья. Не буду засиживаться. Вдруг тятинька уж проснулся. Рассердится еще, что долго меня нету.
Любка по голосу подружки сразу смекнула, что не все новости та рассказала. Есть что-то, что не хочет она при матери говорить. Достала фуфайку с печки, надела ее, платок на голову, вышла вместе с Фиркой.
Не успели за ворота выйти, как Фирка начала рассказывать о неожиданной встрече в больнице. Любка только глазами хлопала, да удивлялась. надо же такому чуду случится.
- Фирка, так ведь у тебя все получается как бабушка Олья говорила. И что судьбу свою ты скоро встретишь, и страшно тебе будет, да не надо бояться.
- Любка, чего делать то мне. Страшно ведь. Да и мужика того я совсем не знаю.
- Ох, не знаю, подружайка моя. В таких делах советчиков не надо слушать. Сама только решать будешь. Погоди, не переживай. Времени то у тебя еще много. Подумаешь и придумаешь чего-нибудь.
- Мне ведь и ребятишек его уже жалко. Как подумаю, что трое без матери будут. Хотя он так и сказал, что если не соглашусь, то другую бабу будет искать. Не сможет он один их выпестовать. А другая какая попадется. Будет как собака на них лаять, на таких маленьких. Вот дура я какая, не коня, ни возу, а я уж за них вся испереживалась.
- Я то знаю твой характер. Если согласишься, то и ребятишек как своих примешь, и любить будешь , и тетешкать. За это он тебе должен благодарным быть всю жизнь.
Они могли еще долго обсуждать это, но Фирка торопилась домой. Ей не терпелось увидеть отца. Поэтому и расстались быстро, договорились, что свидятся и обсудят все позже.
Когда Фирка вошла в избу, девчонки сидели в уголке, как раньше бывало и тихонечко перешептывались..
- Словно мышки в норке сидят. Вроде и не прошло столько лет. Страх никуда не делся.
Егор заворочался на печке, услышал, что кто-то вошел в избу. Он сел, свесил ноги, подслеповато присмотрелся.
- Фирка, ты что ли пришла?
- Я тятинька!
Фирка подошла к отцу, встала на печной приступок, обняла его. Из глаз потекли слезы.
- Слава Богу, живой пришел! - тихонько прошептала она.
У отца тоже блеснули слёзы на глазах.
- Фирка! Какая ты стала! Девка. А маленькие-то меня забоялись.
- Тятинька, какие они маленькие, девки тоже. Маньке то восемнадцать годков. Невеста уже. И Файке семнадцать. Одна Наденка маленькая, так и той уж пятнадцать лет. Как большую в колхоз гоняют. И трудодни вырабатывать заставляют. Да и не забоялись они, отвыкли, задичились. Сколько тебя не видели. Давай слезай с печки-то, я хоть посмотрю на тебя.
Егор спускался и кряхтел. Видно было, что нога у него еще болит. Не зря долечиваться домой отправили. Фирка подозвала девчонок к себе.
- Смотри тятинька, какие у тебя невесты выросли. Жалко, что мамки нет. Тоже бы порадовалась. Вот ведь, знамо бы. Я в городе целый день в больнице была, Степаныча ждала. А ты как пешком-то с больной ногой.
- Дошел потихоньку. От радости, что домой иду, даже и не заметил, как эти версты отмахал.
У Фирки отлегло от сердца. Вроде не было в отце прежней злости. И девчонок подозвал к себе, обнял всех троих сразу, прижал к себе. И так же слезы покатились из глаз. Теперь бы вот мать на ноги поставить.
Прошло почти две недели. Хоть шел еще февраль, но чувствовалось приближение весны. Даже воздух стал совсем другой. И вороны на деревьях орут во все горло. И снег как сахар крупинчатый блестит на солнышке. Фирка каждый день спрашивала у бригадира, не поедет ли кто в город. Да что-то оказии все не случалось. Степаныч ее успокоил.
- Не переживай, выпишут, так позвонят в сельсовет или в правление. В больнице не оставят.
Но девушке не ждалось. Она пошла пешком. С утречка пораньше. Переживала Фирка, как там мать. В приемном покое, как и в тот раз, резко пахло хлоркой.
- Как тут люди терпят целый день. Немного побыла, так голова не своя стала.
Санитарка провела девушку в палату к матери. Вера лежала отвернувшись к стенке, не видела, как зашла дочка.
- Мама - тихо позвала Фирка. Вера резко повернулась, слезы заблестели на ее глазах. Она спустила ноги с кровати и села. - Мама как ты?
- Вроде получше. Врач говорит, что на поправку дело идет. Нерв там у меня какой-то то ли воспалился, то ли прижало его. Ходить то я еще плохо хожу. Но понемножку начинаю.
Вера оперлась на Фиркино плечо и потихоньку поднялась, постояла, сделала несколько шагов вперед, повернула назад, прошла обратно и плюхнулась на кровать.
- Слава Богу, мама! Мне бы врача увидеть. Чего он скажет.
- Так у себя он, наверное. Сходи, посмотри.
Фирка хотела поговорить с врачом, справиться о здоровьи матери. А еще она не знала, как ей сказать, что отец вернулся. Вдруг это будет для нее большим потрясением и все лечение пойдет насмарку.
Врач был на месте. Он подтвердил, что Вера идет на поправку. Но лечение еще не закончено. Придется еще полежать.
- Пусть, пусть сколько надо, столько и лежит. Это же хорошо, что ее лечат. За всю войну отдыхает в больнице. Ведь без выходных работаем в колхозе. Пусть силы набирается.
Фирка радовалась, что мать не торопятся скорее выписать, а лечат и переживают за ее здоровье.
Потом она рассказала врачу об отце. Тот сказал, что положительные эмоции для нее неплохо. Но Фирка добавила, что до войны отношения у родителей были не очень. И вдруг мать не обрадуется, а испугается, что отец вернулся.
- В любом случае женщина узнает об этом. И пусть она лучше узнает от тебя здесь, в больнице, чем от чужих людей.
Вера приняла известие о возвращении мужа спокойно, даже обрадовалась, что живой вернулся. Погоревала, что не встретила его сама. Зато после больницы встретит его на своих ногах.
После встречи с матерью Фирка успокоилась. Появилась надежда, что в семье теперь воцарится мир и порядок.
