Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Ну - со свиданьицем в новом году, дорогие обязательные и необязательные члены нашего келейного клоба, перешедшего отныне в режим заведения нерегулярного, лишённого постоянного режима работы, но всё же покамест действующего. Нынче у нас очередная публикация - страшно подумать! - аж четвёртого сезона нашего, не ведающего ни краёв, ни пределов, документального эпоса-эссе, в котором мы запросто можем переноситься на 200 лет назад, открывая для себя персонажей новых и встречаясь со старыми, конечно. И, как и обещал в декабре, следом же приступим к новым "прибавленiямъ", на сей раз полностью соответствующим названию цикла.
Что мы там говорили в декабре? "Месяц триумфа "Бахчисарайского фонтана"? Ну, в таком случае, назовём январь "месяцем совершеннейшего, возведённого в абсолют триумфа". Только уже не поэмы, а самого автора. Началось победоносное шествие по Империи "Чорной шали". Слово москвичу Александру Яковлевичу Булгакову (куда же без него, либо без его брата?)
Ты, верно, читал роман или песню молдавскую «Черную шаль» молодого Пушкина; некто молодой аматер Верстовский сочинил на слова сии музыку, не одну и ту же на все куплеты, но разную, в виде арии. Занавес поднимается, представляется комната, убранная по-молдавански; Булахов, одетый по-молдавански, сидит на диване и смотрит на лежащую перед ним черную шаль, ритурнель печальную играют, он поет: «Гляжу, как безумный, на черную шаль», – и проч. Музыка прелестна, тем же словом оканчивается; он опять садится, смотрит на шаль и поет: «Смотрю, как безумный, на черную шаль, и нежную душу терзает печаль!» Занавес опускается, весь театр закричал «фора», пел другой раз еще лучше. Вызывали автора музыки, и Верстовский, молодой человек лет восемнадцати, пришел в ложу к Кокошкину, кланяется и благодарит публику. Чудесная мысль! Не знаю, кому она явилась; говорят, Вяземскому... Молодой Пушкин и не подозревает в Бессарабии, где он сейчас должен быть, как его чествуют здесь, в Москве, таким новым способом.
Чуть позже мы припомним все январские восторги по поводу "Фонтана", а пока... Что же думает сам Пушкин, чем живёт? А вот что...
- ... Ты знаешь, что я дважды просил Ивана Ивановича о своем отпуске чрез его министров — и два раза воспоследовал всемилостивейший отказ. Осталось одно — писать прямо на его имя — такому-то, в Зимнем дворце, что против Петропавловской крепости, не то взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь. Святая Русь мне становится невтерпеж... А мне bene там, где растет трин-трава, братцы. Были бы деньги, а где мне их взять? что до славы, то ею в России мудрено довольствоваться. Русская слава льстить может какому-нибудь В. Козлову, которому льстят и петербургские знакомства, а человек немного порядочный презирает и тех и других... Я пел, как булочник печет, портной шьет, Козлов пишет, лекарь морит — за деньги, за деньги, за деньги — таков я в наготе моего цинизма. Плетнев пишет мне, что «Бахчисарайский фонтан» у всех в руках. Благодарю вас, друзья мои, за ваше милостивое попечение о моей славе! благодарю в особенности Тургенева, моего благодетеля; благодарю Воейкова, моего высокого покровителя и знаменитого друга! Остается узнать, раскупится ли хоть один экземпляр печатный теми, у которых есть полные рукописи; но это безделица — поэт не должен думать о своем пропитании, а должен... писать с надеждою сорвать улыбку прекрасного пола. Душа моя, меня тошнит с досады — на что ни взгляну, все такая гадость, такая подлость, такая глупость — долго ли этому быть?
Судя по упоминаниям Пушкиным "Ивана Ивановича" (т.е. "не жаловавшего" его Государя) и "финансового" рефрена, нужда в средствах дошла у него до крайности. Он готов и писать к Императору, испрашивая себе отпуск (в том числе и для поправления денежных дел, очевидно), и в очередной раз сравнить свою лиру с инструментом, единственно способным обеспечить его автора. Получив прошлым месяцем (припоздали деньжата, да) полагающееся ему жалованье, почти половину он прежде всего переправляет в Кишинёв Инзову. Что остаётся? Правильно - почти ничего. Ежели учесть накопившиеся уже одесские долги. Столоваться у Воронцова - так, как это он запросто позволял себе у Инзова - Пушкин не желает. Не те отношения. Треволнения его за всенародно ходящий в списках "Бахчисарайский фонтан" вполне объяснимы. Хоть за дело (издание поэмы) и взялся князь Пётр Андреевич - фигура весьма деятельная и авторитетная, но опасения всё ж таки имеются: - что так долго? - да купят ли? Давайте перейдём к простейшей арифметике. Тираж даже самых читаемых журналов о ту пору - 300, хорошо - 500 экземпляров. Это и есть имперская "целевая аудитория". У скольких из них уже есть списки с текста "Бахчисарайского фонтана" - благодаря Вяземскому, Воейкову, Тургеневу и брату Льву? Есть чего опасаться, не так ли?..
Самый нетерпеливый из всех ожидающих "Фонтана" в печать после автора - Александр Иванович Тургенев, Пушкиным же и обвиняемый в распространении списков поэмы. Право, по его письмам Вяземскому можно смело составить представление об его характере: добряк, ходатай по делам всех, кто его ни попросит о том, но - человек рассеянный и упрямый. Уж несколько раз князь Пётр поправлял его - не "Ключ", а "Фонтан"!.. А тот и январём всё за своё: "Скоро ли напечатаете „Ключ“? Пришли тотчас экземпляров пять, и один или два получше" Через неделю буквально - вновь: "Сказывают, что „Ключ“, уже печатный, здесь, а я его еще не имею". Вяземский уже не выдерживает такого напорства упрямства и нетерпения, отвечает сколь может сдержанно (друг всё же! И друг очень близкий):
Фонтан“, а не „Ключ“: сколько раз я тебе говорил, а ты все свое несешь, уже печатается. Я готовлю к нему „Разговор между издателем и классиком с Выборгской стороны“. Припечатаются и „Разбойники“, ради составления книжечки
И что же вы думаете отвечает Тургенев (издевается - что ль?): "Твоего „Ключа“ не дождешься, а между тем у него поспевает новая поэма"
А негустая культурная икра читательско-литераторского сообщества (всего-то с пару тысяч интеллигентов) уже колышется вовсю, возбуждённая и "Фонтаном" ("Ключом" - ха-ха!), и даже уже первой главою "Евгения Онегина", высланной Пушкиным в свет божий как "на волю птичку выпускаю".
- "... Описание воспитания героя, столицы, портреты людей, коих ты узнаешь с первого разу, все прелестно; стихи так музыкальны, что прочтя раз, заучишь наизусть. Пушкин гигантски идет к совершенству" - это будущий декабрист Муханов - Рылееву. Понятно, что уже об "Онегине"
- "... И нам кажется, что ... 1823 г беднее против прежних годов произведениями словесности, но сие большею частью происходит от причин случайных. Если б уже вышли два новых тома Российской истории Карамзина, сочинения Жуковского и поэма Пушкина, которые уже печатаются и обогатят литературу 1824 года, то равновесие в произведениях разных годов было бы ощутительнее» - это Греч в "Сыне Отечества" обозревает "нынешнюю русскую словесность",
- "... Вы знакомы с князем Вяземским, и так, верно, в бытность Вашу в Москве читали у него новую поэму А. Пушкина „Бахчисарайский фонтан“, которую он теперь и печатает; я имел случай прочесть ее в рукописи и, оставляя холодным рецензентам замечать недостатки в плане и др., восхищался прелестными описаниями гарема заключенных красавиц; вообще поэзия тут дышит какою-то восточною роскошью и негою. Это неоцененный подарок любителям отечественного слова" - молодой конногвардеец и адъютант командира Финляндского корпуса (там, где о ту пору обретается Боратынский со своею страстью к беззаконной комете Аграфене) Закревского Николай Путята.
Ну-с, пожалуй, о Пушкине на сегодня - довольно, и без того - февраль впереди, где ему вновь будут отведены все главные роли. А мы, уж конечно, в столицы, за сведениями совсем иного рода - снова к братьям Булгаковым, с которых и начали наш январь!
- Вчера утром во дворце было очень много, а в маскараде ввечеру, конечно, тысяч до двадцати. Такой духоты я и не помню, точно как в бане на самой верхней полке. Часов в десять пошел я... смотреть декорацию Эрмитажного театра, где был накрыт стол, и, не дождавшись ужина, уехал: мочи не было. На лестнице же и в сенях насилу мог продраться. Благодарю Бога, что жена не поехала: мне бы беда с нею! Театр представлял точно нечто очаровательное; одним словом, все было необыкновенное, чрезвычайное, так что подобного нигде видеть нельзя. Государь, императрица и великие князья очень милостиво поклонились; говорить же я не имел счастия ни с кем, потому что это бывает за ужином, а у меня от жару голова так разболелась, что не мог остаться.
Это - петербургский Константин Яковлевич брату в Москву 2 января. А Александр Яковлевич уже назавтра отправляет ему от себя собственные рассуждения об устройстве почт, которыми ведает брат столичный. Между прочим, много любопытного много узнать!
- Славное будет дело – ежедневная почта между двумя столицами; но замечание твое очень справедливо, что надобно за это сделать прибавку чиновникам почтовым. Везде присутствия начинаются в 9, 10 и оканчиваются в 2 или 3 часа, а там и вольный казак; на почте же вечная работа и в Новый год, и в Светлое Воскресенье, и до обеда, и после оного. А как подумаешь, что люди сии жертвуют всеми выгодами и приятствами жизни, не имея никаких преимуществ пред прочими, государю служащими, то, право, непонятно, как почтамты не пусты или не набиты сволочью! Целый век считают чужие деньги, не имея сами ни гроша. Старайся о штатах: ты сделаешь себе имя бессмертное и составишь благополучие множества народу. До сих пор московский почтамт держится как бы тобою. Многие вышли бы уже и остаются, почитая тебя все еще как будто родом начальника или покровителя. Славные люди!
Современным руководителям на заметку. А занятный был рабочий график тогдашнего чиновника: с 9-ти или 10-ти - и до 14-ти - 15-ти часов. Я тоже так хочу! Но не на почту! Со времён Булгаковых и даже СССР почта современная претерпела множество изменений - и, кажется, не к лучшему.
15-го генваря тревожные сведения из столицы: Государь нездоров. "В субботу государь приехал из Царского Села, нездоров простудною лихорадкою и рожею на ноге"... Упреждая читательский вопрос, сразу обращусь к справочникам: "Ро́жа (от польск. róża, лат. erysipelas, греч. ἐρυσίπελας означает «красная кожа») — острое, нередко рецидивирующее инфекционное заболевание. Проявляется покраснением участка кожи, обычно на голени или на лице, и сопровождается общей интоксикацией с повышением температуры. В большинстве случаев поддаётся излечению" Дай-то Бог... Вот только на дворе уж 1824-й, и никому ещё не ведомо недалёкая будущность Императора, да и всего государства... Александр Яковлевич из Первопрестольной немедля (уже 21 января... работает почта-то!) откликается:
- Твое письмо начинается вестью, весьма неприятною для всякого русского, хотя болезнь государя сама по себе ничего не значит, лишь бы рожу только не замочить и не простудить. В других странах приказывают в таких случаях производить общественные молебствия, но у нас-то какой же русский по собственному рассуждению да не попросит у Бога о восстановлении столь драгоценного здоровья. Очень я тебе признателен за бюллетени. Они мне пригодились, ибо вечером у нас были граф Ростопчин, Небольсин, Корсаков; приходит мой тесть, который отводит меня в сторонку. «Знаешь о том, что император болен?» – «Чем?» – «Больного перевезли из Царского Села с жестокой лихорадкою и рожей в голове». – «Все это вздор». – «Я тебя уверяю!» – «Поверите ли вы государеву доктору и тому, кто сам видел государя?» – «Как же не поверить? Да разве Вилье здесь?» – «Нет, но вот записка от него с бюллетенем; сверх того князь Александр Николаевич пишет брату, что имел счастие быть у государя, что его величеству гораздо лучше».
Кстати, помните, мы давешней осенью подробнейшим образом разбирали историю создания водевиля Вяземского и Грибоедова "Кто брат, кто сестра"? А вот и задействованные там персонажи - все в сборе! И князь Пётр, и Кокошкин, и Львова-Синецкая.
- Вчера пел и играл на гитаре Сор, муж парижской танцовщицы Юллен; поет незавидно, а играет хорошо. Булахов должен был петь «Черную шаль», но не явился: Вяземский его засеквестровал у себя, делал репетицию своего водевиля, Булахов тут что-то играет. Будут давать его в четверг для бенефиса красавицы Кокошкина, мамзель Львовой-Синецкой. Будет также новая комедия Кокошкина, танцы, шарады в живых картинах. Пришлю тебе афишку.
А чтобы завершить картины зимней жизни света и вовсе уж приятно для глазу, приведём описание бала у Бобринских 31 генваря в Москве:
- Ну, дал же себя знать маскарад Бобринской! Зов был в 10 часов, отчего иные приехали в 12, а рано только те, кои раза два или три переодевались. Множество было народу, и очень было весело, только тесно и жарко. Маски были преславные... Я был без маски, и меня не узнавали. Я нарядился татарином, торгующим шалями: золотая ермолка, халат из шелковой парчи, весь одет в шалях, борода, усы, брови так были искусно прилеплены, что граф Панин, отец, говорил со мною полчаса, повторяя все: «Боже мой, как же мне знаком ваш голос, а не могу угадать, кто вы»... Было бесконечное множество группок и много очень красивых, например: вдруг раздается бой барабанный, является огромный тамбурмажор с четырьмя музыкантами и четырьмя парижскими гвардейцами, с дамами в шампанских костюмах, музыка играет «Да здравствует Генрих IV», а после все поют арию и танцуют французские пляски. После звучат рожки, и являются восемь конных жандармов, все это было очень хорошо сделано; погарцевав хорошенько по кругу, они уехали. Посреди залы поместили мельницу, крылья оной вертятся, а у двери сидит старый мельник, тут подходят четыре старые дамы, отворяют дверь, входят в мельницу, а через десять минут выходят из нее вместо четырех старых дам четыре молодые и хорошенькие девицы. Был еще зверинец с маленькими комнатками, откуда вышли индюк, обезьяна и другие животные. Устроили маленькую передвижную книжную лавку, в которой раздавали всяческие книжки, письма, записки и проч. Словом, чего только не было. Танцы смогли начать уже очень поздно, из-за толпы... Одна маска очень всех мучила, так что графиня приставила человека, чтобы стать за его каретою, ехать с ним домой и узнать непременно. Он был одет пустынником и очень всех веселил; думают, что граф Ростопчин, но он мне точно сказал, что не поедет в маскарад: он очень боится жару.
Вот это фантазия у организаторов сего празднества! Ах, как бы это хоть одним глазком, да хоть в пол-прищура увидеть!.. Будучи по отцу прямым москвичом, не могу не испытывать к ней тёплых ностальгических каких-то чувств, щедро приправленных нотками сожаления и светлой грусти. Такой вот парфюмерный букет, да...
Напоследок - наш очередной корреспондент. Да-да, вновь ученик Нежинской гимназии Николенька Гоголь-Яновский. Декабрём он просил у родителей рамки для занятий живописью, которой совсем недавно увлёкся. А что же нынче?
- Дражайшие родители папинька и маминька. Скрыпку и другие присланные вами мне вещи исправно получил. Но вы еще писали, что присылаете мне деньги на смычок, которых я не получил и не могу до сих пор узнать, почему они не дошли ко мне, или вы забыли или что-нибудь другое. Извините, что я вам не посылаю картин. Вы видно не поняли, что я вам говорил, потому что эти картины, которые я вам хочу послать, были рисовании пастельными карандашами и не могут никак дня пробыть, чтоб не потереться, ежели сейчас не вставить в рамки. И для того прошу вас и повторяю прислать мне рамки такой величины, как я вам писал, т. е. две таких, которые бы имели ¾ аршина в длину и ½ в ширину, а одна такая, которая бы имела 1¼ длины и ¾ ширины, да еще маленьких две ¼ и 2 вершка длины и ¼ ширины. Посылаю вам при сем Вестник Европы в целости и прошу вас покорнейше прислать мне комедии, как то Бедность и благородство души, Ненависть к людям и раскаяние, Богатонов или провинциал в столице. И еще ежели каких можно прислать других, за что я вам очень буду благодарен и возвращу в целости. Также ежели можете, то пришлите мне полотна и других пособий для театра. Первая пиеса у нас будет представлена Эдип в Афинах, трагедия Озерова. Я думаю, дражайший папинька, вы не откажете мне в удовольствии сем и прислать нужные пособия. Так ежели можно прислать и сделать несколько костюмов сколько можно, даже хоть и один, но лучше ежели бы побольше, также хоть немного денег. Сделайте только милость, не откажите мне в этой просьбе. Каждый из нас уже пожертвовал что мог, а я еще только. Как же я сыграю свою роль, о том я вас извещу. Уведомляю вас, что я учусь хорошо, по крайней мере сколько дозволяют силы. Вы пишете, что я вас не извещаю о том, что у нас делается и случается со мною. Позвольте мне вам сказать, что мне бы самому очень бы было любопытно знать, что делается как с вами, так и с посторонними лицами. Например, к величайшему моему сожалению узнал я о смерти Василия Васильевича Капниста. Но вы мне об этом ничего не сказали. Как будто бы еще о сю пору я ребенок и еще не в совершенных летах и будто бы на меня ничего нельзя положиться. Я думаю, дражайший папинька, ежели бы меня увидели, то точно бы сказали, что я переменился как в нравственности, так и успехах. Ежели бы вы увидели, как я теперь рисую (Я говорю о себе без всякого самолюбия).
Уфф... Папиньке и маминьке вновь хлопот выше голов: сколько поручений. И, кстати, да - что делать со скрыпкою без смычка? Осваивать особый, щипковый способ игры? Совершенно случайно мы узнаем из последних строчек письма - да, об уходе ещё одного зубра отечественной словесности (и, отмечу, - одного из постоянных авторов поэтических финальных виньеток цикла. Помните его "Убивство"?) Василья Васильевича Капниста. Подобно бедняге и трудяге Хераскову он трагически не пережил нового века российской поэзии, заданного Карамзиным, Батюшковым и Жуковским (а уж продолженного известно кем), так и сочиняя по старинке свои вирши языком тяжеловесным, неповоротливым и по-стариковски трогательным. Мне стыдно, что не помянул об этом в ноябре прошлого года, когда Капнист и почил 65-ти лет от роду, остаётся лишь притвориться Николенькой Гоголем, а нам вместе вспомнить хотя бы это... одно из лучших и наиболее приемлемых сочинений покойного поэта. Вот нам и ловкий конец января 1824-го! И в тему, и по случаю. Заодно архаичные "парки", "хариты", "влачу", "коснит" и "младость" усладят наши слух и зрение, пока усопший тихо 200 лет назад заслуженный автор призывает весну.
Весна коснит — и дни бегут,
И нашу жизнь уносят.
Вот миг — и парки нить спрядут,
Вот миг — и ножниц спросят.
Ах! сколько, старец, я друзей,
Друзей младых, любезных,
Покрыл уже сырой землей
И пролил токов слезных!
Им жить было,- а мне зачем
Влачить век мрачный, скучный?
Хариты с ними ночью, днем
Бывали неразлучны…
Ко мне ж болезнь, забота, скорбь
Приходят на беседу,
И всё еще грузнее горб
Седому вьючат деду!
В дому ли скук влачу часы,-
Дом пахнет уж пустыней;
Вот сад; как старость мне власы —
Его так пудрит иней;
Там гнется вяз на утлом пне,
Как старца гнут уж годы;
И, как под шубой кровь во мне,
Под льдом так стынут воды.
Но вот они опять с весной,
Как из пелен, прорвутся,
Деревья, с прежней красотой,
Вновь в зелень облекутся;
А мне весна, хоть придет вновь,-
Не усладит печали:
Мне младость, резвость и любовь
Навек «прости!» сказали!..
Но нет; приди, весна! — цветы
На травку брось зелену;
Хотя спрямить не можешь ты
Мне спину, в крюк согбенну,
Хоть в свете счастьем мне своим
Нельзя уж наслаждаться,
Так, вспомня прежнее,- чужим
Я буду утешаться.
Таким - или примерно таким - увиделся мне январь 1824-го, а уж хорош он был или плох - решать всяко не мне, я - всего лишь скромный собиратель и огранщик драгоценностей, щедро рассыпанных по отечественной Истории.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие публикации цикла "Однажды 200 лет назад...", а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу
