Лютый в этом году выдался январь. Сразу после Рождества начались морозы. Глянешь на улицу, хорошо-то как! Солнышко светит, снег искрится, иней на деревьях. В такой день не усидеть дома. А выйдешь на улицу, мороз под пальтишко на рыбьем меху мигом проберется. Вроде и воздуху не хватает. Вдохнешь раз - другой, и рот варежкой прикроешь. Мороз с воздухом хочет внутрь забраться. На ресницах иней откуда не возьмись появится, глаза вмиг слипаться начнут.
Нет, не дело по такой погоде гулять. Словно мышки в норках все по своим избам попрятались. Какие уж там святки, какие гулянья. Дома печку что топишь, что не топишь, все одно холодно. С вечера ведро с водой на полу оставишь, а утром смотришь, сало там плавает.
Вечером Фрося пришла из хлева, корову доить ходила.
- Ой, руки не валандают. Замерзла вся на нет. Бедная Зорька, как бы вымя не обморозила. В хлеву то что на улице. А мороз крепчает. Чего делать-то Иван? У куриц все гребни побелели.
- А достань-ка ты шаль клетчатую, шерстяную, которую с тулупом накидываешь. Нечего ее беречь. Оденем сейчас корове.
Фрося с удивлением посмотрела на мужа. Рехнулся он что ли совсем. Как это шаль корове оденет.
- Давай, давай, чего уставилась. Да веревочку тоненькую принеси. В сенях на гвоздике висит.
Шаль Фрося принесла, на печку кинула, чтобы согрелась с мороза. Пошли Фрося с Иваном в хлев. Накинули на Зорьку шаль, сколько хватило. На веревочку снизу завязали. Стоит коровка принаряженная.
- Вот, теперь ей теплее будет. А я сейчас еще соломки ей побольше подкину, чтобы и снизу теплее было.
Иван подбросил на пол хорошую охапку соломы.
- Ну вот, ложись, Зорька. Так-то оно лучше будет.
До самого Крещенья так и морозило. Ослабит мороз чуть-чуть, даст вздохнуть, да снова ударит. Любка в эти дни на работу в контору свою не ходила. Председатель поблажку сделал. Пока девка доковыляет, так обморозится вся. Пусть уж дома лучше сидит.
Дома и зимой всегда заделье найдется. Сидит Фрося у прялки, шерсть прядет. Хорошая у нее нитка получается, тоненькая, ровная, без клочков. А Любка из этой пряжи носки да варежки вяжет. Товар ходовой в такие морозы. В город бы везти продавать это добро, да холодно. Десять верст до города. Вроде и не больно далеко, да в холод не пойдешь пешком.
Сидит как-то Любка, вяжет очередной носок, да Фросе рассказывает книжку, которую недавно читала. Мать слушает, удивляется. Вот ведь как люди живут. Кто-то затопал в сенях, дверь открылась, ворвалось морозное облако с улицы, а за ним Фирка, вся белая. Волосы, выбившиеся из под платка, ресницы, воротник отцовской шубейки.
- Фирка, тебя чего, из дома выгнали. В такую то стужу.
- Надоело дома сидеть, слушать как мать с отцом ругаются.
- Чего им делить то? Вот не живется. - вздохнула Фрося.
- Знамо, чай из за чего. Отец мать все ругает, что одних девок принесла. Совсем уж из ума выживает.
В который раз она начала пересказывать, что отцу парня надо было. Каждый раз, как появлялась на свет сестра, грозился он, что выгонит мать из дома со всем бабским отродьем. Уж сколько лет никто не появляется, а ругань так и не прекращается.
Любка прервала рассказ подруги.
- Да ну их с руганью. Ты лучше расскажи, как ты после хвори, совсем оправилась?
- Да вроде все прошло, кашлять еще кашляю, но не так тяжело, как до этого было. А ты-то Любонька как. Чего про Алешку-то слышно.
Люба потупилась. Сама того не подозревая, Фирка разбередила опять ее душу.
- Да ничего, подруга. Сгинул Лешка. Видно так только, поиграть со мной хотел. Я уж и не думаю о нем больше.- Любка вздохнула и поправила себя. - Стараюсь не думать.
Но все когда-то заканчивается. Прошли и морозные денечки. Люба вновь стала ходить на работу. Однажды в кабинете председателя колхоза раздался телефонный звонок. Единственный телефон был установлен там. Председателя, как обычно, не было на месте. Где-то катался на своей лошадке, в саночках, закутав ноги в овчинный тулуп. Сам проверял , что натворил мороз на фермах, в хранилищах.
Женщина бухгалтер неторопливо поднялась, прошла в кабинет. Вдруг там что-то срочное. Вон как телефонистка трезвонит. “Алле” откликнулась она в трубку. Потом только кивала головой.
- Да, работает такая у нас. Да, да. Так и зовут. Да я сейчас позову ее.
- Люба! - закричала громко бухгалтерша, - иди скорее, тут тебя разыскивают.
Люба испуганно вскочила. Кто мог ее разыскивать по телефону. Ей даже страшно стало. Ничего хорошего от неожиданных звонков ждать не приходилось. Трясущимися руками она взяла трубку. Ей еще ни разу не приходилось разговаривать по телефону, некому было ей звонить.
- Я слушаю. - охрипшим от волнения голосом прокричала она.
- Люба, Любаша! - послышалось из трубки. - Это я, Алексей. Слава Богу, дотункал, как тебя разыскать. Я ведь даже фамилию у тебя тогда не спросил. Ты меня не ругай, что я пропал. Меня отправили в область, на месяц учиться. Новую кинопередвижку будем получать. А в городе совсем другая киноустановка будет. Не теряй меня. Я приеду сразу, как смогу.
Алексей волновался. Он знал, что время у него ограничено. Поэтому и торопился все рассказать Любке, перескакивал с одного на другое. Слышно было плохо. В трубке что-то трещало и пищало. Половину слов было невозможно разобрать. Но то, что надо было, Люба поняла. Алексей не забыл ее. Сейчас он учится. А как закончит учебу, приедет к ней.
Связь прервалась на полуслове. Девушка погладила трубку рукой и осторожно положила. Она постояла еще какое-то время, вдруг телефон зазвонит снова. Когда Люба вернулась на свое место, две пары глаз вопросительно уставились на нее.
- Кто? Это кто тебе звонил? - спросили женщины в два голоса.
Девушка замялась. Она подбирала слова, чтобы ответить.
- Знакомый. - ответила она, так и не придумав, как бы покрасивее соврать.
- Ой, Любка! Ну и тихушница. Парня завела и помалкивает. Да ведь не в районе, а в области. И где ты только подцепила его. Никуда не ездила. Да и сюда никто не приезжал.
- Я вам потом все расскажу. А пока и сама ничего не знаю. Нечего рассказывать. - пообещала девушка любопытным сотрудницам.
Домой Любка летела словно на крыльях, если можно так сказать о хромающем человеке. Ей не терпелось поделиться своей радостью с Фросей. Девушка знала, что мать переживает из-за нее. Отец молчит. Женщины ему ничего не рассказали раньше времени. Он и не знает ничего.
Дома был только отец. Он сидел, варил нитки, чтобы подшивать валенки. Несколько суровых ниток было скручено в одну и закреплены на гвоздике в стене. Иван в руке держал обрывок кожи от старого хромового голенища, в который вложен кусок сапожного вара. Отец старательно натирал этим варом нитку, чтоб была крепкая, не пронашивалась.
Увидев вошедшую дочку, он улыбнулся ей.
- Матери-то нету. Ушла куда-то к бабам языком почесать. А я вот валенки подшивать собрался. Ох, хороший вар нынче летом купить сумел. Ниткам сносу не будет. Ты, Любанька, если мать не будешь ждать, то сама там управься. А то жди, вместе вечерять будем. Мать то уж, чай, скоро придет.
- Я подожду, тятенька.
Люба с нетерпением ждала мать. Надо же ей сегодня было уйти на посиделки. Потом сама же себя одернула. Вот и хорошо, что ушла. А то все печь, да скотина, да приборка. Пусть хоть отдохнет от домашней суеты. Хотя ведь и на посиделки эти Фрося никогда не ходит без заделья. Вот и сегодня прялку или вязанье с собой взяла.
Мать и вправду пришла скоро. Хотя Любе показалось, что ее не было целую вечность. Втроем сели ужинать. После еды отец вновь принялся варить нитки, а Люба подсела к матери.
Тихонечко, чтоб не услышал отец, она рассказывала о звонке, заставившем ее сердечко биться чаще.
- Мамонька, мне ведь сегодня Алексей звонил. Я поначалу чуть не обмерла, когда бухгалтерша меня позвала. Сказала, что меня ищут. Испугалась.
Она рассказывала, старалась не пропустить ни слова из состоявшегося разговора. Сокрушалась, что было плохо слышно. В некоторых местах и не поняла, чего он говорил.
Фрося обняла дочку, прижала к себе.
- Вот и ладно. Зря ты переживала. Я ведь слышу, как ночами ворочаешься, не спишь. Из-за чего девки ночами не спят. Из-за парней. Забот-то больше нету у них. - Тихонько засмеялась Фрося.
- Эй вы, чего там шепчетесь. Какие такие секреты у вас. - подал голос Иван.
- Да мы о своем, о бабском. А тебе старому только бы подслушивать. - откликнулась Фрося.
Еще был один человечек, с которым хотелось поделиться своей радостью Любке. Конечно же, подружке хотелось все рассказать.
Утром, перед работой, Любка решила забежать к Фирке. Ну не терпелось ей поделиться. Казалось, что радость ее вот-вот начнет выплескиваться через края, если она обо всем не расскажет Фирке. Зашла по пути, хоть несколько минуток побудет у нее.
Оказалось, что почти вся семья была дома. Не было только Егора, отца семейства. Младшие сестры собирались в школу и тихо о чем-то спорили о своем. Тетка Вера, мать Фирки, что-то делала на кухне. Фирка тоже была там. Вера выглянула из-за занавески, чтоб посмотреть, кто пришел.
= А, Люба, проходи, проходи. Фирка иди, к тебе подружка пришла.
Люба заметила под глазом у Веры расплывшийся синяк.
- Тетка Вера, это где ты удосужилась? -без всяких церемоний спросила девушка.
- Да где, муж любимый поставил вчера. Сама не знаю за что. Хотя знаю, за грех мой. Я ведь, Любка, Егора-то от матери твоей отбила. Гуляли они. Мне он тоже глянулся, вот и отбила. Молодая была, глупая. Потом мне Бог детей долго не давал, а уж потом посыпались, да все девки. Вот и вымещает Егор на мне злобу свою. Не люба я ему. А деваться=то некуда. Так и живем, мучаемся.
Вера горько вздохнула.
- Ладно, лишнего я тут наговорила. Не надо бы тебе это знать. А может и к лучшему. Фросю уберегла от беды. Она вон за Иваном теперь как за стеной каменной. Не бита, не ругана. А тут кто знает, как бы получилось. Тоже вон девку родила. Женился бы на ней, тоже бы бить начал.
Только сейчас дошло до Любки, почему мать всегда обвиняла Веру во всех ее бедах. Ей расхотелось рассказывать при Вере про Алешу. Побыла еще пару минут, сказала, что зашла ненадолго, подругу проведать. На работу надо идти.
Дорогой Люба думала, вот вышла бы мать за Егора, был бы он ее отцом. Даже от такой мысли ей стало нехорошо. Вечно угрюмый, на что-то сердитый Егор еще в детстве пугал Любку. Посмотрит бывало из-под нахмуренных бровей и хочется сразу спрятаться, не попадаться ему на глаза.
Вечером, когда ложились спать, Любка позвала мать.
-Мам, полежи со мной, погрей меня.
Отец засмеялся.
- Любка, тебя уж женихи должны греть, а ты все мамку зовешь.
- Скажешь тоже, тятенька. Где мне их женихов то брать. Никто на меня не зарится.
Иван ругнул себя. Вот ведь старый дурак, задел девку за больное. Знает ведь, что переживает она из-за своей хромоты. Отец не знал, что душа его дочери была переполнена радостью. А о хромоте своей она даже не вспоминала.
ПРОДОЛЖЕНИЕ читайте здесь:
Начало рассказа читайте здесь:
