Мужики стояли у склада и спорили о жизни на Марсе. Тема для подвыпивших балкарцев вполне обычная и настолько животрепещущая, что иногда приводит к ссоре. И эти тоже уже дошли до «Чего-чего ты сказал? Какие такие водоросли?». Мусо́с начал подвигаться к Бака́шу, дабы самым простым способом аргументировать возможности анаэробных форм, но тут вовремя заметили Борю Атра́ева. Он находился в опасной близости к месту диспута – потихоньку проходил ворота Идри́са-физика, поэтому разговор мгновенно перешёл на качество жмыха. Почему жмых? Жмых – особый момент в дискуссиях янико́евских. Предусмотрительное обращение к нему имело своё глубокое обоснование.
Борю звали Аю́. Благодаря Артеку и куче писателей, влюблённых в природу Крыма, гражданам СССР перевод не требуется. Для россиян: «Аю́» значит «Медведь». Но этому товарищу просто «медведь» не шло. Слишком утончённый и изнеженный зверь. По сравнению с Борей – выпускница Бестужевских курсов. Его родной племянник, не выговаривавший большинство звуков и стремившийся разговаривать исключительно на русском, предпочитал использовать перевод клички. Ещё он переставлял слоги. Вариант «Бедмед» казался более адекватным.
Боря не был отмечен особым ростом и шириной плеч. Однако всё, что ему дала природа, имело тройной запас прочности и мощи. Запястье у него – Сонни Листону даже не снилось. Ходил медленно, продавливая землю, смотрел на окружающее маленькими лесными глазами, спрятанными под кустистыми бровями. Как и дикий тёзка, ненавидел громкие звуки, крики спорщиков быстро раздражали его.
Всё же, кличку он получил не за поведение и внешние черты. Был конкретный случай. Янико́й и Каменку разделяет Чабаклы́. Это один совхоз, а речку легко переплюнет любая набожная старушка. Тем не менее, а, может, поэтому, в семидесятые годы драки между молодёжью происходили регулярно. Пацаны выходили на ристалища спонтанно и в пойме, граждане постарше планово выбирали более укромные места.
Боря вернулся из армии. Заявился домой, отец послал гонцов к родственникам, приготовился резать бычка. Тут во двор заходят друзья дембеля и на пару часов утаскивают его. По, якобы, уважительной причине, а на самом деле увели на Лесное озеро у кордона. Там должна была произойти схватка с каменскими, среди которых присутствовал Болака́, прозванный так в честь легендарного охотника гигантского роста.
Каменские были уверены в победе. Однако, узрев Борю, тут же согласились исключить из своих рядов главного забойщика. Эти двое отошли в сторонку и, покуривая, наблюдали за турниром. Всё было чинно, мирно, респектабельно. Но имела место утечка информации. Из находившейся недалеко зоны прибежали ВВэшники. И на Борю, тихо стоявшего в стороне и никого не тронувшего пальцем, кинулась овчарка. Угощённый Болакой, он курил сигарету «Феникс» – первую в его жизни сигарету с фильтром. Поэтому, бережно отведя правую руку с ценным объектом в сторону, сержант Атраев перехватил собаку левой и, дабы та не укусила его за нос, слегка прижал к себе. Собака завизжала. Солдатик-кинолог, спасая пса, напал на обидчика и начал бить его прикладом автомата по голове. Осторожно вывернув кисть с дымящейся и недокуренной сигаретой, Боря подтянул к себе бойца и также прижал к груди. Служивый не унимался, трепыхаясь в объятьях, умудрился выбить окурок.
Тогда и родилась кличка. Огорчённый Боря придавил собаку и поводыря так, что животное замолчало, а человек взвыл. Движение на поле боя прекратилось, и выяснилось, что кобель погиб, а у солдата сломаны рёбра. Атраев и до армии считался самым сильным, но в течение ближайшего после демобилизации полугодия односельчане узнали, что Аю завязывает в плотный узел арматуру-десятку, щёлкает пальцами косточки от абрикоса и легко поднимает на плечи осёдланного мерина толстого Мустафи́ра вместе с самим Мустафиром, сидящим в этом же седле.
Ввиду физических кондиций, а также неприятия Борисом любых проявлений безответственности, отношения его с окружающими носили исключительно доверительный характер. Слово, данное ему, соблюдалось с дотошностью. Например, кривой Аню́. Опоздал на место встречи с Бедмедом на десять минут. И заговорил с ним только с груши, росшей в саду Касы́ма, перед воротами которого и было назначено рандеву.
Тем не менее, в Яникое нашёлся человек, решивший обмануть Борю. Совхозный завгар Илья Самсонович, больше известный как «Илья́с-пидирас», списал себе подъёмный кран. Доходное дело – забрать машину, перебрать её, восстановить и использовать во благо себя. Умелые люди практиковали это даже при союзовском ОБХСС. Бизнесмену было тесно в Яникое. Он собирался перебираться в город, для чего и переменил неблагозвучное «Ильяс Шамсуди́нович» на цивилизованное «Илья Самсонович». Операция с трактором окупала затраты на мебель. Кооперативная двухкомнатная квартира, оформленная на сестру, ожидала въезда.
Завгар умел считать и скрытничать, поэтому выбора у него не было – он обратился за помощью к Аю. Один сообщник – заговор, два – демонстрация. Борис был единственным человеком, который мог разобрать и собрать челябинский «ДЭК» с одной лебёдкой и без посторенней помощи. В обмен ему обещалось долговременное использование крана. Весьма кстати для Бори, так как он начинал строиться и закупил для стен своего будущего жилища не туф, не кирпич, а, естественно, фундаментные блоки. Самые маленькие, но и они тянут на два-три центнера. Подъёмник крайне желателен.
Работа отняла пару месяца. По её окончании Илья Самсонович погрузил машину на платформу и вывез в неизвестном направлении. Он виртуозно уклонялся от вопросов Бедмеда в течение нескольких недель, переводя разговор на устройство Вселенной и Солнечной системы, затем Боря перестал приходить. Завгар, привыкший к тому, что людям часто не хватает упорства в отстаивании своих прав, уже облегчённо вздохнул, но тут к нему приехали из Тырнаузского шахтоуправления и потребовали деньги за подъёмный кран обратно.
Оказалось, что Аю по своим каналам узнал, куда ушёл челябинский агрегат, проследовал по адресу и на глазах у десятков человек расшвырял ДЭК по кусочкам. Тырныауз – город борцов, боксёров и штангистов, но все они не тренировались настолько упорно, чтоб помешать Боре. Некоторые детали он намеренно погнул, некоторые разбил, швыряя их о камни – благо, чего-чего, а этого добра в Баксанском ущелье хватает в любой точке. И в целом, и в общем, и в частностях машина восстановлению не подлежала.
Попытки Ильяса каким-то образом найти компромисс с Бедмедом закончились тем, что завгар был побит оторванным от его «Жигулей» бампером и перекинут через школьную ограду. Ограда представляла стандартные для заборов советских учреждений заострённые металлические штыри высотой более двух метров на поясном фундаменте. Поэтому, по здравому размышлению, коему так способствует тишина больничного бокса, Илья Самсонович решил отказаться от денежных требований. Может быть, благодаря этому он, все-таки, переехал в Нальчик и благополучно устроился в СМУ прорабом.
Стены дома Аю поднял сам. Кое-кто хотел помочь, но, во избежание лишних травм и проблем по уходу за инвалидами, Боря отказался. Каждый из блоков он вручную поднял на необходимую высоту и установил в нужном месте. За процессом хотя бы раз пронаблюдали все жители Яникоя и Каменки. Зная нелюбовь Бориса Атраева к громким крикам на отвлечённые темы, коллективный мужской разум двух сёл и придумал жмых.