Видят боги – жрецом я становиться и не думал. Мечтал быть воином и уверенно шел к этому с малых лет. Встретив тринадцатую весну, отправился в первый взрослый поход. Когда пришло время, получил от Жреца Орлина пурпурный плащ и парные клинки из храмового серебра. Не было в деревне ни одного смельчака, который рискнул бы померяться со мной силами. Разве что Нарид, сын советника Жреца, но тот не ввязывался в драку ради забавы.
Мы ходили в походы, дрались с дикими племенами, изредка – с вампирами, спали на голой земле, ели орехи и съедобные коренья, купались в горных озерах с ледяной водой и на привалах собирались у костра, слушая истории опытных воинов. А потом я начал видеть странные сны. Первые боги звали меня к себе, обещали рай, тайное знание, особую магию и власть над миром. Над обоими мирами. Ни один темный эльф, будучи в здравом уме, не пройдет мимо таких соблазнов.
А я и без того падок на соблазны. Самые разные.
- У твоего отца были янтарные глаза, - сказал Орлин, - и ты видишь янтарные сны.
Тоже мне, удивил. Ткни пальцем в любого эльфа из нашей деревни – и он скажет, что у его предков глаза были янтарными, а кровь – голубой.
- Иди в храм, - предложил Жрец.
- И там мне помогут растолковать мои сны? – с надеждой спросил я.
- Это твои видения, и их смысл ты должен постичь самостоятельно. Но если ты начнешь читать священные книги и беседовать с богами, твой ум станет ясным.
Сперва я заглядывал в храм по праздникам новой луны. Потом начал приходить чаще. Усердно читал, учился, как велел Орлин, беседовал с богами, помогал младшим жрецам готовить благовония для курильниц, наливать масло в лампы и подметать каменные полы. Тайных знаний я, разумеется, не обрел, равно как и особой магии, не говоря уж о власти надо миром, но все это перестало меня интересовать.
Я отложил парные клинки и сменил пурпурный плащ на желтую жреческую мантию. Потом – на зеленую, голубую, серую. И, наконец, на белоснежную, сменив на посту ушедшего на покой верховного жреца. Теперь ко мне обращались не иначе как «сиятельный Луард». Да, так меня нарек мой папаша с янтарными глазами. Говорят, это слово из языка, которым пользуются в землях огнепоклонников. И никто не знает его смысла. Да и слава темным шаманам. Все знают: темное имя определяет судьбу. Вдруг мне напророчили страшные болезни и одинокую смерть?
Жизнь у верховного жреца непростая, но я не жаловался. Мне нравилось переписывать старинные книги, проводить обряды и заботиться о храме. Я написал собственную книгу, потом – еще одну, и еще. Сны больше не мучали меня. Ну… ладно. Врать не буду, это грех. Сны меня еще как мучали. Вот только являлись мне не первые боги.
Священнослужители низшего порядка могут жениться и заводить детей. Тот, кто надевает серую мантию, принимает дополнительные обеты, включая обет безбрачия, но подругами они иногда обзаводятся. А верховному жрецу запрещено даже смотреть на женщин слишком пристально, не то чтобы к ним прикасаться. О чем думал Орлин, возрождая культ? Как здоровый мужик может отказаться от женщин? И ладно бы храм находился в лесной глуши. Но ведь они отсюда не выходят. То юные эльфийки, расцветшие буквально прошлой луной, приносят корзинки со сладкими ягодами богине Энлиль и молятся о том, чтобы та послала им красивого мужа. То женщины-воины заявляются посреди ночи помолиться богине Царсине, просят ее о твердой руке и смелости в бою.
Я могу переплыть любое озеро на несколько раз, могу бегать по лесу до того, как Великая Тьма и Великий Свет не станут единым целым, могу фехтовать до посинения и не подумаю жаловаться на усталость. Но женщины – это соблазн, придуманный злыми богами. Сколько я ни молился, как ни пытался уйти с головой в священные книги, мысли о них преследовали меня постоянно. И наяву, и во сне. О, что я выделывал с ними во сне… сама Великая Богиня, которой поклоняются жрецы сладострастия, покраснела бы от стыда.
И вот однажды вечером, когда я переписывал разваливающийся свиток, судьба решила устроить мне новое испытание. И оно не шло ни в какое сравнение с предыдущими.
- Прости, что отвлекаю тебя от дел, сиятельный Луард, но мне нужно с кем-то поговорить… думаю, только ты меня поймешь.
Я успел сделать глоток травяного отвара из деревянного кубка и поспешно проглотил его, испугавшись, что напиток брызнет изо рта. Эту женщину я ожидал увидеть в храме в последнюю очередь.
- Проходи, дитя. Двери моего храма в любое время дня и ночи открыты для всех.
- Благодарю тебя. Я не отниму много времени. Мне нужен совет.
Гостья сложила ладони на животе, замерев в традиционной позе воспитанной эльфийки: скромна, старается не поднимать взгляда и молчит, пока к ней не обратится ее муж. Она вполне сошла бы за такую, если бы не откровенный наряд: платье, едва прикрывавшее бедра и грудь.
Хотя винить ее было не в чем. Дея – так ее звали – родилась в землях огнепоклонников, росла и воспитывалась в храме богини любви и, будучи уже взрослой, прослужила там много весен, занимаясь понятно чем. Для таких храм – обитель разврата, а не святости. Когда она появилась в деревне, все мужчины потеряли покой и сон. И я, понятное дело, тоже. Казалось, ее, высокую, смуглокожую, с копной темных кудрей и ярко-зелеными глазами, создали демоны похоти. Они трудились над своим творением день и ночь, выверяя каждую мелочь, а потом вдохнули в него жизнь и выпустили в мир.
- Садись, - сказал я, кивнув на стул рядом с собой.
Дея грациозно опустилась на предложенное место. Ткань платья на бедрах поползла вверх, и она пригладила ее ладонями.
- Я хочу… как вы это называете? – Она изогнула бровь и закусила нижнюю губу. Мое сердце билось где-то у самого горла. Я старался не дышать, но понимал, что это бессмысленно: ее эмоциональный запах никуда не девался. – Поведать о своих грехах.
- Исповедаться, - подсказал я, надеясь, что она не слышит дрожи в моем голосе. – Я готов тебя выслушать, дитя. Кайся.
- С чего мне начать? – невинно спросила Дея.
Сперва я решил, что она надо мной издевается, но спустя мгновение понял: для нее происходящее в новинку. А потом понял и кое-что еще. Мне нравится эта игра.
- С самого начала, дитя, - подбодрил я.
- С самого начала? – В ее взгляде промелькнуло удивление. – Хорошо. Как ты знаешь, я воспитывалась в храме богини любви, и тамошние жрицы впервые познают мужчину, когда встречают семнадцатую весну. Но я всегда была жадной и до знаний, и до удовольствий, и хотела сделать это раньше. Не расстаться с невинностью – старшие жрицы следили за нами очень строго – но… ты понимаешь. Есть много способов познать мужчину, помимо главного. Прости, сиятельный Луард. Мне кажется, я смущаю тебя. Твой сан не позволяет общаться с женщинами, и боги уж точно не одобрили бы таких разговоров…
- Это исповедь, а не праздная беседа, дитя, - уверил ее я. Чуть поспешнее, чем следовало, потому что мне хотелось услышать продолжение. Чувствовал ли я себя виноватым? Ни капли. – Я готов внимать.
- Мужчины в храм приходили часто, и однажды я познакомилась с очаровательным юношей из благородной семьи. О, как он был красив. – Она прикрыла глаза, и на ее щеках появился нежный румянец. Ясное дело, вызванный развратными мыслями, а не смущением. – Светлая кожа, иссиня-черные кудри, карие глаза. Он сказал мне, что жрицы обучают нас неправильно, и добавил, что если он возьмет мое воспитание в свои руки, то к двадцатым именинам я буду превосходить в искусстве любви не только сверстниц, но и старших. И я, не колеблясь ни мгновения, согласилась.
- И чем же вы занялись в первую очередь? – уже не скрывая любопытства, поинтересовался я.
Дея принялась накручивать на палец выбившийся из высокой прически локон.
- Сперва мой наставник сказал мне, что я должна наблюдать за тем, как женщины доставляют мужчинам удовольствие, и делать это почаще. Когда ты учишься стрелять из лука, то смотришь, как стреляет твой учитель, и только потом берешь лук. – Она оставила локон и задумчиво погладила губы кончиками пальцев. – Нужно и наблюдать открыто, и подглядывать. Нужно находить в этом удовольствие. Пытаться понять, что чувствуют люди и темные существа, когда за ними наблюдают.
- Чему он обучал тебя потом, дитя?
Я слышал много исповедей, но ни одна из них не шла ни в какое сравнение с тем, что поведала мне Дея. Эта женщина провела большую часть жизни в постели с мужчинами, и оставалось лишь гадать, как она умудрялась выкраивать время на повседневные дела. Даже малая часть ее истории с легкостью посрамила бы рассказы эльфиек-воинов о любовных приключениях. Детально описав то, как наставник открывал для нее мир чувственных удовольствий – начиная с ласк с помощью губ, пальцев и языка и заканчивая тем, что женщины обычно свято берегут от мужей, а зря, потому что за болью скрывается особенно изысканное наслаждение – она перешла к другим мужчинам. Порой их было двое, а иногда и трое, и о том, что они с ней творили – в кровати, на полу, в подземельях, в прекрасных садах, в озерах, на мягкой лесной траве – я постеснялся бы даже думать, а обсуждать – тем более.
С каждой новой подробностью глаза Деи сверкали все ярче, а я краснел все безнадежнее. И призывал на помощь всю свою волю для того, чтобы спокойно сидеть на месте. Еще никогда я не испытывал такого желания разорвать на женщине платье и взять ее прямо здесь, под равнодушными взглядами статуй богов. Вот для кого Орлин придумал трижды проклятые обеты? Для холодных каменных исполинов?
- Как ты знаешь, я живу с советником Наридом, - продолжила Дея.
- Знаю. – Когда-то Нарид был простым воином, а теперь стал советником по военным делам. И за это его возненавидели многие товарищи по оружию. А после того, как Дея поселилась в его шатре, советника Нарида возненавидели все мужчины деревни. – Не думаю, что его интересует твое прошлое, дитя. Он любит тебя. А ты любишь его, я прав?
- Да, но… - Дея вновь начала накручивать на палец локон, и я сжал кулаки, заставляя себя не смотреть на ее губы. Еще немного. Сейчас все закончится. А если нет – плакали мои обеты. И вряд ли я пожалею о содеянном. – Иногда я думаю о другом мужчине. Нет. Зачем обманывать? Я думаю о нем часто. С каждым днем все чаще.
- И кто же этот мужчина, дитя?
- Первый советник Ирфин.
Звук этого имени в один миг вернул меня с небес на землю. Если с Наридом я бы еще скрестил парные клинки, то с Ирфином – никогда. Даже за гору вампирского золота и мешок красных эльфийских алмазов. Хуже драки на потеху публике может быть только драка за женщину. Нет, Ирфин не был жесток. Если ему приходилось убивать, он делал это твердой рукой, ни на мгновение не теряя хладнокровия. Никакой жестокости. Сильный убивает слабого. Закон природы.
- Вся деревня знает, что Ирфин влюблен в тебя без памяти, - сказал я, забыв про вежливое «дитя». Какое, ко всем первым богам, дитя после того, что она наговорила?.. – Почему бы тебе не ответить ему взаимностью?
Потому, что мне нравится его мучить, должна была ответить Дея. Именно это она и делала не первую весну. Видят боги, я к Ирфину теплых чувств не питал, но наблюдать за его безуспешными попытками покорить сердце красавицы было больно. Что бы я делал на его месте? Наверное, сошел бы с ума и утопился в озере. Но Ирфин упрям, особенно если дело касается женщин.
- О, не знаю, - расстроенно сказала Дея. – Нарид такой милый мальчик. Я не хочу разбивать ему сердце. И вот я здесь, сиятельный Луард. Я рассказала тебе все. Ни одно живое существо в двух мирах не знает обо мне то, что знаешь ты. Может, я не умею любить и быть верной одному мужчине? Жизнь, которую я вела, испортила меня? Я сплю в постели Нарида, но на рассвете тайком выбираюсь из шатра и иду в лес следом за Ирфином. Мне нравится наблюдать за тем, как он плавает в озере и упражняется в фехтовании с воинами. А еще иногда я по ночам подхожу к его шатру, заглядываю в щель полога и любуюсь его лицом, когда он спит. А когда он не спит, и его постель греет красивая женщина…
- Луард! – прервал ее мысли голос, донесшийся из главной залы. – Ты здесь? Или уже отправился видеть полные божественной благости сны?
Дея испуганно ахнула, вскочила и метнулась за украшенную богатой вышивкой ширму, закрывавшую вход в святилище. Вслушиваясь в звук удаляющихся шагов, я испытал разочарование пополам с облегчением. Будто невидимая рука поколдовала надо мной, сняв морок, но я был бы не прочь еще немного побыть под властью этого колдовства.
- Ты забыл свое имя или оглох?
Первый советник Ирфин подошел к столу и остановился, скрестив руки на груди. На нем была белая мантия с золотым шитьем, и это означало, что Дея полюбуется на него спящего – или не совсем спящего, если постель будет греть красивая женщина – еще нескоро.
- Я погрузился в работу, первый советник. Прошу прощения, если заставил ждать.
- Ты заставил ждать не только меня, но и весь совет. Где трижды проклятые чернила? Я третьего дня говорил тебе, что осталось несколько капель! Чем занимаются твои жрецы? Усердно молятся за всех эльфов, живущих в этой деревне? Как насчет того, чтобы немного поработать? Или прикажешь мне отправиться за чернилами в Темный Храм?
Раньше книги переписывали хранители знаний, но теперь их (книг) стало больше, и эта обязанность легла на плечи жрецов. Нас обучали нескольким языкам, включая темный и древнее эльфийское наречие, на котором когда-то говорил весь мир. А еще мы владели искусством изготовления и обработки бумаги, мастерили перья и делали чернила. Не только для себя, но и для счетоводов, виноделов, первых воинов… словом, для всех, кому по долгу службы приходилось писать. В их число входили и советники. Орлин был буквально помешан на том, чтобы все записывать. Законы, изменения в законах, планы реформ, идеи будущих реформ. Этим чаще всего занимался Ирфин: молоденькие девушки, которым Жрец раньше поручал обязанности писарей, не знали многих слов и мучительно медленно водили пером по бумаге.
- Прошу прощения, первый советник, - повторил я, поднимаясь на ноги. – Чернила еще не готовы, но я готов отдать тебе часть своего запаса. Завтра праздник полной луны, и жрецы занимались сбором трав для церемонии.
- Но ароматные масла для твоей лампы они приготовить успели. – Ирфин потянул носом воздух. – А еще говорят, что обеты жреца, получившего высший сан, запрещают ему наслаждаться… постой-ка. Это не масла для лампы.
То ли я до сих пор не стряхнул с себя оцепенение, в котором пребывал, разговаривая с Деей, то ли час был слишком поздний, и усталость давала о себе знать, но подвоха в словах внезапного гостя я не учуял.
- Должно быть, этими маслами пользуется кто-то из эльфиек, приходивших ко мне ради исповеди, первый советник, - сказал я.
Темно-синие Ирфина опасно сузились, и я похолодел, осознав, что совершил ошибку.
- Сюда приходила Дея? – негромко спросил он.
- Дея?
- Не пытайся казаться еще большим дураком, чем ты есть. Она здесь была?
- Не припоминаю, первый советник. Она иногда посещает вечерние церемонии, но остается в толпе и не подходит ко мне для личных бесед.
- Уверен, ты был бы не прочь.
Я попытался сделать шаг назад, но Ирфин опередил меня на долю мгновения. Его рука взметнулась в воздух со скоростью, которой позавидовал бы любой из первых воинов, и пальцы вцепились мне в ухо.
- Она была здесь, а ты утверждаешь обратное. Значит, у тебя есть причины лгать. Я видел, как ты пялишься на молоденьких эльфиек. До сих пор смотришь на мою старшую дочь, хотя она давным-давно вышла замуж за одного из сыновей Жреца. – Он сжал мое ухо чуть крепче, и я зашипел от боли. – Я вижу это в твоих глазах. Все грязные мыслишки написаны у тебя на лице. Можешь раздевать глазами любую девку в этой деревне, но если ты посмеешь прикоснуться к Дее, я перережу тебе глотку и похороню, завернув в твою белоснежную мантию. Сиятельный Луард.
С этими словами Ирфин оттолкнул меня и направился к выходу.
- Жду обещанные тобой чернила, - бросил он через плечо.
Я прижал ладонь к груди и сделал несколько глубоких вдохов – вышли они, скорее, судорожными – в попытке успокоиться. Не знаю, что там до моих обетов, которые я каждый день по нескольку раз нарушаю в мыслях, но боги до сих пор меня любят. В противном случае я уже лежал бы в земле с перерезанной глоткой, завернутый в собственную мантию.
- Он прекрасен в гневе.
Тихий голос Деи, донесшийся со стороны ширмы, заставил меня подпрыгнуть от испуга. Значит, она никуда не ушла? Все время стояла здесь и подслушивала?
- Я права, сиятельный Луард?
В ожидании ответа женщина покусывала ноготь большого пальца и испытующе смотрела мне в лицо. В ее глазах светилось искреннее обожание… и кое-что еще. Менее невинное.
- Я был уверен, что ты уже ушла, дитя.
Представив, как Ирфин возвращается для того, чтобы напомнить об обещанных мной чернилах, я внутренне содрогнулся.
- Я вернулась для того, чтобы кое-что рассказать. – Она склонила голову на бок, наблюдая за мной. – Твое имя пришло из языка, на котором говорили в моих родных землях. Знаешь, что оно означает?
- Увы, этого не знал даже мой почтенный отец.
- «Грех». – Дея склонила голову, прощаясь. – Пусть первые боги хранят тебя, куда ты бы ни повернул, сиятельный Луард.
Еще немного истории Ирфина и Деи:
Еще немного истории Ирфина:
Моя творческая страница ВКонтакте:
Не забывайте ставить "лайк", если вам понравился материал, и подписывайтесь на канал.
А еще вы можете поблагодарить меня за материалы деньгами, абсолютно любой суммой. Это даст мне чуть больше свободного времени, и я смогу чаще радовать вас крутыми материалами.
