Деятельность декабристских организаций стала альтернативой реакционному политическому курсу, бесплодным либеральным жестам и верноподданническим ожиданиям царской милости в эпоху Александра I. Их создали офицеры, доказавшие свой патриотизм на полях сражений. Подвиг народа, спасшего Отечество и освободившего Европу, открыл этим дворянам вопиющее противоречие между высокими моральными качествами народа и его рабским положением. Декабристы ознаменовали переход от верхушечных дворцовых переворотов и эволюционного Просвещения к революционному насилию с целью коренного изменения всего социально-экономического, политического строя и культуры.
Тем не менее, как показывает книга «Александр I и русская художественная культура», в своих строгих культурных и эстетических предпочтениях декабристы мало отличались от охранителей самодержавия: они так же стояли на позициях классицизма. В приведенном отрывке из книги историк Олег Островский анализирует влияние декабристов на художественную культуру и пытается представить, как бы выглядела русская культура, если бы декабристы смогли совершить государственный переворот.
Декабристы и художественная культура
С 1823 года центральной трибуной декабристской эстетики стал альманах «Полярная звезда», издаваемый А. А. Бестужевым (Марлинским) и К. Ф. Рылеевым в типографии Н. И. Греча. Альманах включал произведения разных жанров: стихотворения, отрывки из поэм, эпиграммы, мадригалы, повести, очерки, письма, литературные и исторические эссе. Представительный состав авторов, разнообразие тематики и жанров, высокий художественный уровень большинства публикаций порождали интерес к альманаху как у демократической публики, так и у охранителей.
Вильгельм Кюхельбекер, Александр Бестужев (Марлинский) и Кондратий Рылеев — три ведущих литератора и эстетика декабризма, мнили себя «романтиками до конца ногтей». На самом деле декабристы являются не романтиками, а ампирными эклектиками. Отметим основные особенности их эстетики.
Иное отношение к античности
Ориентация на античную историю и культуру — центральный признак классицизма и ампира. Для декабристов она перестала быть «классикусом». В эстетике декабристов в полной мере проявился ампирный принцип аллюзионности: из античных сюжетов и образов они выбирали только те, которые способны вызвать политические аналогии с современностью.
Антиисторизм
Ампирной ориентации на античность декабристы, подобно романтикам, противопоставили широкий пространственно-временной диапазон от Средневековья до современности. Но в отличие от романтиков их художественное мышление антиисторично. Они вкладывали в уста персонажей собственные этические и политические суждения, грубо искажая национальную, историческую и социальную психологию, поведение, речь. Например, у Рылеева Дмитрий Донской обращается к войску с такой речью:
Летим — и возвратим народу
Залог блаженства чуждых стран:
Святую праотцев свободу
И древние права граждан.
В понимании истории декабристы смыкались с охранителями: они ее не изучали, а выбирали лишь то, что соответствовало их политическим и эстетическим представлениям. Они неизменно приносили историческую истину в жертву идеологии. Отличие состояло в политической окраске. Охранители выискивали в истории исключительно подвиги «за веру, царя и Отечество», декабристы — исключительно героическую борьбу против деспотизма. И те, и другие в понимании историзма в литературе, драматургии, поэзии остались на позициях классицизма 70-80-х годов XVIII века.
Ампирные черты художественного мироощущения
Романтики выдвигали на первый план гедонистическую, коммуникативную и аксиологическую функции искусства. В творчестве и эстетике декабристов доминировала воспитательно-пропагандистская функция, как и у сторонников умирающего классицизма. В. К. Кюхельбекер «вернейшим признаком души поэтической» провозглашал «страсть к высокому и прекрасному». Такое видение объединяло классицистов и романтиков, но декабристы под «высоким» и «прекрасным» понимали священные категории классицизма: Отечество, свободу, доблесть, достоинство, мужество, честь, подвиг, жертву.
Им противостояли «низкие» понятия: тираны, цепи, ярем, бичи. Эпитеты и оценки в произведениях декабристов, как правило, касаются категорий не личных, а общественно-политических и отличаются классицистической однозначностью. Родина всегда милая, цель — славная, знамя — святое, думы, песни, мысли сердца, мечтания, души, поэты — высокие, возвышенные. Противоположные эмоционально-экспрессивные эпитеты используются в изображении враждебного политического лагеря. Власть, временщики, ханжи, злодеи, тирания всегда подлые, коварные, ужасные, низкие, гнусные, мерзкие.
Персонажи и лирические герои произведений декабристов обладали ясным пониманием собственной обреченности, готовностью к самопожертвованию во имя Родины, свободы и общественного блага. Они противостояли и лирическому герою раннеромантической поэзии, и байроническому индивидуалисту. Герой и его антиподы по-прежнему представали в классицистическом черно-белом цвете.
У романтиков-бунтарей политические мотивы встречались часто, но не доминировали над остальной тематикой и всегда были пропущены сквозь восприятие лирического героя, что придавало им страсть, проникновенность и глубокую человечность. У декабристов политическая тематика стала всепоглощающей.
Декабристы стремились даже лирическим жанрам придать прямолинейный агитационный характер. Отсюда их единодушное неприятие «Евгения Онегина». Бестужев призывал Пушкина поставить героя «в контраст со светом», чтобы усилить обличительную тональность. Рылеев готов был «до второго пришествия» спорить, что «Онегин» ниже «Бахчисарайского фонтана» и «Кавказского пленника».
Классицистическая иерархия жанров
Приоритет общественно-значимого содержания и воспитательной функции искусства побуждал декабристов пропагандировать исключительно «высокие» жанры — политическую оду, героическую поэму и трагедию, позволявшие прямолинейно противопоставить полярные общественные и эстетические позиции. Представления об иерархии жанров — еще одна точка соприкосновения декабристов с охранителями.
Ампирное (имперское) понимание «народности» и «национальности»
«Народность» и «национальность» для декабристов — это «русские завтраки» Рылеева с подчеркнуто национальной водкой и кислой капустой. Это его призыв к соратникам выйти 14 декабря на Сенатскую площадь в русских кафтанах. П. И. Пестель предлагал в «Русской правде» при проведении военной реформы взять за образец древнерусское платье: «Кафтаны и зеленыя длинныя штаны», иностранные названия заменить русскими не сабля, а рубня; не пика, а тыкня; не каре, а толпник; не стройся!, а в рядобронъ; не тирания, а зловластие; не республика, а общедержавие т. д. Там же он изложил свое понимание «народности»: «Малые племена подвластные большому государству не могут ограждаться правом народности», «лучше и полезнее» если они «сливались бы совершенно в общий состав».
В. К. Кюхельбекер ратовал за создание «поэзии истинно русской». Под ней он понимал ампир, наряженный в русские одежды, славянизированную шишковскую лексику и противопоставленный «недоговаривающей поэзии Байрона». Декабристы использовали элементы народной поэзии: «Что не ветр шумит во сыром бору» (А. Бестужев), «на борзом коне» (В. Кюхельбекер), «красная девица», «гой-еси» (Ф. Глинка). Но фольклорные вкрапления встречаются у них гораздо реже, чем у Крылова, Жуковского, Дельвига. Они являются одним из приемов «романтического камуфляжа», имеют либо эстетский оттенок, либо прямолинейный агитационный характер.
Что было бы, если бы декабристы победили?
Что могло бы произойти с Просвещением, свободой совести, печати, художественного творчества в случае их победы? Это можно представить по одной фразе из «Русской правды»: «Законы веры христианской везде требуют одинаковых правил нравственности». О перспективах свободы печати свидетельствует показательный пример. В 1811 году Александр I, как уже упоминалось, не позволил Цензурному комитету исключить из «Путешествия флота капитана Крузенштерна» главу о злоупотреблениях Российско-Американской компании. Второе издание книги вышло без этой главы. Видимо, ее исключили новые цензоры — фактический управляющий Российско-Американской компании К. Ф. Рылеев и член Санкт-Петербургского цензурного комитета А. А. Бестужев (Марлинский).
