Главное- пАрАдок!
--------------------------------------------------
Старший прапорщик милиции Евменов Василий Никанорович был ветеран. Никто уже не помнил, когда он пришёл в отдел. Их тех, кто помнил, часть на пенсию ушло, а часть уже померли. Как говорится: «Одних уж нет, а те далече».
Михаил Михайлович (по тем временам) взрослым уже пришёл в милицию, имел за плечами четыре года медицинского института, службу в армии и несколько лет в море на судах тралового флота. Его уже многое не удивляло, а Евменович удивлял (так в отделе сокращённо звали Василия Никаноровича).
-Алё! Это кто? – Спрашивал он по телефону Михаил Михайловича.
– Это Джамбанов!-А–А–А! Дай трубку Трубникову, – распорядился Евменыч.
– Слушаю, Трубников!-Трубников, передай Джамбанову пусть он в отдел едет, – удивлял Михаил Михайловича своим распоряжением Евменыч.
«Мог бы лично передать, раз я трубку поднял», – подумал Миша.
Однако, у хитрого Евменыча был свой ход мыслей, выверенный опытом жизненной мудрости. Логика его была проста: «Скажи он Михаил Михайловичу, и знал бы тот о распоряжении Евменыча один, а так Трубников, если что, подтвердит, опять же пусть Трубников знает, что их начальник работает.
Работать Евменыч любил. Он был старой, сталинской закваски человек. Ну, на фронте он не был, а фронтовиков настоящих застал. В шестидесятые годы много их было в отделе. Вот и старшина Буздалин в отделе у них – тоже фронтовик.
Строгий был, требовательный человек, хотя надо, к слову сказать, и очень справедливый. Тот бывало в отдел заходит и сразу с порога:
– Евменов, задержанные есть?
– Так точно, есть товарищ старшина! Полный "обезьянник !"Рапортовал Евменыч.
-Сколько раз тебе говорить, не «обезьянник», а камера временно задержанных, – нравоучительно наставлял Буздалин. – Это советские люди, хотя и нарушители общественного порядка, а вы их – в «обезьянник».
- Виноват, товарищ старшина! – оправдывался Евменыч
– Виноват, виноват! Виноватых бьют! – сурово выговаривал старшина.– В другой раз накажу за искривление терминологии, – выдавал старшина непонятными словами Евменову.– То дежурный орёт: «В обезьянник их всех!» То: «Советские люди!», – Непонимающе ворчал Евменыч.
Однако дело свое делал старательно. Этот старшина Буздалин всё время начальнику отдела нахваливал Евменова, а когда увольнялся, то просил его вместо себя назначить. Хотя грамотёшки у Евменова было маловато – неполных девять классов, но по тем временам, он мог бы дорости до начальника отдела. Евменыч дорос до старшего прапорщика и был в отделе старшиной.
То ли он с Белоруссии был, то ли тетка у него родом оттуда, но в лексике у него было несколько не совсем русских слов.- Где мазательными пальцами? Добавил:- Вот так их медичка? Где медичка? – возмущённо спрашивал Евменыч, войдя в учебный класс и удивлённо тараща во все стороны зенки.
- Какая медичка? Откуда она могла взяться здесь?..- И на стол смотрит… Разве можно женщину на стол положить? – думал Михаил Михайлович, пока кто-то не допёр, что это Евменыч методичку для инструктажа ищет.
-Ты, Джамбанов, поедешь в СИЗО список пересдаСИшь дежурному, – выдавал Евменыч очередное, одному ему хорошо известное и родное слово. Пока новичок вникал, он накрывал его очередным:-Ты что, список сдаСИл? – пытал он Михаил Михайловича.
В отделе новичка до тех пор считали не обтёртым, пока он лексикон Евменыча не осваивал. -А, обкатали молодца! – Говорил кто – нибудь из дежурных, когда тот не озирался беспомощно на перлы Евменыча, а шёл молча сдавал документы, если старшина поручал ему «пересдасить» или отвечал:-Да, если старший прапорщик узнавал, «сдаСИл» ли он документы.
-Эх, Евменыч, Евменыч, жив ли ты, курилка, сейчас? Где ты? Мужики говорили, что после увольнения в Белоруссию, уехал»,– подумал Михаил Михайлович.
Легко с ним батьке Лукашенко. У Евменыча всё в порядке: и бульба «посчЫтана», и лук высушен. Вёз бы он, что ли сюда чего–нибудь…
Заноза
Это случилось в Мурманской областной больнице, когда мне дробили камень в почке в нефрологическом отделении.
----------------------------------------
-А что Вы ему колете? – неожиданно спросила жена соседа по моей больничной палате у процедурной сестры, делающей Олегу антибиотик.
Я по собственной инициативе выписался после дробления камня и некоторой поправки, а у него после первого дробления камень не пошел. Он три дня страдал от дикой боли во время обострения, и вот врач согласился на повторное дробление. Сейчас его «прищучил» болевой приступ, и он звонком вызвал медсестру с обезболевающим.
-Гентамицин мы ему сейчас сделаем, – сказала опытная сестра и ловким шлепком по четверти ягодицы ввела иглу в мягкое место и, наладив шприц, приготовилась безбольно сделать укол.
-Стой! – Резко крикнул Олег. – А теперь аккуратненько вынимайте иглу, мне гентамицин нельзя, у меня на него аллергия, мне делали пробу.
– Но врач в истории написал гентамицин, – парировала сестра, сомневаясь вынимать шприц с иглой из з…… или нет.
-Да! Да!- Мне сказали, что мне гентамицин нельзя, потому что мой организм не воспринимает его, мне делали пробу и у меня на него сильная аллергия, покраснение кожи.
-Что ж, Олег, ты хозяин положения, твое желание для меня закон, – молвила процедурная сестра и вытащила шприц со словами, – вот смотри, я ничего не ввела, как было в шприце два миллилитра, так и осталось.
- Нет! Нет! Если Вы мне не верите, сделайте иголкой от шприца укол на коже и капните вот сюда, – поразив меня своей осведомленностью Олег ткнул пальцем в то место на руке, куда делают внутривенные инъекции.
-Что ты, что ты, зачем мы будем тебе делать пробу, у тебя будет сыпь. Давай я лучше сделаю укол, который тебе делали раньше, – молвила она и ушла в процедурный кабинет.
Пока она ходила, Олег рассказал, как с него на этот раз анестезиолог потребовал за хороший обезболивающий укол на последней операции хотя бы пятьсот рублей.
-Что с Вас за обезболивание берут деньги? – удивился я. – А с меня ничего не брали.
– Сейчас еще что, только пятьсот, а первый раз больше. Ну, да лучше заплатить, чем погибнуть. У нас у женщины двое малых детей осталось, а она погибла от анестезии, что – то не то сделали, – закончил он.
- А я вспомнил, как зав отделением во время моего УЗИ, инструктировал зашедшую в кабинет медсестру, как правильно выдавать и вести учет обезболивающих, чтобы анестезиологи не воровали обезболивающее. Я сложил его слова с услышанным. Теперь понял, воруют и продают.
-Вы бы потребовали чек и договор, – сказал я жене Олега.
- Нет, – сказал сам Олег. – Пусть платит. Лучше заплатить и остаться живым.
-Да, врач предложил заключить договор, но Олег сказал не нужно, – закончила тему жена Олега.
- Да, обезболивание делают бесплатно, и он оба раза должен был чек принести. Это просто он вас «нагрел», – возразил я.
- Что-то болит попка, где Вы укололи гентамицином, – обратился Олег Петрович к вошедшей с новым обезболивающим мед– сестре.
Она ловко сделала ему укол и спросила:
-Тебе занозу в детстве вытаскивали?-Спросила Олега медсестра
-Конечно, конечно,– подтвердил Олег.
-Тогда ты должен помнить, что иногда после пятимиллиметровой занозы по два-три дня болит ранка, а здесь я ввела иголку двадцать пять миллиметров, естественно должно болеть.
- Наверное, на кончике иглы был гентамицин, поэтому и болит, – подумал я и вспомнил, как месестра перед тем как вколоть иглу от шпица в тело, сняла ее и, перевернув, воткнула в шприц наоборот.
- Вот, мастерица»,- мелькнула у меня в голове тогда мысль. Да, что говорить очень все в отделении стараются, только вот анестезиолог всю картину портит своими неблаговидными поступками.
- Я пацаном когда был, то за девчонками в деревянном уличном туалете в дырочку от сучка подглядывал,- начал Олег.- Так вот, чтобы до той дырочки достать глазом, я подставил ящик деревянный, а когда встал на него, так он развалился. И я ладонями как упирался в неоструганные доски туалета вверху стенки, так метра полтора, до самой земли, гладил эти доски. Мне тогда несколько дней эти занозы из ладоней вынимали, у меня опыт большой,– закончил Олег.
- Через пару дней я заходил навестить Олега и заглянул в палату прямо рядом с процедурным кабинетом. Там лежала пожилая женщина, которая поступала при мне и очень боялась, что плохое обезболивание будет во время операции.
-Ну, как лучше? Муж-то ходит к Вам? – спросил я пожилую женщину.
-Болит, но сегодня лучше. А мужа не пускают ни сегодня, ни завтра, карантин,– сказала мне она.
-Не совсем адекватное поведение медперсонала…Пришли бы родственники, принесли питье, фрукты, лекарства, заменили бы психотерапевта больному, пожалели бы его, успокоили»,– подумал я. В тот раз я набрал с мобильника ее домашний телефон, рассказал мужу, как под видом больного, проникнуть в отделение, и был очередной раз удивлен, услышав бабушкин голос.
-Ты мне еще сто пятьдесят рублей принеси, а то не хватает, – инструктировала бабушка своего мужа.
- Это зачем Вам деньги? – спросил я ее.
- Да, вот я просила маску, чтобы не больно было при операции, у меня есть пятьсот, а нужно шестьсот пятьдесят рублей,– ответила она мне.
- Опять,– подумал я, а ей сказал:
- Вы, прежде чем деньги давать скажите, что у мужа на работе оплатят, только Вам нужен будет чек и договор.
– Хорошо. Спасибо за телефон, – поблагодарила она меня, и мне от этого было так приятно!
Только у меня на сердце осталась заноза…
БАБА
Баба – ударная часть ковочного устройства.
(Из толкового словаря Ожегова.)
-Тыд – а – х! Тыд – а – х! – стучит молотком отец, отбивая жало литовки.- Сынок, принеси водички испить, – просит он меня.
–Тебе холодной? – уточняю я.-Холодненькой, холодненькой. Из энтова ведра задень, что я да-
веча набирал, – уточнил он сквозь звуки монотонных ударов молотка.
- Эн – да – а – т! Эн – да – а – т! – Выбивает отец молотком, смахивая время от времени тыльной стороной ладони пот со лба.
На часах 18.45. Папка, придя с работы, выпил кружку горячего чая, снял рубаху, вытер полотенцем пот и сел за работу в ожидании ужина.
День был знойный, и жара не сдавалась. Папка, как мы его называли, в белой майке и штопаных штанах, в больших кирзовых ботинках зашнурованных сыромятным ремешком казался мне огромным сказочным кузнецом. Да и молоток у него был большущим и тяжелым. Он легко и ловко орудовал им. Удары его были короткими и резкими, со стороны казалось, что он не работает, а колдует. Я потом не раз пробовал, у меня так не получалось: то ли я попадал не в то место, то вообще мимо.
-М – м – ы – и – а – а!-Громко замычала Зорька.
Открыв головой дверь, корова бегом вбежала во двор и встала на место привязи, в ожидании «пойла» или «болтушки».
- М – м – н – е – е – е ! – промычала она, с удивлением осматривая присутствующих во дворе как бы удивляясь отсутствию своего ведра.
-Плохая бабка, – сказал отец, бросив работу и вставая с полу-шпалка, на котором было закреплено нехитрое ковочное устройство, изготовленное им лично из старого плоского напильника с одетой на старый наконечник гайкой.
Папка поставил корове ведро с пойлом, а сам взял подойное ведро, вазелин и скамеечку. Он вымыл корове вымя, смазал сосцы вазелином и протер руки специальной тряпкой.
- С – ы – з – з – а! С – ы – з – з – а! – ударили первые струйки молока о дно порожнего подойного ведра.
-Корова легко отдавала ему молоко, чувствуя волю и мягкость его пальцев. И вот уже ведро наполняется молоком.
- Ну – у – у! Балуй! – прикрикнул отец на корову, когда она, увлекшись вылизыванием помойного ведра, сделала шаг вперед.
- Стой, дорогая! Стой, дурочка! Вот уже заканчиваю. Больно тебе? Ничаво, ничаво, щас я тебе травки свежей подброшу…
-С – з – а! С – з – а! – стукают последние струйки о поверхность молочной пены в ведре.
- Ты давай процеживай молоко, да собирай ужин, – распорядился отец сестре Наташе, – а я бабку подправлю и добью косу…
Это не новое для меня слово, как и «ясли», и «карда» вошло в те далекие времена в мой лексикон. И я совсем было уже забыл его теперь через сорок лет.
Однажды, читая толковый словарь натолкнулся на него и вспомнил этот случай из детства. И так стало тепло на душе…
Вот и ты, дорогой мой читатель, почаще вспоминай свой дом, своих родителей. А если есть возможность, то прямо сейчас напиши или позвони им…Им так нужно твое внимание!
Витамины
Смеется жена моей преданности таблеткам от давления, а я, как умная Маша, строго в назначенное время пью их и запиваю настоем боярышника и шиповника.
Серьезное отношение к таблеткам – это из детства. Вот босоногая шантрапа, поднимая пыль на улице, увлеченно претворяет в жизнь детский план на день, и вдруг тишина: увидев медсестру, толпа бросается навстречу маленькой женщине в белом халате:
– Мне витаминку дайте?
– А мне?
– А мне?
– Ага, ему две, а мне одну.
– Мне еще.
– И мне.
И вот женщина в белом халате, исполнив благородную роль медицинского просвещения уличных сорванцов, удалилась восвояси, а мы были счастливы, от удовольствия.
Спасибо этой медсестре. Хотя, никакая она не медсестра была, а санитарочка. Убирала, в амбулатории.
Имя ее может быть Валентина Плотникова, а может быть нет.
Только в моей памяти она осталась не то, чтобы медицинской сестрой, а скорее я бы назвал ее медицинской матерью. Жалко только нет такого медицинского термина. А мы ее любили за доброту.
Я до сих пор вспоминаю вкус этих поливитаминок. Это было какой-то заменой редких для нас конфет. И очень мы тогда ценили эти маленькие радости.
Вот и сейчас в преддверии весны доктор порекомендовал принимать витамины, и мне в аптеке пытались всучить дорогущие с мудреными названиями витаминные добавки неизвестного происхождения. Хотя их состав совершенно не отличается от тех поливитаминок, которыми нас потчевала в детстве железнодорожная медсестра.
И, конечно, я своим принципам не изменил, купил три разных упаковки витаминов: ундевит, аскорбиновую кислоту и еще что-то. И что вы думаете: принимаю их с удовольствием и на вкус они отменного качества. А пользы- больше, чем от аптечного, коммерческого «комбикорма».
---------------------------------------
Вот и вам, если придется, советую поддерживать российских производителей витаминов.
Бабака
Почему-то наш отец ее не любил. Она угощала нас конфетами, печеньем и пряниками. Когда только на-чали появляться телевизоры, Бабака приобрела его одна из первых. Мы всей гурьбой ходили к ней «на телевизор».
Жила Бабака в маленькой саманной землянке, размером четыре на пять метров, разделенной печкой и деревянной перегородкой. Взрослый ее сын – Валентин, работал водителем, был добросовестным работником, зарабатывал неплохо, поэтому их семья могла себе позволить купить телевизор.
Бабака была очень набожной, и отец ее за глаза называл «попом», сам он сильно сквернословил и не очень-то верил в Бога.
Бабака обладала всякого рода информацией и говорила порой в слух больше, чем полагалось женщине по этикету, как считал отец. Отец не терпел даже намеков на возражения со стороны женщины.
Бабака с войны жила одна. И практически все хозяйственные вопросы: уголь, дрова, проводка воды в огород, забота о козе и птицах лежала на ее плечах. Одна она принимала решения, куда использовать деньги из своего скудного семейного бюджета. Несмотря на то, что сын был уже взрослый, Бабака была властью в своем доме. И могла себе позволить по каким-то вопросам спорить с отцом.
Это отца бесило.
Бабака была нам дважды родственницей. Она была тещей младшего брата моего отца – дяди Вани и бабушкой трем его дочерям. Кто-то из этих моих двоюродных сестер в детстве и назвал ее Бабакой.
Отец отрифмовал это слово с «собакой».
Они были заклятые враги.
Жизнь у дяди Вани не удалась. Жена его – тетя Нюра, была угрюмой с виду, казалась все время недовольной, постоянно бранилась на него. Отец считал виноватой в этом Бабаку. Сильно не разбираясь в нюансах их отношений, он заявлял:
– Это Захариха во всем виновата, лезет не в свое дело, придет набздит, а они потом скандалят.
Жила она с нами по соседству, ее дом на улице имел номер третий, а наш пятый, т.е. через плетень.
Кстати, про плетень. Как-то раз, а было мне лет 8, увидел я у Бабаки во дворе кучку доски дюймовки.
«Вот, думаю, Валентин возил на «сторону», да себе скинул кучку. Дайка я приятное сделаю отцу, он придет, а у нас во дворе – доски. Вот обрадуется-то!»
Сначала штук пять перебросил через плетень к себе во двор, а потом решил, что этого мало и добавил еще пяток. За этим занятием Бабака меня и застала. Я был готов сгореть со стыда, а она принялась меня совестить: -Это же Ванины доски, он их на базе выписал, деньги уплатил, а Валентин их завез сюда.
Конечно, красть нельзя. Вернул я доски обратно. Странно, но, собира-ясь взять доски, я свои действия за кражу не считал.
В передней части рта у Бабаки было очень мало зубов, только клыки. Теперь я понимаю, что она была похожа на Дракулу, только в возрасте. Бабака была самокритична и в разговоре с молодежью говорила:-Вот вы молодые, красивые, а я уже старая, на Ублезьяну похожа.
Одним из грехов, который отец приписывал Бабаке, это то, что она ру-гала тетю Груню за то, что та вышла замуж за моего отца на такую ораву детей. И Груня, в конце концов, поддалась влиянию Бабаки, и ее союз с отцом распался.
Бабака была не права, Между Груней и отцом были какие-то чувства. Женщина к отцу была не равнодушна, и потом они с отцом сходились опять.
Много было еще в моей жизни случаев связанных с Бабакой, но сейчас в голове их нет.
Она умерла, когда я уже служил, и меня не было на станции. Но у меня до сих пор в ушах ее голос, как будто она рядом... Какое то далекое тепло от памяти о ней.
Гонялка
Утих буран, на улице установилась благодать. Твердый наст из снега хрустел под ногами, и воздух казался необыкновенно свежим, дышишь и
не надышишься. Синички со своим пением атаковали кусочек сала, подвешенный в палисаднике к ветке старого тополя, а в загоне захлебывалась лаем на корову маленькая каштановая дворняжка по кличке Пират.
-Ну, будет тебе, – не зло прикрикнул на нее папа и, взяв корзину, ушел на задний двор, чтобы надергать сена скотине.
Сегодня меня эта участь миновала, я был занят другим. Старший брат Иван по моей просьбе добрался до гонялки и готовил ее мне для катания.
За теплые сезоны полозья у гонялки заржавели и не скользили. Согнутая из цельного прута гонялка представляет собой некое подобие санок, а если она была удачно смастренена, то превосходила санки и по удобству и по маневренности.
- Ген, давай мы сегодня поменяемся гонялками, – предложил я соседскому парню, моему уличному товарищу Генке Осипову.
-Наша гонялка была массивной и неуклюжей, сделана из прута двадцатки и весила прилично. Для моего веса и снежного наста тяжеловата и проваливалась, отчего не так хорошо скользила, как у Осиповых.
У Геныча – легкая, сделанная из шестнадцатого прутка, верткая, потому, что задки подогнуты так, что при развороте в движении гонялка легко ехала назад. Генкина гонялка была предметом зависти всех ребят.
-Дам, Ли ты не будешь на ней далеко ездить,– согласился Гена
и я поспешил воспользоваться его согласием.
Три–четыре толчка и я стремительно понесся, на гонялке, словно на коне. С вихрем я покатил под уклон от Пашковенкова двора к Ейкину! Грудь мою распирало от радости, а в голове хороводились радужные мечты о собственной быстрой гонялке. Ваня обещал мне сделать такую же.
-Ты куды, холера, так гонишь? – Урезонивала меня тетя Настя Ейкина, – Едь потише, упадешь, башку в кровь расшибешь и ворота мне попортишь. А я, задыхаясь от радости и быстрого бега во время разгона, в секунды долетел до тупика и лихо, развернувшись, припустил обратно.
-Хватит, хватит! Бери свою скрипелку, – остудил мой пыл Гена. – Ох, и тяжелая она у тебя!– съязвил он.
-Солнце радостно светило, а снег искрился в его лучах и скрипел под полозьями наших гонялок. Мне захотелось пить и я, помня, что холодное утоляет жажду, приноровившись, лизнул свою гонялку. Язык тут же прилип к холодному металлу, взявшему меня в плен.
-Не надо, не надо лизать железо, язык прилипнет! – запоздало начал меня поучать Генка…
На этот раз его опыт не пригодился. Я дернулся, оторвал язык, оставив с кровью на прутке верхний слой кожи с языка. Во рту было больно и сильно щипало язык от соленых слюней. Плакать не полагалось, и боль притупила превосходство надо мной Генки, с его классной гонялкой.
Кататься мне расхотелось, и я пошел домой, с трудом толкая перед собой тяжелое орудие утехи.
- Вот, вот, тише едешь – дальше будешь, – назидально заметила тетя Настя Ейкина, увидев, как я неспешно катил домой на гонялке.
Гонялки тогда нам заменяли сноуборды.
-----------------------------------
*- Гонялка- это самодельной приспособление для катания по снегу.
Предыдущая часть:
Продолжение:
