Вернулся возрождать родную деревню, но было уже поздно…

До Колдыбая ведет узкая, зарастающая лесным молодняком проселочная дорога.

С тех пор, как хлебопашество и животноводство окончательно развалилось, деревню списали со счетов. На всем протяжении 12-километрового пути от соседнего села Новоберезовка Идринского района — ни одного указателя. Словно едешь в никуда…

Покосившаяся старая сосна, стоящая особняком вдали от таежного бора, как некая точка отсчета. Этим хвойным деревом когда-то заканчивалась деревня. С этого места провожали молодых в армию, а стариков — в последний путь.

Как будто в спешке уходили из своих домов люди

Сегодня в Колдыбае проживают всего 12 человек. Семь жилых домиков стоят прямо на въезде в деревню. Остальные брошены. Не разворованы, не разобраны, а именно брошены. Целые заборы, окна, сараюшки с некогда нужной в домашнем обиходе утварью. Как будто в спешке уходили из своих домов люди.

А ведь никто не гнал деревенских жителей с этих земель. Несмотря на горный климат (деревня расположена у подножья хребта Кортуз — это наивысшая точка Идринского района, высота 1200 метров над уровнем моря — прим. ред.) люди освоились на подтаежной территории более ста лет назад. Когда-то здесь было два колхоза и около 500 дворов. Помимо сельского хозяйства, население занималось охотой, сбором грибов, ягод, папоротника. Природа щедро делилась своими дарами.

— В середине 90-х годов прошлого века хозяйства стремительно разваливались, зажиточные семьи стали нищать. Ни работы, ни зарплаты, ни перспективы, — вспоминает Василий Астапов. — Кто смог — уехал, кто не смог — спился, умер от старости. Время такое было, ничего не поделаешь. Я-то сам в Майском тогда жил (небольшое село Идринского района — прим. ред.), а родители здешние, колдыбайские. Детство тут провел, все тропы в этих лесах истоптал. Когда миграция в деревнях началась, меня такая тоска заела. Как представил, что родной дом растащат, камня на камне не останется. Бросил школу, где преподавал физкультуру, решил, буду свою деревню возрождать. Вот только поздно спохватился, здешнюю начальную школу к тому времени закрыли, окна вынесли, полы раскурочили. Понял, дни родной деревушки сочтены…

Прививка от цивилизации

Однако уезжать из знакомых с детства мест Астапов и не мыслил. Даже тогда, когда растаскивали последние заборы, он верил, что все еще можно изменить. Вместе с супругой Любовью Григорьевной они буквально отстояли здание бывшей школы, которое строили еще в царской России. Выкупили его у сельсовета, которому формально еще принадлежит деревня. Эта школа и служит им жилищем уже много лет. А отчий дом, что находится по соседству, облюбовали родственники Астаповых.

Стены из добротного кругляка, высокие потолки, просторные помещения. До революции здесь преподавали Закон Божий, в советское время учили письму и грамоте.

— В 1914 году в этом здании была открыта церковно-приходская школа, – рассказывает Любовь Григорьевна. — Мне и самой довелось какое-то время поработать здесь преподавателем младших классов. Когда последние ребятишки выпустились, власти приняли решение о закрытии учебного заведения.

Постепенно закрылся и единственный магазин, в деревню перестал ходить автобус. Все, что осталось от благ цивилизации, — тянущиеся вдоль дороги линии электропередач, благодаря которым у колдыбайцев в домах есть свет. Но ЛЭП — это отнюдь не милость районных властей к последним жителям. Просто деревня проездная, благо за ней пока еще есть села, в которых теплится жизнь.

А вот об остальных удобствах люди и не мечтают. Единственный центральный телеканал, который не всегда улавливала антенна, в связи с переходом на цифру потух. Сотовой связи и уж тем более Интернета здесь никогда и не было. Даже радио не говорит в этих местах. В век эволюции роботов эти люди не знают, что друзья могут «жить» в одноклассниках.

Они ходят к роднику за водой, которую, слава Богу, пока еще можно пить без фильтров и кипячения, заваривают душицу и чагу, добывают дикого зверя с ножом и дедовым ружьем, не забавы ради, а пищи для.

При этом они не считают себя дикарями, изгоями или отшельниками. Они жители своей деревни, деревни, которой больше нет.

Но как глубоко впитали они любовь к своей земле, как сильна и как действенна в них прививка от цивилизации, что не позволяет им и помыслить о другой жизни.

Век машин и варваров убьет все живое в округе

— Погоди ты, дай отдышусь, воды хлебну!

Зачерпнув из алюминиевого ковша родниковой воды, хозяин дома озабоченно бурчит под нос, морщится… Он недавно управился с большим хозяйством. На подворье Астаповых более десяти голов крупного рогатого скота, лошади, птица. Натуральное хозяйство – основной их заработок. Василий, правда, еще лесом подрабатывает. Делает бани, надворные постройки, которые с удовольствием покупают приезжие из соседних районов люди. Признается, привольно ему в тайге, здесь он чувствует себя дома.

— Смотрите, в горах еще блестят льдом прогалины. Эти уж последние. К началу июня снег на Кортузе совсем сходит, значит, лето пришло, — говорит Василий. — Нынче из леса пришел, уж весь зачесался. Комар вывелся, клеща тьма. Верняк, овод на днях пойдет, та еще зараза. Проведешь ладошкой по руке, вся в крови от укусов. Этой «холеры» у нас навалом.

— Как же от клеща спасаетесь? — не удержалась от вопроса.

— Когда медведь на пятки наступает, о клещах не думаешь (смеется). Теперь уж можно рассказывать, три года прошло. Повадился медведь коров наших гонять. А тут как раз соседа похоронил, косолапый учуял, крест ночью выдрал, могилу полез рыть. Собаку застрелил на приманку, капкан поставил, через день на коне проверять поехал. Попался мишка, три часа его с капканом гонял, смотрю, подустал. Ну, я коня-то и привязал, иду, метров пять до него осталось. А медведь как поднялся и за мной. Бегу, чувствую, уже сопли брызжут в спину, откуда только прыти-то у меня в 50 лет взялось?.. Думал, сейчас лапой захлестнет. Но спас Бог, капканом за корягу зацепился.

Читатель может не согласиться, осудить борьбу человека с животным. Признаться, сама очень люблю животных, но я никогда не жила в одном пространстве с диким зверем, а потому судить этих людей не буду. Одно могу сказать, в этом условном разделении территории и в этих безмолвных договорах между хищником и Астаповым, есть большой плюс: они находятся в равных условиях.

— Ни один верный зверю охотник не сдаст тропу хищника другим, как ни один хищник не натравит на человека стаю, если однажды встретился с ним один на один. Это закон тайги. Мы ставим силки на зверя только тогда, когда он нам угрожает. Поэтому мне до боли жалко смотреть, как мимо нашего, забытого цивилизацией села вереницами идут квадроциклы, джипы, из которых без разбора палят по зверю из винтовок с оптическим прицелом. Вот уж точно, век машин и варваров убьет все живое в округе.

За нами никто не придет…

Но пока зверь все же чувствуют себя хозяином на территории, которую оставили люди. По ночам в этих местах воют волки, бобры штурмом взяли проточные речки, которые постепенно превращаются в болота. Нет прохода от колонков, лис, горностаев, которые давят птицу на подворье Астаповых.

— Со всем этим можно жить! — уверяет хозяйка дома Любовь Григорьевна. — Мы свыклись. Завели собак, они нам большая подмога. Обидно, что последние мы остались, за нами никто не придет. Дети уехали жить в город, внуки приезжают сюда, как на экзотическую экскурсию. Через пару десятков лет Колдыбай будут вспоминать не как деревню, а как дорогу, которая ведет в бескрайнюю тайгу. А дом наш снесут, точно снесут…

— Почему люди уходят с родной земли?

Астаповы молчат. Переглядываются и молчат. Чтобы сменить тему, Василий приносит из чулана прошлогодний мед в сотах, показывает свои трофеи, чучела добытых им животных, которые аккуратно расставлены по дому. Любовь Григорьевна хвалится поделками из бересты и вырезанным из дерева образом Иисуса Христа, который висит над кроватью в центральной части дома.

— Это трудно объяснить, — вздыхает хозяйка. — 30 лет назад муж сказал, мы не оставим эти земли, они наши. Теперь я говорю то же самое своим детям, но у них уже совсем другое отношение к земле.