Предыдущая часть:
Первая часть:
Парижская карьера Мухи достигла пика во время подготовки к Всемирной выставке 1900 года.
На этой выставке был триумф стиля ар-нуво и электрической лампочки, изобретенной менее чем за три десятилетия до этого Томасом Эдисоном. Дворец электричества, освещенный тысячами лампочек, был буквально одним из самых ярких моментов выставки.
Другим был павильон американской танцовщицы Лои Фуллер, известной как «Электрическая фея», которой удалось объединить электрическое освещение и ар-нуво в номере, с котором она выступала по сцене, развевая вуали, так чтобы создавались криволинейные узоры.
Вскоре после этого, опасаясь, что электрические лампочки могут потерять свою новизну, она попросила Марию Кюри сделать ее радиоактивной, чтобы она могла светиться в темноте без помощи проводов и вилок.
Лои Фуллер была увековечена изысканными лампами в стиле ар-нуво Рауля Ларша и слегка ироничными литографиями Тулуз-Лотрека.
Для плакатов, рекламирующих ее выступления в «Folies Bergère», она обратилась к Шере, а не к Мухе, который, несомненно, больше подошел бы для этой задачи.
Тем не менее, примерно в это время у Мухи были более чем заняты дела.
Австрийское правительство стремилось эксплуатировать престиж самого известного подданного императора Франца-Иосифа, проживавшего в Париже.
Мухе было предложено выбрать картины для австрийского раздела выставки.
Его также пригласили спроектировать павильон для недавно аннексированных провинций Боснии и Герцеговины. Приняв этот проект, Муху можно было бы обвинить в соучастии Габсбургам в угнетении славянского народа, но сам он видел это иначе:
Я снова писал историческую картину, но на этот раз не о Германии, а о братском славянском народе. Описывая славные и трагические события ее истории, я думал о радостях и горестях своей страны и всех славян. И вот, еще до завершения южнославянских фресок, я уже определился с будущим большим произведением, которому суждено было стать «Славянской эпопеей», и видел в нем великий и славный свет, сияющий в душах всех людей.
Помимо работы для австрийского правительства, Муха предоставил дизайн Houbigant Parfum для выставки.
Это был момент величайшего триумфа Мухи.
Однако, оглядываясь назад, он прокомментировал: "Я не могу восторгаться этими славными днями. Единственным моим воспоминанием при упоминании Всемирной выставки является и будет изнеможение, крайняя усталость".
После того, как стиль ар-нуво достиг своего зенита в 1900 году, мода на него быстро прошла, и к следующей крупной международной выставке в Турине в 1902 году стало очевидно, что наступила другая эпоха.
Ар-нуво был роскошным и элитарным стилем, который, в отличие от своего преемника ар-деко, не поддавался дешевому подражанию и массовому производству.
Стиль Мухи представлял собой формулу, которой легко могли подражать менее талантливые люди, но с неприятными результатами.
Муха способствовал популяризации и вульгаризации своего стиля, опубликовав иллюстрированную книгу декоративных рисунков и мотивов под названием «Documents Décoratifs».
Как он выразился: "предприимчивые издатели продали эти произведения школам и библиотекам почти всех стран Европа, и я думаю, что она внесла некоторый вклад в привнесение эстетических ценностей в искусство и ремесла".
Предсказуемым результатом стала эпидемия плагиата, и во время Всемирной выставки Мухе пришлось потратить много времени на искоренение имитаций его работ.
Мое искусство было в моде, оно проникло на фабрики и в мастерские, различные предметы в "стиле Мухи" постоянно изымались на выставке, чтобы защитить оригинальные образцы от подделок.
К 1906 году художнику, должно быть, стало совершенно ясно, что "стиль Мухи" вышел из моды в Париже, следящем за модой.
Годом ранее "фовисты" ворвались парижскую художественную сцену на Осеннем салоне своим грубым и напористым стилем, по сравнению с которым его плакаты, должно быть, выглядели изнеженными и старомодными.
В следующем году Пикассо заложит один из краеугольных камней современного искусства своей революционной картиной «Авиньонские девицы».
На горизонте маячил кубизм, а также футуризм с его лозунгом «Убей лунный свет» и презрением ко всему, что представляет собой конец века.
Мухе пришло время уезжать из города, и он отправился в Америку в поисках прибыльных портретных заказов и преподавательских должностей.
