Утром Любка проснулась от того, что мать подойником загремела. Достала чугун из печки с теплой водой, черпала ее ковшиком и выливала в ведро. Дзынь да бряк, дзынь да бряк. Со сна девка даже не поняла, чего это там бренькает. А потом рассмеялась.
Любка села на кровать, поставила ноги на пол. За ночь пол совсем остыл, даже половичок не спасал положения. Зябко поежилась и побежала, переваливаясь, на цыпочках к печке за валенками. Сунула босые ноги в их уютное тепло, заглянула за занавеску на кухню.
- Ты чего это вскочила, такую рань? Спи еще.
- Мама, с Новым годом тебя! Весь новый год вы вчера с отцом проспали.
- Ох дитятко, нам что новый, что старый все одно. Пришел да пришел. Чему радоваться. Придумали праздник.
- А я сидела у окошка, ждала, когда придет, а он прошел, как будто и не был.
Ефросинья засмеялась.
- Придумщица ты у нас. Ишь придумала, новый год она ждала. Иди уж одевайся, коли встала. Чего в одной рубахе стоишь, стынешь.
Мать посмотрела вслед и снова сжалось ее сердце. Новый год она ждала. Придумывает все. Ждала, что может девки за ней зайдут, позовут с собой в клуб. Да никто не зашел.
- Любка, а чего Глашка к тебе не ходит. Давно уж ее не видно.
- Простыла она, хворает. На неделе в лес с отцом ездили, дрова готовить. взопрела вся, а потом, как обратно шли, ее и продуло видно. Который уж день лежит, не встает. Кашляет. Фельдшерица приходила, лекарства дала какие-то. Говорит поправится, девка сильная.
- Ты пойдешь на работу, так молочка ей парного занеси. Мать то ее говаривала, что корова у них в запуске. Пусть тепленького попьет.
Фрося надела фуфайчонку, повязала платок на голову. Темно еще на улице. И месяц ушел. Хорошо фонарь у нее всегда на припасе. Да и как без него зимой. Что утром доить, что вечером, все одно темно. Иван с вечера сено с сеновала скинул, Фрося взяла охапку, положила в ясли. Зорька потянулась к хозяйке. Та вытащила из кармана ломоть хлеба, посыпанный солью. Зорька съела его в один миг и снова полезла в карман.
- Ладно, ладно тебе. Нету больше. Вот Иван пойло тебе принесет, с ним и хлебушка тебе пришлю. Стой, Зорька, стой.
Корова повернулась к яслям, обиженно сунула свою морду в самую середину, выискивая что-нибудь повкуснее.
Фрося присела возле нее на маленький стульчик, намыла вымя, вытерла насухо тряпочкой. Заплясали белые струйки, зазвенели по дну все глуше, глуше. Только пенка поднималась. Фрося вздохнула. Поздно нынче коровка обгулялась. Вон уж Рождество скоро, а она все еще не в запуске. И как они проглядели ее. Сбавила сильно. Да и как не сбавит, на сене да воде не много надоишь.
Дома уж и Иван проснулся, и Любка припасала хлеб на стол. Пока Иван ходил к скотине, поил ее да обихаживал, к завтраку все было готово. Фрося перекрестилась на иконы в Красном углу. По первости ругалась она на мужа.
- Безбожник. Есть садишься, лба не перекрестишь. Рука что ли отвалится.
Постепенно смирилась с этим. А отец потом и Любку учить стал, что враки все это. Фрося же наоборот старалась приучить свое дитя к христианским обычаям. Девочке трудно было понять, почему мать и отец учат ее разному. Умная девчушка быстро смекнула. Случалась в ее жизни нужда, она вспоминала про Бога, даже молитвы читала. Но потом напрочь забывала про все молитвы. И не вспоминала о них до следующей нужды.
Быстро позавтракали, стали на работу собираться. Иван и плотником, и столяром в колхозе работал. Уходил с утра в столярку при ферме. Работы хватало и зимой, и летом. Любка шла в свое правление. Только Фрося с утра никуда не торопилась. Иван не отпускал ее зимой работать.
-Нечего морозиться ходить. Всю весну да лето без роздыху вкалывала как ломовая лошадь. Зимой хоть отдохнешь от колхоза. А работы и дома много.
Поэтому и спала Фрося зимой подольше, чем другие бабы. Те уж печки истопили, а она еще и не начинала.
Любка прихватила крынку молока, завязанную сверху тряпицей, пошла к подруге своей. Семья ее жила по пути на работу, так что можно и посидеть немного. Фирка лежала на топчанчике возле печки, укрывшись стеганым одеялом. Три её сестры спали на полатях. Так уж получилось, что четверо детей было в семье и все девки.
Так уж хотел отец помощника для себя и еще родили бы, да не получалось больше. Поэтому и поколачивал папаша мать своих детей, считал, что она виновата. Назло ему только девок приносит.
- Как ты, Глашенька? Получше ли тебе?
Фирка просипела не своим голосом, что вроде полегчало ей. Спала сегодня всю ночь. Видно на поправку пошла.
- Я вот тебе молочка принесла парного. Попей пока тепленькое. А остатки я в печку суну, пусть горячее будет, потом попьешь. Для горла горячее то хорошо будет. Да сама пей, девкам своим не оставляй. Они, кобылы, и без молока хорошо бегают.
Фирка горестно усмехнулась. Если и есть среди них кобылы, то это она, а уж никак не ее маленькие худенькие сестры. Любка напоила подругу молоком, сунула крынку в печь за заслонку.
- Пошла я. Выздоравливай. Я ужо зайду вечером.
В правлении сидело еще две женщины. Да сам председатель колхоза. Он редко бывал на месте. Зимой разъезжал на серой кобылке в резных саночках, а летом саночки менялись на тарантас.
Женщины что-то обсуждали. Девушка сначала не прислушивалась, о чем они говорят. Обе были старше ее, и обсуждали чаще всего своих мужей да детей, а то и просто сплетничали о соседях. Но оказалось, что говорят они в этот раз о более интересном. С самого утра сегодня позвонили из района, что в деревню приедет кинопередвижка. Надо срочно написать афиши и расклеить их.
Такие афиши расклеивали обычно на клубе, в красном уголке на ферме и на магазине. Надо было это сделать быстро, чтобы все жители успели увидеть. Женщины одновременно повернулись к Любе.
- Ты у нас лучше всех пишешь. Пиши давай.
Из своих тайников одна из них вытащила три больших листа бумаги. Любка не заставила себя уговаривать. Она старательно выводила буквы Кино “Девушка с характером” внизу помельче обозначила когда этот фильм будут показывать. От усердия она даже вспотела.
- Да ты у нас мастерица. Смотри, как хорошо получилось. - восхищались женщины.
Любка и сама осталась довольна своей работой. Потом ее, как самую молодую отправили расклеить эти афиши. Любка шла по заснеженной улице. Она редко ходила вот так, можно сказать без дела. А тут в руках рулончик с бумагами. Вот и заделье. Не просто так разгуливает.
В обед Любка рассказала матери, что сегодня в клубе кино показывать будут.
- Давай, мама, сходим в кино.
- Да ты что, какое кино. Куда я старуха пойду. Иди уж ты сходи, а потом мне все расскажешь.
- Эх, Фирка не вовремя захворала. Так бы мы вместе с ней сходили. А одной я даже не знаю, как идти.
- Чего не знать-то. Билет купишь да сиди посиживай. И дела тебе нет ни до кого. Привыкай. Нечего от людей шарахаться. Они к тебе не идут, так ты к ним иди.
Фрося по обыкновению начала наставлять свою дочь. Ведь не дело сидеть молодой девке взаперти. Что, что хромоногая. Ведь не уродина какая. Личико, вон, у нее какое чистенькое да басенькое. Да все при ней. Сама она стала подруг сторониться, перестала гулять с ними ходить, вот и отступились они от нее. Чего звать, если не выходит.
Люба слушала мать. В душе даже соглашалась с ней. Проще всего обидеться на всех. Нельзя быть затворницей в двадцать лет. Но как переступить через себя.
- А я, мам, и вправду пойду одна. Не съест же меня никто. Кинопередвижка так редко приезжает. И кино новое, говорят, что интересное.
- Вот и правильно. Да оденься понаряднее, платочек пуховый беленький на голову повяжи. И сапожки белые фетровые , чего они лежат новехонькие, моль уж того гляди съест.
Когда Любка ушла после обеда на работу, Фрося засуетилась, вытаскивая наряды. Они с Иваном денег не жалеют на нее. Все-то у девчонки есть. Счастья вот только бы еще ей. А как его счастье то найти, если дома сидеть, не купишь его. Не придет, не постучится в дверь. Искать его надо, звать.
Вечером Фрося залюбовалась на дочку, когда та перед выходом из дома, гляделась на себя в зеркало. Любке и самой понравилось то, что она увидела.
- Пошла я, мама - с порога сказала дочка, засовывая денежку в варежку, чтобы не потерять.
- Иди с Богом! - Перекрестила ее Фрося.
К клубу уже тянулись ручейки людей. У крыльца стояла стайка парней, курили, смеялись. Любке казалось, что смеются они над ней, захотелось вернуться обратно, в тишину своего дома. Но нет. Девушка решительно шла вперед. За собой она услышала перешептывание “Вот это хромоножка. Смотри-ка какая стала”.
Девушка зашла в клуб. На большом столе уже стоял киноаппарат, на стене висело белое полотно экрана. Любка подошла к киномеханику, сняла варежку, протянула деньги на вспотевшей руке. Киномеханик, молодой парень, взял денежку и внимательно посмотрел ей в глаза. От этого взгляда девушка смутилась, щеки ее вспыхнули огнем, захотелось повернуться и убежать. Парень протянул ей голубой билетик и всего на несколько секунд задержал ее руку в своей руке.
Этих секунд Любке хватило, чтобы у нее закружилась голова. Она выдернула руку, повернулась и пошла к расставленным скамейкам.
- Вот и все- думала она обреченно. Сейчас он увидит, как я хромаю и испугается.
Только девушка уселась на скамейку, мальчишки-помощники побежали тушить лампы, оставив одну , возле аппарата.
Тихо затрещал движок. Вначале шел киножурнал. Но Любка даже не смотрела на экран. Все вспоминала тепло чужой мужской руки. И даже ругала себя за то, что так поспешно выдернула свою руку. После журнала начался фильм. Но Любку уж совсем не интересовала судьба шустрой девушки Кати Ивановой с Дальнего Востока. В голове у нее крутилась собственная лента.
Перед окончанием фильма кто-то подсел к ней .Любка повернула голову. Это был тот парень-киномеханик. Он наклонился поближе к ее уху и прошептал, чтоб она не уходила сразу из клуба, дождалась его. Любка только головой кивнула в ответ.
Любке казалось, что это сон, а не явь. Идет она рядышком с парнем, которого зовут Алексей, о существовании которого она даже не подозревала часа три тому назад. А сейчас идут, разговаривают, он рассказывает о себе, а ей хочется, чтоб дорога до дома стала длиннее.
Продолжение читайте тут:
Начало рассказа читайте здесь: