Так уж сложилось, что каждый из нас умеет складывать буквы в слова, и львиную долю информации добывает с печатного листа или его аналогов. Нередко к заветным буквам прилагаются и наглядные картинки, призванные пояснять текст, а иногда и приземлять полёт читательского воображения. Называются такие картинки иллюстрациями, и как утверждает Википедия, слово это переводится с позднего английского, как просвещение. Если понимать буквально, то просвещение в поздней Англии осуществлялось в основном по картинкам. Занятно, учитывая, что латинскую грамоту внедрил в культуру Туманного Альбиона, в далёком 9-м веке, их знаменитый король Альфред, а следовательно, просветительские функции должен был выполнять текст, а не прилагаемые к нему миниатюры. Но речь сегодня не о королях и просветительских свойствах иллюстрации, а совсем наоборот — о том, как довольно товарная картинка способна увести читателя далеко в сторону от понимания писательской мысли.
Чтобы не быть голословным, открою любимую свою книжку, с интригующей надписью на обложке «Мёртвые души» и выберу довольно хиленькую по художественному исполнению иллюстрацию, такую, чтобы талант художника не сильно соперничал с гениальностью писателя. Вуаля, вот она — иллюстрация художника Александра Агина, знакомящая нас с предметом чичиковских вожделений — губернаторской дочкой, а до кучи и с её матушкой.
Кстати, красотку рисовал не только Агин. Прошу не сильно удивляться, но это она же, та же самая дочка, та же самая губернаторская, только за авторством Петра Михайловича Боклевского.
Можно было бы с ходу влёт или с места в карьер устроить дебаты, чья дочка пуще, но предлагаю сперва коротко освежить в памяти хоть какие-то о ней сведения, от которых можно отталкиваться при оценке. А для этого не нахожу ничего более подходящего, чем подслушать разговор двух подружек — Софьи Ивановны и Анны Григорьевны, полоскающих в приватной беседе косточки юной красавицы.
- Софья Ивановна довольно эмоционально восклицает: «...она статуя, и хоть бы какое-нибудь выраженье на лице … она мел, мел, чистейший мел.»
- Рассудительная и видавшая виды Анна Григорьевна придерживается мнения совершенно противоположного: «…румянится безбожно … румянец в палец толщиной и отваливается, как штукатурка, кусками.»
Каково? Как быть и что делать честному художнику, обнаружив такие противоречия в техническом задании? Ей богу, можно только развести руками и перенаправить творческие силы на какой-нибудь менее замысловатый объект. Но иллюстраторы поступили профессионально: Агин ограничился меловой белизной лица, лишив его малейших признаков тени, а Боклевский, обнаружив в себе склонность к компромиссам, снабдил общую бледность симпатичной мордашки воздушными намёками на что-то такое/эдакое и придал-таки лицу «какое-нибудь» выражение, пожертвовав во имя искусства мнением взбалмошной (как ему видимо представлялось) дурочки Софьи Ивановны. В этом-то и заключается особенность профессионализма — сдать работу вовремя при любом раскладе, и отлетающие крупные щепки не должны прерывать работу. Но мы-то с вами не на подряде, и времени на «подумать» у нас вагон. Мы народ въедливый и поднаторевший в искусстве докапываться до самой сути, а поэтому, из внешне колких, но тем не менее метких дамских замечаний сделаем верный вывод. А вывод будет таков — приготовьтесь: эту самую бледнолицую и одновременно штукатуренную макияжем особу античные мастера ваяли в мраморе и рисовали на стенках. Немного неожиданно? Пожалуй что так, но белоснежный мрамор, это спрессованный в крепких объятиях матушки-природы кальцит (СаСОз), из которого состоит в том числе и мел, а заглаженная под фреску штукатурка имеет, как нарочно, оптимальную толщину около одного сантиметра или в дамский палец.
Отсутствие выражения на лице статуи прямиком отсылает нас к древнегреческим истуканам, лица которых традиционно выглядят утюгами. И вот тут уже появляется интрига — что это за дочка такая, которой уделяли столько дорогостоящего внимания? Что мы вообще о ней знаем? Оказывается мало чего знаем, кроме, разве что, городских сплетен о намерении Чичикова выкрасть её из заботливых родительских рук, и что в подельники к нему навязался шалопай Ноздрёв. Ну вот, становится легче, ощутимо легче, ведь далеко не многие популярные дамы античности смогли удостоились похищения. Принимая во внимание, что дочку собираются красть целых два представителя мужского пола, вежливо и аккуратно отодвигаем в сторону Европу, и обращаем свои пытливые взоры на Елену, которую похитил, помнится, не какой-то там бык рогатый, а сын самого Посейдона, герой с большой буквы «Т» — Тесей. И провернул он эту авантюру с помощью своего закадычного дружка Пейрифойя, которого к счастью так и не сумел вовремя зарубить своей чудесной фамильной шашкой.
Тот факт, что за литературными героями скрываются совершенно посторонние личности, хорошо объясняет, почему Гоголь так настойчиво отказывался от услуг иллюстратора, видимо справедливо полагая, что поэма, напоминающая своей композиционной структурой вязаный и скатанный в рулон шарф, оставляет читателю хоть и слабый, но шанс найти нужную ниточку, потянуть за неё и распустить весь этот литературный трикотаж. А вот если под ногами будет путаться ещё и художник, то читателю явно несдобровать. Впрочем, Гоголь не слишком надеялся на проницательность своих читателей и, обращаясь к ним, писал: «Вы боитесь глубоко устремлённого взора, вы страшитесь(!) сами устремить на что-нибудь глубокий взор, вы любите скользнуть по всему недумающими глазами». Художники ни чуть не хуже читателей скользнули по тексту глазами, а соответственно, скользнули и их иллюстрации, уплотняя скользящую поверхность и никак не передавая глубокого и жутковатого гоголевского знания.
Итак, в поэме Гоголя, которая кстати сказать не зря названа поэмой, губернаторская дочка внезапно превращается в Елену Прекрасную, а прохиндей Чичиков — в Тесея, но, забегая вперёд, попробую по мере своих сил заинтриговать читателя, сообщив ему, что это только лишь первое волшебное превращение губернаторской дочки, ведь недаром сплетни двух дам, это только сплетни двух дам. Настоящие обличия книжных героев ещё предстоит собрать из отдельных фрагментов, продираясь через густой кустарник подробностей и навязчивых повторений гоголевского текста. А пока иллюстрации двух скользящих художников — Александра Агина и Петра Боклевского, за неимением лучшего, рискну заменить вот такими вот изображениями.
При этом, хочу оговориться сразу: я не великий знаток античного искусства, а потому ориентировался исключительно по надписям под картинками. Допускаю, что полтора часа бесплодных поисков просто вынудили электронные мозги подставить искомое имя наобум — лишь бы отвязался.
Итак, с юной красавицы сброшена одна из её масок, и всё благодаря пересудам двух милых, уважаемых всеми дам. Из чувства глубокой к ним благодарности, я готов бы разоблачить и их самих, но не уверен в том, интересна ли читателю эта тема в принципе. А потому, с верой, надеждой и всем остальным, потирая потные от волнения ладошки, жду ваших комментариев по поводу всего этого безобразия.
Автор: Golos IzZaPechki
