Из цикла "ПлЕменные революционеры"
Он мечтал войти в историю. Делал для этого все - клеил листовки, мастерил взрывчатку, участвовал в покушениях на государевых людей, прятался от полиции, во время швейцарских "пряталок" изучал химическую науку, чтобы позже применить свои знания, скрывая от людей тела убитых и улики ритуального убийства Царской Семьи.
В минуты душевного расслабления (под водочку или курение опия) любил интриговать собутыльников собеседников, повторяя с придыханием "Мир никогда не узнает, что мы с ними сделали", прокручивая в воспаленном мозгу картину глумления над телами Государя, Императрицы, Цесаревича, четырех красавиц Великих Княжон, семейного врача, повара, камердинера, горничной.
Он мечтал войти в историю. И вошел, благодаря большевистскому позерству, устраиваемому после каждого (пусть и нечастого) покушения на комиссаров, когда именами жертв (не все же им выступать в роли палачей) назывались поселки, проезды, тупики и прочие объекты локации. Петру (Пинхусу) Войкову посчастливилось даже дать свое имя станции Московского метрополитена.
Неизвестный непотопляемый
Несколько лет назад жителям столицы предлагалось поучаствовать в голосовании по вопросу "продления полномочий" комиссару Войкову, как "начальнику станции" по зеленой ветке метро. Бабушки-старушки вкупе с агрессивно-послушным коммунистическим большинством отстояли своего даже не кумира, а свое прошлое, за которым голосующие в массе своей и не знали, что за "фрукт" был Петр Лазаревич Войков.
Кто-то из старожилов рассказывал, что на этом месте был химический завод его имени, поэтому и станцию метро, запущенную в 1964-ом, так же назвали. Только ведь, из химических заслуг Войкова известны две -
1. Собранная им по импортной рецептуре бомба, которую швыряли в достойного человека, военного губернатора Ялты генерала Ивана Думбадзе.
2. Затребованная им серная кислота в огромных количествах, которой поливали разрубленные останки Царственных Страстотерпцев, чтобы "мир не узнал", что эти палачи-изуверы "с ними сделали".
Вот такая, понимаете ли, станция "Войковская", получается.
А в остальном, прекрасная маркиза...
Раз уж, заговорили о "преступлении века", то надо напомнить роль Войкова в этом ритуальном злодеянии.
Вместе с Юровским, комендантом Ипатьевского дома, где содержалась Царская Семья и их верные помощники, представитель обкома Войков готовил сукно для заворачивания трупов, керосин и серную кислоту для их полного уничтожения. Как матерый бандит, Войков сжигал и испепелял тела мучеников из Ипатьевского подвала.
И не только это. Чтобы спровоцировать Государя Николая Второго на «побег» под контролем ЧК, Войков сочинил фальшивку от имени якобы группы офицеров, желавших освободить незаконно свергнутого Императора. Царь на фальшивку Войкова не повелся, и шайке головорезов пришлось выдумывать подробности "возможного" побега из головы.
Войков вместе с Юровским был ведущим исполнителем злодеяния. После расправы над Царской Семьей он снял с руки убитого Государя перстень с большим рубином и носил его, не снимая. Кто с ним выпивал, тот, не раз и не два, мог слышать эту историю хвастуна-цареубийцы.
Истоки ненависти
Семейка Войковых (Вайнеров) была пропитана ненавистью к закону и порядку, принятому в Российской империи. Папа Лазарь читал детям всяческий агитпроп, который местные керченские бундовцы поставляли в объемах неограниченных. Портовый город обеспечивал прохождение нелигитимных грузов достаточно легко и свободно.
На почве ненависти к государственному строю у младшего брата Павлика поехала крыша, и он, ученик Керченской гимназии, изрезал висевший на стене царский портрет и, оставив записку «Это сделал я, Павел Войков», покончил с собой в 1905 году. Старший брат, Петр предпочел резать и убивать живых людей из Царской Семьи, готовя себя к "делу жизни" через юношеские "игры и забавы".
Весьма интересен тот факт, что в керченской гимназии Войкову досталась парта, за которой некогда сидел окончивший эту же гимназию Желябов - организатор убийства Александра II. Узнав об этом и почитав запрещенную листовку с дерзкой, но при этом убедительно-провокационной речью Желябова на суде, Петя невероятно возгордился тем, что сидит за таким «сакральным» местом, и стал еще больше активничать в подрывной деятельности, за что был исключен из гимназии.
Среди товарищей по партии был известен по партийным кличкам — Петрусь, Интеллигент, Белокурый. Участвовал в ряде покушений на "государевых людей" Самое громкое из них, покушение в 1906 году на заслуженного человека, губернатора Думбадзе, не удалось, но активный участник сего действа Петрусь Войков приобрел бесценный опыт охоты на человека.
Попав в поле зрения охранных структур, Войков поспешил в Европу, где как обычно, всем плЕменным было медом намазано. Тут и пиво, и сардельки, и сыры, а бонусом еще и химии в университете учат, чтобы осечек больше не было.
Десять лет в Европе промелькнули как сказочный сон. Женитьба на дочери банкира решила все финансовые проблемы, но ненасытному Пете хотелось обладать большим богатством, чем деньги. Властью!
И, когда мировая закулиса поняла, что шанс покончить с Российской империей появился, вся эта пиво-сарделечная нечисть поспешила застолбить место в поездах и на пароходах, чтобы самолично поучаствовать в раздербанивании святой Руси.
Войкову достался билет в "пломбированный" вагончик, пусть и не главный ленинский, но тоже весьма комфортный, в котором будущий цареубийца и заявился в Россию. С места в карьер, принялся отрабатывать авансы "мировой закулисы", сделав завидную карьеру даже для ленгвардейца.
Тяжела посольская доля - икра уже не лезет...
В конце 1918-го Войкова назначили членом коллегии Наркомата внешней торговли, из которого он вскоре был уволен с громким скандалом: выяснилось, что Войков воровал ценные меха и раздаривал их многочисленным своим подружкам.
Сожалел Петр Лазаревич об упущенном - работенка-то была совсем не пыльная, особенно по продаже государственных ценностей за рубеж. Этим добывалась копеечка малая для нищего государства. Но вы поверите, что разбирающийся в искусстве выпускник европейских университетов, за гроши продаст императорские сокровища? Я нет. А вот то, что себя, любимого, блондин в отличном английском костюме не забывал, это вполне допускаю.
Впрочем, как уже было сказано, с торговли чудо-яйцами Фаберже, Петруся попросили на выход. Вокруг не совсем идиоты подвизались, а брильянтик с яичка хочется каждому.
Однако, пользуясь связями в партийных верхах, Петр Лазаревич сумел не только избежать наказания, но и попасть на дипломатическую работу — в 1924-м он стал послом СССР в Польше. Кстати говоря, ряд стран не пустил к себе посла-цареубийцу. Но в Польшу пролезть удалось.
О посольской службе Войкова хорошо рассказывает писатель Евгений Гусляров:
В те времена Варшава считалась эдаким славянским Парижем. И новоиспеченный посол жил здесь с французским шиком: у Войкова был собственный моторный катер, он устраивал на Висле роскошные речные пикники.
Из Москвы в громадном количестве выписывалась икра, балыки, водка — посол был неравнодушен к алкоголю, к женщинам и наркотикам.
Вообще дамы, наверное, были на первом месте в списке хобби Петра Лазаревича. Затем алкоголь и наркотики. Или наоборот, но дамы - вне конкуренции.
Дамы - вне конкуренции
Один из бывших коллег Войкова вспоминал, что однажды представительный чиновник Министерства иностранных дел Польши заявлял ему, что
"Войков шатается по ночам по глухим улицам предместий и часто прохлаждается на скамейках парка с какими-то дамами".
Чиновник прибавлял, что министерство не намерено «вторгаться в личную жизнь господина посланника», но желает предупредить, что на этих улицах прохожие часто подвергаются нападению грабителей и что жизнь Войкова находится в опасности. Такое же заявление о поведении советского посланника было сделано и первому секретарю посольства Аркадьеву.
Знали в Москве и о нескольких скандальных любовных интрижках Войкова с молодыми сотрудницами посольства. Более того, он имел глупость волочиться за некоторыми советскими разведчицами-нелегалами.
Цветы, подарки, открытое ухаживание большевистского посла попали в поле зрения польской контрразведки и привели к ряду крупных провалов. Пётр Лазаревич опасался, что его растрате и амурным похождениям в Москве придадут политическое значение.
А что скажет друг Аркаша?
Петрусь имел потребность высказаться и посоветоваться с надежным человеком, коллегой по полпредскому делу Аркадием Розенгольцем.
Этот брат-дипломат погостил в Британском Королевстве, но что-то там не задалось, и его отправили восвояси. Вот, и встречал Войков своего коллегу, следующего транзитом через Польшу, на Варшавском вокзале, чтобы обсудить накопившиеся вопросы и посоветоваться насчет тактики защиты.
Итак, 7 июня 1927 года. Варшавский вокзал. Рассказывает писатель Евгений Гусляров:
Войков встретил Розенгольца, выпил с ним кофе в железнодорожном буфете, после чего коллеги вновь вышли на перрон.
И тут раздался выстрел — неизвестный молодой человек стрелял в Войкова из револьвера. Тот бросился бежать, стал отстреливаться, но незнакомец был точнее — Войков получил две огнестрельные раны и через час скончался в госпитале.
Друг Аркаша, "героически" спрыгнул с перрона на пути и спрятался под вагон, хотя из имеющегося револьвера, особо не целясь, тоже пару выстрелов произвел.
Борис, ты прав
Дежурившие на вокзале полицейские задержали террориста, который, впрочем, и не пытался скрыться или оказать сопротивление. На допросе задержанный ответил, что он Борис Коверда, девятнадцати лет, русский, православный, уроженец города Вильно; в Варшаву приехал с единственной целью — убить Войкова и тем отомстить большевикам за растерзанную Россию, за миллионы убитых и замученных людей.
В СССР поднялся невероятный шум по этому поводу. Пока одни чиновники придумывали, чтобы еще этакое назвать именем посла-"цареубийцы", готовя ему почетное могило-место у Кремлевской стены, другие, по старой большевистской традиции, сочиняли расстрельные списки, куда вошли двадцать (чудом еще оставшихся при Советах) представителей великокняжеских фамилий имперской России. Ночь с 9 на 10 июня стала ночью "длинных ножей", когда эти ни в чем не повинные люди были расстреляны.
Белая эмиграция, рассеянная по всему миру, высоко оценила поступок юноши, назвав его Белым Рыцарем. Поэты (не из Пролеткульта, конечно) посвятили ему вдохновенные строки. Засидевшийся в парижском кафе за бутылочкой "Божоле" Константин Бальмонт быстро сочинил стих про героев на букву "К", вспомнив события и года 1918-го, и 1923-го, и текущего тогда 1927-го.
Люба мне буква «Ка»,
Вокруг неё сияет бисер.
Пусть вечно светит свет венца
Бойцам Каплан и Каннегисер.
И да запомнят все, в ком есть
Любовь к родимой, честь во взгляде,
Отмстили попранную честь
Борцы Коверда и Конради.
Впрочем, стихи Марианны Колосовой, посвященные Коверде, кажутся мне более искренними и интересными. Все-таки, некая неряшливость в "оде букве "К" присутствует у Константина Дмитриевича, не правда ли?
Вместо эпилога
Войков мечтал войти в историю нашего Отечества.
И вошел в нее - пока действующей станцией столичного метро и названием еще оставшихся объектов в топонимике российских городов.
Только вот, почему-то думаю, что столичные чиновники, следуя в православные праздники в нарядные храмы на богослужения, не проезжают на подземке, останавливаясь на станции имени палача-"кислотника".
Они на больших черных лимузинах по перекрытым дорогам прибывают к месту назначения. А там уже внимают Божественной Литургии, прося подмоги у небесных угодников-покровителей.
В том числе, и у Святых Царственных Страстотерпцев.
А если бы добирались на метро, возможно и решение бы пришло правильное...
