Аня проснулась еще в машине. Она ощущала сильную слабость, и первые несколько минут не могла сообразить, где она. Потом, видимо, на нее нахлынул ужас, и этот адреналин придал сил. Она рывком приподнялась и села, вглядываясь в человека за рулем.
Начало здесь:
— Это я, — сказал Константин, — Узнала?
Она перевела дыхание. И от облегчения даже глаза на мгновение прикрыла.
— Что случилось? Куда мы едем?
Аня сама не разобрала слов, которые произнесла. Слегка откашлялась и повторила вопрос.
— Есть такое место, где нас непросто будет отыскать.
— А зачем всё это?
Константин остановил машину. Узкая дорога тянулась через лес, движения тут практически не было. Мужчина обернулся. У Ани глаза были полны слез. Это могло бы быть красиво – глаза блестели, но отчаяние девушки чувствовалось во всем. И в этих слезах, которые вот-вот покатятся по щекам, и в искривившихся губах, и в пальцах, которые комкали блузку на груди. Сколько Ане можно сказать, чтобы она сохранила хоть какое-то самообладание?
— Ты же понимаешь, что произошло, да? — спросил он, — Ты увидела то, что не должна была видеть и рассказала об этом мне. И нас за это хотят наказать. Обоих. Поверь мне, объяснять слишком сложно, с этим все связано. И то, что тебя выписали из интерната, и то, что ты плохо себя почувствовала. — И то, что у меня теперь нет дома? – Аня всё-таки заплакала.
— Крыша над головой – дело наживное. Нам сейчас надо в живых остаться, только и всего. В городе до нас добраться легче. А там, где мы будем, проще заметить чужого. Мы должны со всем этим справиться. Только слушайся меня, хорошо?
Она часто закивала, не отнимая ладони от лица. Константин еще с минуту смотрел на нее, а потом тронул машину с места.
…Когда-то тут был пионерский лагерь. В лесу, у Волги, стояли деревянные коттеджи. Сегодня в прежнем виде лагерь не мог бы существовать – нынешним детям подавай удобства. А отстраивать все заново кому-то показалось слишком дорого. Поэтому старые коттеджи снесли, а вместо них поставили несколько домиков на приличном расстоянии друг от друга. В жаркую погоду всегда находились желающие их снять, подышать лесным воздухом, порыбачить, отправиться на лодке на острова. Но сейчас мини-база отдыха практически пустовала. И женщина-администратор, немножко ошалевшая от одиночества, обрадовалась Константину как родному. Она уговаривала его снять лучший домик – двухэтажный, с двумя спальнями и гостиной. Но он выбрал самый простой - размером с вагонное купе, с двухярусной кроватью и крошечной верандой. Не мог же он сказать, что его устроило, в первую очередь расположение – отсюда хорошо просматривалась подъездная дорога.
Если бы Аня больше жила в реальном мире, а не в своем, воображаемом, она бы задумалась, что наплел администратору Константин, почему тетка ограничилась его документами, а про ее и не спросила. Но ей хватило того, что Костя показал ей ключ и сказал:
— Все в порядке. Пошли…
В крошечном домике славно пахло деревом. Константин бросил свою куртку на ту кровать, что наверху. Ане же отдал нижнее место. Всем бы тут было хорошо, только второй ярус низко, девушка могла сидеть на своей постели только пригнувшись.
Первые дни они провели тут вполне спокойно. Будто обычные туристы. Неподалеку от базы отдыха было старинное село, и они ходили туда за продуктами. Администратор тетя Зина принесла им электрический чайник, а в деревне они брали удивительно вкусный свежий хлеб и булки.
— Черт знает что, — удивленно сказал Константин, впервые попробовав здешние калачи, — Как в детстве… теперь и не пекут таких.
Забирались они и на невысокие здешние горы. Сидели на скалистых отрогах. Тут было много ветра и много неба. И Ане казалось, что это совсем нетрудно – подхватить раскинутыми руками воздушный поток, и полететь. Когда пригревало солнце – было тепло и пахло полынью. Все вокруг выглядело таким спокойным и беззаботным.
Один раз они дошли даже до далекого родника, и Аню поразила тишина, царящая вокруг. Ни единого звука, кроме их голосов. А вода – прямо серебряная… Константин сказал, что читал, и в ней правда много серебра.
Но когда они возвращались назад, он всегда оставлял Аню в каком-нибудь укромном месте. И дальше шел один. Проверить обстановку, как он говорил. Если все было спокойно – он возвращался за ней.
И, конечно, они говорили. Аня, которая прежде настолько боялась людей, что первая заговаривала с ними в исключительных случаях, теперь рассказывала Константину то, о чем не говорила никому.
Он узнал, что в раннем детстве, когда Аня была еще совсем маленькая, мама сильно кричала на нее и била. И с тех пор она боится громких звуков. Потом мама куда-то исчезла, «словно испарилась», Аня же стала жить с бабушкой.
— Она пробовала отдать меня в детский сад. Это был ужас. Вокруг дети, их визги у меня в голове отдаются, больно… Я сидела в углу, зажав голову руками, ни на что не реагировала. Ну и всё, бабушке велели забирать меня домой и больше не приводить. Мол, таких детей у них еще не было. А потом бабушка водила меня к врачу, и мне поставили диагноз… бабушка сказала, что я и в школе учиться не буду. В обычной школе. Надо в специальную, а такой поблизости нет. Бабушка не хотела со мной расставаться, и сама стала меня учить. Я всё дома сидела. На улицу выходила только с ней, за руку ее держала. Бабушка все беспокоилась, что со мной будет, когда ее не станет. Хотела найти мне опекуна. Но не успела.
— А я свою мать видел только по видеосвязи, — говорил Константин, — Красивая. Мы с ней «на вы». Она сначала только старикам звонила, моим дедушке и бабушке. Спрашивала обо мне. Говорила, что, когда я вырасту, я ее пойму. Ну вот, я вырос… У нее уже давно дети от другого брака. Мать говорит – Костя, приезжайте в гости, я вам подскажу хорошую гостиницу, повожу по городу, все покажу. Я ей: «Нет уж, лучше вы приезжайте к нам на Колыму». Вот и все общение. Если со мной что случится, она – вангую — только поведет бровями. Мол, как грустно. И больше ничего.
Константин и Аня сидели возле речки, которая называлась Чёрной и впадала в Ведьмино озеро. Когда Константин сказал об этом девушке, ее передернуло.
— Что, тут правда, какая-то мистика?
— Да нет же! В речке самая обычная вода, да и речушка вообще узенькая, про такие говорят, что их курица вброд перейдет. А озеро… тут хотели замануху для туристов сделать. Потому что вид у него – сама погляди, вот с этого края вода – а дальше – болото. Ну и хотели проложить сюда туристический маршрут, заманить народ чем-то необыкновенным, мистическим. По берегам скульптуры деревянные поставили – ведьмы в разных видах, сочинили легенды про туман, который тут часто бывает… Короче, у каждого своя гора Брокен.
— А откуда ты это все знаешь? И где теперь все эти ведьмы?
— Когда у нас что красивое и бесхозное задерживалось на своем месте? – ответил Константин вопросом на вопрос. — Скульптуры или сломали или потырили. А откуда я знаю? В лагере тут с мальчишками отдыхал. У нас хорошая компания была. А сюда мы несколько раз сбегали тайком от вожатых. Даже вон в том месте – видишь? — да, где березка растет – проход нашли через болото на ту сторону. Сначала, как дур-аки, просто на слабо хотели перебраться, байки друг другу рассказывали, что там, на том берегу ведьма и живет. Как еще не утонули. А потом… Грибы там классные росли, короче. Пацан один говорил, что можно сыроежки сырыми есть. Как мы в нашем детстве выжили, вот скажи? Во всяком случае, когда я с парашютом прыгал, и долбанулся знатно – очень я был близок, шоб раз – и туда. Ладно бы только ногу сломал – но я ж и затылком приложился, вот где был на волосок, как мне врач говорил.
Ане вдруг стало жаль Константина, как будто он был маленьким. Хотелось погладить его по голове. Это было удивительное чувство, потому что до этого, напротив, все с ней, с Аней, говорили как с ребенком. А Константин был большой, сильный, и это он ее защищал. Почему же она его жалела. И так сильно, что ныло сердце?
**
Настоящее имя его было Феликс, и он не раз мысленно костерил родителей, которые его так назвали. Когда он первый раз попал в колонию, сколько насмешек и укоров он огреб из-за своего имени.
Ему говорили, что имя Феликс стало нарицательным. Твердили, про рыцаря революции… что-то там про чистые руки и горячее сердце.
— А у тебя всё наоборот, — сказали ему с презрением, — Руки грязные, а сердце холодное. Не Феликс ты, а Филька. И душа у тебя как филькина грамота. Как вы этого учителя не пожалели?
Собственно, они с ребятами вообще не думали о том, чтобы кого-нибудь уб-ить. Они хотели слегка прид-ушить того дядьку, что подвез их на машине. Накинуть сзади веревку и…потом забрать денег. Кстати, денег оказалось совсем немного, даже выпивки толком купить не смогли. Коляна, вон, даже не штырило. А дядька откинулся…
Оказывается, он был учителем физики, молодым специалистом. В школе его любили. И на похоронах все девчонки плакали. А из Филькиной компании Колька – самый старший – отправился на зону, а остальные в колонию.
Убогое это было место. Длинные одноэтажные бараки, стриженые под ноль пацаны, школа, где на уроках, кроме учителя, всегда присутствовал человек в форме, чтобы ребята чего не выкинули.
Здесь Филька получил аттестат и приобрел некоторые дополнительные знания. Так он понял, что в колонию загремел совершенно бездарно, подставился за гроши. И если уж рисковать своей свободой, то за хорошие бабки.
Выйдя на свободу, он многому научился. И теперь, собственно, у него было две работы. Одна – официальная, для прикрытия, там он зарабатывал кое-какие небольшие деньги. И другая – та, ради которой он и приобретал нужные умения. У него оказался природный талант к стрельбе, он почти никогда не промахивался. А еще в определенных кругах он получил кличку Клещ, так как поведением своим напоминал то самое насекомое – вцепится, так уж не отпустит.
И когда случился второй досадный прокол, и он попал уже не в колонию, а на зону – тут и обращались с ним уже иначе. Даже уважение некое чувствовалось. А промашки… что ж, у всякого бывают. Богатый бизнесмен попросил разобраться с его женой, которая захотела развод, и при этом планировала забрать слишком много.
Заслуга Клеща была еще и в том, что представил он дело, как неудачное ограбление, мол, и не думал причинять женщине вред, но так получилось. Про заказчика – ни слова. Потому и на свободу вышел раньше, чем рассчитывал. Бизнесмен, который сумел сохранить все свое состояние, отблагодарил.
Души, ушедшие на тот свет – а их было не две, и не три — не снились Клещу, и не было более чуждого ему чувства, чем раскаяние. А только к делу своему от относился как к некой головоломке. И его здорово уязвляло, если он не мог очередную задачу решить. Вот и сейчас, вроде бы все складывалось так просто. Партнер Игнатова попросил устранить Вовчика. И не должно было никого быть в тот час в квартире, а то, что оказалось трое лишних – накладка. И всем троим положено было составить Вовчику на том свете компанию. Одна девчонка так и сделала, а вот двух других еще предстояло найти.
Соседка та, сумасшедшая, что колдунью из себя изображала, помогла ему, но не так, чтобы очень. И то, пришлось приложить немало сил, прежде, чем он выудил из нее номер машины, на которой парочка уехала. А вот куда эти двое отправились, соседка сказать не могла, несмотря на все приложенные усилия.
Хозяйка д-урки больше ничего сделать не могла, ее и так начинало трясти – даже не от вида Клеща, хватало и его голоса в трубке – у нее от страха зубы начинали стучать. Она один раз уже и так выдала эту девку с потрохами, даже накачала ее кое-чем, так и бери тепленькую.
Но он знал, что рано или поздно все равно выйдет на этих двоих. И, благодаря тому, что он хорошо знает, как искать, скорее все-таки рано…Благо, и помощник нашелся.
**
Их подвела случайность. Наступили выходные, и на базу отдыха приехала молодежная компания. Ребята искали развлечений – облазили все окрестные горы, жарили мясо на мангале, дурачились. Фотографировали себя и друг друга, и все снимки сразу выкладывали в соцсеть. На одном фото и промелькнула машина с характерным номером.
…В понедельник было пасмурно, с утра шел дождь, который сменился резким холодным ветром. Хорошо, что Константину заранее удалось выпросить у тети Зины маленький обогреватель. Аня готовила то ли поздний завтрак, то ли ранний обед, пока Костя спал у себя, на верхней полке.
Аня старалась двигаться бесшумно. Нарезала хлеб, сделала каждому по паре бутербродов. Один с колбасой, другой с овощными консервами, носящими загадочное название «Лютеница». В сельском магазинчике выбор был невелик. Аня заварила чай, и легко коснулась плеча друга:
— Завтракать.
Костя во сне напрочь забыл, что он спит наверху. Начал вставать, как встал бы с обычной кровати…Аня обернулась на грохот, и приложила руку к щеке:
— Ой, ты цел?
— Ногу ушиб, — Константин морщился, скрывая боль, — Ту самую… Хорошо, что заново не сломал. Только этого нам сейчас и не хватало.
— А если все-таки перелом?
— Не бойся, у меня опыт – я знаю, как бы было, если б. А тут – ф-игня. Похромаю денек-другой, и пройдет…Все из-за этих кр-етинов, которые вчера до поздней ночи не давали нам спать. Горланили свои песни. На рассвете только разъехались. Ну, теперь всю неделю будет тихо – никаких визитеров.
— А это кто? — Аня простодушно указала в окно, — Вон еще приехали какие-то…
Константин приник к окну – и увидел двух мужчин, шедших по дорожке. Один из них был высокий, в черном пальто, другой – ниже ростом.
Кровь отхлынула от лица Константина. Какой же он все-таки д-урак, что не разжился у ребят о-руж-ием. С ним был бы какой-то шанс. А он понадеялся на то, что никто не станет искать их здесь.
Константин никогда не видел прежде этих людей, но инстинкт подсказывал ему, что это – те самые. Можно было бы попросить Аню – вглядеться получше, опознать… Но кто знает, как поведет себя Аня. К тому же – у них считанные секунды в запасе, и нельзя терять их зря.
— Ань, — сказал он девушке, стараясь, чтобы голос его звучал как можно спокойнее, — Накинь что-то теплое и… бежим…
Счастье, что дверь их домика выходила в сторону леса, с дороги ее не было видно. А значит, беглецы выигрывали еще немного времени. Их преследователи не могли просто так обходить домики один за другим – их тут же приметила бы тетя Зина. Без сомнения, они заговорят с ней, скажут, что ищут мужчину и девушку, придумают причину, например, выдадут себя за друзей.
Константин хромал безбожно, и со стороны напоминал подранка. Угораздило же его именно сейчас…Но даже так он передвигался быстрее Ани. Она, отвыкшая в своем интернате от физической нагрузки, спрашивала, задыхаясь:
— И куда мы?
Плана у Константина не было – слишком неожиданно все случилось.
— Давай к Ведьминому озеру, — он почти тащил ее, — Там берега заросли густо, легче спрятаться…
— Все равно найдут и догонят, — в голосе ее звучало отчаяние…
— Ничего… Тут, в горах, еще во время монголо-татарского нашествия беглецы прятались. И, ничего, выживали. Чем мы хуже? Давай быстрее, если можешь!
Ане казалось, что одно лишь шумное дыхание выдаст их – его наверняка слышно всем, кто поблизости.
Но тренированный слух был именно у Константина. Они уже почти добрались до озера, когда он бросил:
— Аня, вот туда, направо, в кусты… И сидеть тихо, что бы ни случилось…
Она спряталась, как он велел, но сил у нее не было не шевелиться, не видеть, что происходит. Особенно, когда мимо нее, в двух шагах, пробежали те… в чьем присутствии она боялась даже дышать.
Аня сунулась следом, держась так, чтобы ее скрывали заросли. И уже у самого берега увидела, как Костя хромает по этому озеру-болоту. Ему уже было по колено, и Аня с ужасом ждала, что он вот-вот провалится с головой, но он все шел и шел. Внезапно резко отклонился в сторону, и на долю секунды позже раздался выстрел… Кто-то выругался..
И не было выхода – в этом азарте погони – у преследователей, как поспешить за ускользающей дичью. Тем более, что Косте-то глубже не становилось. Но тот брод, который он обнаружил в детстве, и теперь каким-то чудом вспомнил – тем, кто за ним гнался, известен не был…
И те страшные чавкающие звуки, и те крики – Аня не сможет забыть уже никогда.. Ей казалось очень, очень нескоро над болотом повисла вновь могильная тишина.
**
Они встретились на вокзале, в людском водовороте. И Елене Александровне пришлось подождать с четверть часа. Она страшно нервничала, без конца поправляла черные очки, которые надела совершенно зря – неуместны они были в такую погоду. И вообще ничего не осталось за последние дни от ее красоты – она осунулась, постарела, о косметике и думать забыла.
Константин подошел к ней из-за спины, и она вздрогнула так, будто ее ударило током.
Поспешно открыла сумочку:
— Держите… Здесь то, что вы просили. Свидетельство о смерти Ани Нестеренко и…вас. Знали бы вы, сколько мне это стоило. Вы меня подставили…
— Вы искупали вину, — голос Константина был бесстрастным, — Отчасти.
— Вы еще что-то потребуете? — испугалась Елена.
— Я – нет. Не забывайте, что говорите с пок-ойником. Я ведь тоже… у-тонул в том болоте, как и Аня. По легенде. И никто не должен знать, какие у нас теперь будут имена. А насчет отчасти… мадам, я имел в виду вашу совесть… если она у вас когда-нибудь проснется. Она и спросит.
Елена Александровна сама не заметила, как исчезли сложенные вчетверо бумаги. Только что были у мужчины в руках – и вот уже нет их.
— Я пошла? — это прозвучало как вопрос.
— Надеюсь, больше не встретимся.
И Константин смешался с толпой.
Аня не зашла в здание вокзала. Она сидела снаружи, с той стороны, где к платформам прибывали поезда. Шел дождь, но сверху был навес и вокзал казался огромным гулким залом. Тут не было скамеек. И Аня сидела прямо на сумке. Слушала объявления, разглядывала киоски. Костю она теперь слушалась безоговорочно, с закрытыми глазам, как говорится. Как она тогда плакала, прижималась к нему и не могла оторваться, когда поняла, что он уцелел, выбрался…
И сейчас он сказал, что идет купить еды в дорогу, и еще ему нужно кое-какие бумажки получить. Но времени в запасе полно, так что пусть Аня сидит и спокойно ждет.
Она и ждала. Сосчитала про себя до тысячи и обратно. Прослушала старую песенку «Фаина, фа-и-на…», которая играла у кого-то мужика по соседству. Потянула носом, учуяв запах жареных сосисок, и поняла, что страшно голодная.
И тут, наконец, явился Костя.
— Ешь, — он сунул ей жареные пирожки и маленькую бутылочку с лимонадом.
А сам встал так, чтобы закрывать ее от людей, проходивших мимо.
— Все в порядке? — доверчиво спросила она, подняв к нему лицо, и откусывая пирожок
Он вздохнул, но сказал твердо:
— В порядке.
Про судьбу гадалки он решил ей не говорить. Все равно, поправить тут он уже ничего не мог.
— Больше нас не будут искать?
— А некого искать. Нас уже нет на этом свете. И ничего от нас не осталось. Не нашли. Все болото не обшаришь. Тот гражданин хороший, который нас заказал, пребывает в этом убеждении. И, надеюсь, в нем и останется. Тем более, теперь он спокойно владеет всем, чем хотел. Придет и ему расплата, но малость погодя. Что же касается Клеща и его подельника – без некоторых людей воздух делается чище, не замечала?
Все это было слишком сложно для Ани. И она забеспокоилась о другом.
— Но мне же нельзя самой… Меня снова заберут куда-то, вроде того интерната…бабушки нет, опекуна нет…
— Погоди, устроимся, постараемся снять с тебя диагноз. А если нет – насчет опекуна не беспокойся. Будет. На тебе бумагу, вытирай руки, и пошли – слышишь, наш поезд объявили.
Аня рассматривала все вокруг себя с любопытством ребенка, впервые ступившего на иную планету. Константин нес сумку. Состав был длинный, и через несколько минут он хотел переложить тяжелую кладь, но девушка так крепко сжимала его пальцы, что он не решился высвободить их.
Проводница - худенькая, озабоченная началом рейса, взяла их паспорта.
— Николай и Наталья Демьяновы… Двадцать пятое и двадцать шестое места, проходите.
И через десять минут поезд на Ставрополь медленно проплыл вдоль платформы, и еще некоторое время в тумане были видны его красные огни.
