Ксения Дмитриевна на всю жизнь запомнила слова мамы, сказанные ею, когда она, студентка, осталась беременная без поддержки человека, которого уже готова была назвать мужем. Этот горе-мужчина, узнав о положении, в котором его усилиями оказалась девушка, поспешил «сойти с орбиты», как много лет спустя с иронией выражалась Ксения. В тот миг, однако, ей было не до юмора. В слезах она прибежала к маме со своей бедой, на что мама ответила житейской мудростью:
- Эх, дочка, дочка! Маленькие детки – маленькие бедки. Если с ними горе, то с большими вдвое. Вот она, взрослая жизнь, и никуда не деться от нее, и сколько впереди еще у тебя синяков и шишек!..
И добавила, что она сама смотрит на это не как на беду, а радость, рождение нового человека, ее внука или внучки! И ты не горюй – добавила она. Сбежал твой женишок? Ну, туда ему и дорога. Значит не мужик, а слякоть, по такому грустить – себя не уважать. Справимся без него!
Дочка соглашалась, кивала, всхлипывая. Все верно, в общем, но душевная рана была сильнее разума. Ксения любила этого Виктора неизвестно за что, просто любила, не рассуждая – конечно, своим предательством он переломал весь её мир.
Однако даже с этим надо было жить. Прошло девять месяцев, она родила прелестную здоровую девочку, назвала ее Катей… и побежали дни, слагаясь в месяцы и годы, где тужить по прошлому было попросту некогда – заботы, хлопоты матери-одиночки, даже при маминой помощи не давали скучать, время даже не бежало, а летело, Ксения крутилась как белка в колесе, и не успела оглянуться, как Катя пошла в школу, закончила первый класс, второй, пятый, восьмой… из забавной милой девчушки стала симпатичной девушкой, прямо копией мамы.
Ксения в молодости была неброской, но привлекательной, а с годами это качество усилилось: ее зрелое женское очарование, изящные округлые формы так и тянули к себе мужские взгляды. Конечно, у нее были романы, были и чувства, и страсть, но замуж она так и не вышла, не решившись нарушить мир, сложившийся таким теплым и родным: я, мама, дочь; и в этот уютный мирок вторгнется некто, будет курить, храпеть, бросать где попало грязные носки, заполонит дом удочками, лесками, поплавками и прочей чушью?.. Ну нет, проживем как-нибудь без него!
Да, это скорее шутки, чем реальность, Ксения Дмитриевна так острила про себя, улыбаясь, на самом деле она берегла дочь, представляя каким испытанием для девочки может стать появление в ее жизни чужого мужчины. То есть, возможно, Катя бы и нашла общий язык с отчимом, и все бы сложилось лучше некуда… но ведь это на воде вилами писано, а рисковать душевным миром дочери мать не желала категорически.
За все эти годы отец Кати никак не проявил себя. Абсолютно. Ноль. Никто из их семьи даже случайно не встречал его и не слышал о нем. Хотелось ли самой Ксении вдруг повстречать?.. Ну, с одной стороны вроде бы и интересно взглянуть, а с другой, трезвым разумом она понимала, что ничего интересного не будет. Все страсти, горести, страдания, когда-то прожигавшие ее – все это давным-давно вымели годы, заново уже ничего не зажечь, даже не взволновать, да и ни к чему. С некоторой тревогой она ожидала дня, когда Катя скажет, что хочет побольше узнать об отце, но этот день все не наступал… и наконец, Ксения Дмитриевна сама решилась на откровенный разговор с дочерью.
И к ее облегчению, Катя спокойно сказала, что никакого желания знаться с человеком, когда-то их бросившим, у нее нет. Равно как не испытывает она к нему ни малейшего негатива. Просто нет его, и не надо, и пусть не будет никогда. И все.
У матери отлегло от сердца, хотя как-то неясно задела ее прохладная рассудочность дочери. Она в ее возрасте такой не была. Катя вообще была очень ровная особа, училась без блеска, но хорошо, поддерживала товарищеские отношения с ровесниками, ни с кем не конфликтовала, но близких подруг и друзей у нее не было…
В какой-то момент Ксения Дмитриевна даже заволновалась: почему у дочери нет парня, неужели никто не обращает внимания? Не может ведь такого быть! В семнадцать лет Катя совершенно сформировалась, в ней ничего не осталось подростково-угловатого, аура манкой сексуальности явственно овевала ее, и тем более странным казалось Ксении Дмитриевне это девичье одиночество, по сути, невозможным, нереальным, и она вновь начала себя готовить к серьезному диалогу…
Но дочь опередила мать.
- Мам, - однажды вечером заявила она, - я хотела бы познакомить тебя с моим молодым человеком. Ты не возражаешь?
Для Ксении Дмитриевны это было как гром среди ясного неба, но она постаралась не выдать замешательства.
- Конечно, Катюша! Ты хочешь пригласить его к нам?
- Да. Мам… - тут она слегка запнулась.
- Да?
- Ты… я сразу хочу предупредить: он старше меня.
Ксения Дмитриевна мысленно содрогнулась, представив себе своего ровесника в очках, костюме, галстуке – сама не знала, почему такой облик вдруг слепило ее воображение.
Наверное, на лице что-то отразилось, потому что Катя засмеялась:
- Нет, мам, лишнего не думай. Ему двадцать пять лет.
Ксения Дмитриевна подумала, что ей в ее восемнадцать двадцатипятилетний мужчина показался бы динозавром… но сердцу не прикажешь. Она улыбнулась и поспешила сказать:
- Ну что ты, что ты! Только уж, Катюша… как говорится, жизнь есть жизнь, ты уж прости, я спрошу: насколько далеко зашло ваше знакомство?
Катя уверила маму, что она еще не позволила великовозрастному ухажеру даже поцеловать себя.
- И вообще, мам… - здесь она вновь как бы замялась, - мне бы хотелось услышать твое мнение о нем.
- Мое мнение?.. Еще раз прости, а тебе самой он… не особо?
- Трудно сказать, - Катя невольно сдвинула брови. – Не могу в себе разобраться.
- Ничего, - улыбнулась Ксения Дмитриевна, - разберемся!
Она не стала говорить дочери, что если отношения начинаются с такой ноты, то вряд ли стоит ожидать от них чего-то путного; нет, она разумно решила преждевременных выводов не делать. Придет, пообщаемся, тогда и видно будет.
И вот…
- Мама, знакомься, это Кирилл!
- Зд… Гм! Извините. Здравствуйте, Кирилл!
- Здравствуйте, Ксения Дмитриевна, рад с вами познакомиться! Очень наслышан о вас!..
- Я тоже немного. Проходите! Стол накрыт, ждет вас, прошу.
Она весело говорила все эти формулы вежливости, внутренне холодея, обмирая, молясь, чтобы Катя не заметила ее смятения…
В первый миг Кирилл почудился настолько схожим с Виктором, что это было как удар по глазам. Мираж, дурное чудо – через секунду ясно, что не очень-то похож, хотя что-то, бесспорно, есть, даже до странности – в повадках, жестах, мимике…
- Знаете, Ксения Дмитриевна, Катя так много говорила про ваши кулинарные таланты, и не только…
- Спасибо, Кирилл, - засмеялась она, - можете называть меня просто Ксения, иначе мне тоже захочется вас по имени-отчеству… Кстати, как вас по батюшке?
- Викторович, - лучезарно улыбаясь, объявил Кирилл.
- Так… ну что ж, прошу к столу!
Обед прошел в самой дружеской обстановке, Кирилл выглядел безупречно воспитанным человеком, вовремя наливал дамам вина, легко поддерживал приятные светские беседы. Катя больше помалкивала, а вот Ксения Дмитриевна непринужденно и умело управляла этими самыми беседами… при этом в голове у нее вертелось: да вздор же… да ведь не может быть?.. Вите было двадцать три, когда Катюша родилась, не мог же он в шестнадцать лет?.. да я б и знала, разве это утаишь?! Хотя… Да нет же, чушь! Просто совпадение.
Она упорно твердила себе про совпадение, играя роль радушной хозяйки, и все было очень пристойно. Правда, однажды она случайно поймала на себе беглый, но цепкий взгляд Кирилла – какой-то странный, будто бы он видел в Ксении Дмитриевне нечто, о чем не мог говорить… её вновь пробрала дрожь, усиленно завертелись все те же мысли, и с трудом удалось их отогнать: да нет же, не может быть!..
Завершилась встреча на самой гладкой ноте: до свидания, всего доброго… будем рады увидеться… Кирилл с Катей пошли прогуляться, а Ксения Дмитриевна осталась в неясно-разобранном настроении, которое ей никак не удавалось собрать и сделать ясным.
Вернувшись, Катя, конечно, первым делом спросила:
- Ну, как тебе Кирилл?
А мама и не знала, что дочери сказать. Сказала так:
- Знаешь… я буду смотреть на него твоими глазами. Обещаю! Как ты, так и я…
Катя посмотрела внимательно:
- Ты не в восторге от него?
- Ах, Катюша! – вновь увильнула Ксения Дмитриевна. – В восторге можно быть от Моцарта. Или Рафаэля. А здесь совсем другая история! Ты будешь с ним счастлива, значит, я тоже буду, вот увидишь.
- Да, - согласилась Катя. – Поживем – увидим.
Так закончился тот день, оставив в материнской душе сложное послевкусие. Прошла неделя, в течение которой о Кирилле не было ни слуху, ни духу: Катя что-то помалкивала, а Ксения Дмитриевна из деликатности не спрашивала… На выходные дочь засобиралась на дачу к бабушке, вот тут мама спросила: поедет ли с ней Кирилл?.. Катя спокойно ответила – нет, у него какие-то дела в городе, хотел бы, да не может. С тем и уехала.
Ксения Дмитриевна немного побездельничала с удовольствием, затем решила сделать уборку, только взялась за тряпку, как раздался звонок в дверь.
Кто бы это мог быть?..
Она открыла дверь – и обомлела. На пороге стоял Кирилл.
- Здравствуйте, - проговорил он как-то растерянно. – Я… Можно войти?
Она тоже растерялась, отступила.
- Да-да, входите. Вы?..
- Я случайно… Знаете ли, проходил мимо, дай, думаю, загляну…
Он шагнул в квартиру, закрыл за собой дверь.
Глаза его странно блуждали, и Ксения Дмитриевна запоздало спохватилась. Что-то тут не то…
- Кирилл, вы извините, я убираюсь. И потом… Честно говоря, ситуация немного двусмысленная, в отсутствие Кати…
Ей не пришлось договорить. Он порывисто шагнул вперед – как с моста в реку. Она не успела моргнуть, как очутилась в его объятиях.
- Ксения! Простите, не могу… Не знаю, что со мной! Когда увидел вас, я просто голову потерял… Поверьте мне! Катя прелестная девушка, но вы… Вы настолько обворожительны, я не могу совладать с собой…
Она с ужасом слушала эту несвязную речь, чувствуя, как его рука уже приподнимает блузку, касается ее спины, и как горячая волна зарождается где-то в глубине ее тела, властно поднимается, расплавляя ее волю, пробуждая нечто давно ушедшее, которое, оказывается, не ушло, а только затаилось… что еще минута, и она не совладает с собственной страстью…
Но она совладала. Сделав невероятное усилие, вырвалась, отшвырнув от себя его руки и поправляя одежду.
- Кирилл! – задыхаясь, произнесла она. – Уходите сейчас же. Сию минуту! Я… согласна считать это помрачением сознания, простить вам это и забыть, будто ничего не было. Никто никогда не узнает об этом. Даю честное слово! Только покиньте мой дом. Немедля!
Тогда она не отдавала себе отчета, а потом, вспоминая, понимала, что все это прозвучало так, что Кирилл не посмел произнести ни слова. Даже поднять взгляд не смог. Потупясь, развернулся и вышел.
Конечно, об уборке не было и речи. Ксения Дмитриевна ощутила себя ослабевшей. Просто ноги не держали. Она присела на диван, затем прилегла… а затем горько разрыдалась.
Слезы лились и лились, она не могла остановить их, и лишь благодарила Бога за то, что никто этого не видит. Но выплакалась – и стало легче.
- Да уж, - сказала она вслух. – Вот они, большие детки…
Когда вернулась Катя, она встретила ее как ни в чем не бывало, потом побежали будни… опять же Кирилл потерялся в них, Ксении Дмитриевне не хотелось и вспоминать о нем, но и не вспомнить вроде неудобно…
- Слушай, Катюша, - наконец, заговорила она шутливо, когда Катя собиралась на учебу, - а где наш воскресный гость? Я Кирилла имею в виду.
- Кирилл-то? Да ведь мы расстались, - молвила дочь совершенно ровно.
- Вот как? А… позволь спросить, почему?
- Даже и не знаю. Вернее, это он расстался. Как-то сам собой слинял. Не звонит, вообще никак не дает о себе знать…
- Вот как, - задумчиво повторила Ксения Дмитриевна и быстро сменила тон: - Так я думаю, мы печалиться по этому поводу не будем?
- Абсолютно. Мам, я возьму твой крем для рук?
- Конечно, бери. Ты когда придешь?..
Когда дочь ушла, Ксения Дмитриевна подошла к зеркалу, придирчиво оглядела себя… но думала при этом о непробиваемой Катиной безмятежности. Все-таки это ее немного настораживало.
- М-да, - сказала, наконец, она. – Большие детки…
