1 ноября 1915 года
От штаба Верховного Главнокомандующего
Западный фронт
В шлокском районе наши части с боем продвинулись к западу от Раггацем.
После 11 дней почти беспрерывных боев по пояс в болотах наши войска взяли Кеммерн и Автинг. Немцы понесли значительные потери и отброшены к западу. Нами захвачены пленные германцы и пулемет.
Упорный бой у мызы Берземюнде, близ Икскюля, продолжался, при чем мы отбили за день 10 ожесточенных атак германцев, нанеся им тяжелые потери. Масса трупов противника лежит пред нашими окопами. В одном из боев этого дня на рижском фронте молодые латышские части, действуя бок о бок с нашими войсками в самых тяжелых местных условиях, вновь проявили присущую им высокую доблесть.
В двинском районе, близ деревни Пристань и Иллукста, наши части несколько продвинулись вперед.
В районе деревни Костюхновки, западнее деревни Рафаловки, упорный бой продолжается. Нами захвачено в плен до 270 нижних чинов.
Кавказский фронт
В приморском и тортумском районах стычки передовых частей.
На западном и южном берегах Урмийского озера, в районах селений Калазева, Бергер, Шайтанова и Шахтове, столкновения с курдскими скопищами, которые повсюду отброшены.
Северный фронт
1-го ноября.
На рижском фронте севернее озера Кангер германцы были вновь потеснены нами на 5 — 6 верст.
Выше Риги по Двине, было несколько столкновений передовых частей в районе остр. Далена.
На Двине в районе Фридрихштадта и на фронте якобштадтского района столкновений не было.
Под Иллукстом наши войска местами успешно преодолели полосу искусственных препятствий и овладели частью кладбища этого местечка.
Западный фронт
1-го ноября.
М. Дрисвяты было обстреляно огнем тяжелой артиллерии германцев.
На остальном фронте до района р. Припяти столкновений не было.
Юго-западный фронт
1-го ноября.
В районе Цмины и Хряск впереди переправ через р. Стырь бои продолжались.
Кавказский фронт
1-го ноября.
Ничего серьезного не произошло.
Боевая хроника "Армейского Вестника"
(29 октября)
Наша артиллерия удачными выстрелами подожгла склад патронов противника в деревне Берестаны. Были слышны частые довольно сильные взрывы. В течение ночи на 26 октября в этом же районе одна из мелких наших партий приблизилась к окопам противника, где была встречена ружейным огнем и ручными гранатами. Несмотря на это, наши разведчики прорвали проволочные заграждения противника и кинулись в атаку, после чего противник бежал, оставив в наших руках пленных. Наша партия при этом не понесла никаких потерь.
Той же ночью на Стрыпе, у деревни Вянятунце, полусотня одной из наших лихих частей заняла с боя рощу, опорный пункт австрийцев, и, несмотря на предпринятые противником повторные атаки, удержалась, пока роща не была приведена нами в оборонительное состояние. Одна из наших батарей 26 октября метким огнем заставила замолчать легкую батарею противника.
Предлагаю вниманию уважаемых читателей очередную публикацию приквела про дядю Прохора. Публикации "про Степку" теперь будут продолжать выходить по понедельникам и пятницам, а публикации этого цикла - по средам.
Проня вернулся в этот мир от того, что кто-то сильно бил его по щекам. Очередную пощечину вольноопределяющийся смог предотвратить, отбив своей рукой ладонь склонившегося над ним кондуктора. Это действие очень обрадовало моряка, о чем он тут же оповестил своего начальника:
- Вашбродь, один пришёл в себя!..
Вольноопределяющемуся было очень неудобно и зябко лежать на дня шлюпке, когда тело наполовину оставалось погружённым в холодную воду. И вода эта, продолжала в шлюпку прибывать. При каждом переваливании шлюпки через очередную волну из пулевых пробоин в обоих бортах струйки воды "отрывались" от стенок шлюпки и превращались в небольшие фонтанчики.
Рядом с Проней лежало тело убитого матроса, другой матрос сидел на дне шлюпки, качал свою уже перевязанную руку и стонал. Посудина теперь плыла очень медленно, набрав много "лишнего веса" и движимая только одной парой весёл. Кондуктор перебрался от Прони на нос и занялся тем, что кому-то стал помогать привести в чувство поручика. Периодически крики команд, шум моря и стоны раненых перекрывались звуками выстрелов скорострельной пушки с миноносца.
Голова у Прони болела, но не сильно. Основная боль ощущалась в районе затылка. Фуражка слетела наверное ещё в воде, но и повязки на голове тоже не было. Он потрогал свой затылок и обнаружил там большую шишку и небольшую ссадину. Схватившись на край борта и подтянувшись на руках, он смог поднять голову, чтобы увидеть, что творится за бортом. За бортом было вот что. От миноносца, иногда исчезая в волнах, двигалась другая шлюпка. Невидимый теперь с моря германский броневик выпускал одну за другой пулемётные очереди в сторону миноносца и обеих шлюпок "вслепую". Пули теперь образовывали фонтанчики на волнах то слева, то справа, то спереди, то позади шлюпки.
У Прони снова сильно закружилась голова, всё нутро его "вывернуло" прямо за борт шлюпки и он снова потерял созгание. Сдедующий раз вольнопределяющийся пришёл в себя, когда его при подъёме со шлюпки на борт миноносца сильно ударили головой о какой металлический выступ. Он вскрикнул от боли, но после этого сам смог схватиться за леер. В маленькой, сухой и теплой каюте, исполняющей роль медпункта, ему пришлось подождать, лёжа на узской кушетке, пока судовой лекарь занимался поручиком. Ждать своей очереди было почти приятно. Проня был уже переодет в сухое бельё. От порции вина ему пришлось отказаться, выполняя запрет судового лекаря:
- Сначала надо разобраться с его головой, а потом уже понять, можно ему сейчас горячительные напитки принимать или нет...
На медицинский стол Проня сумел лечь животом вниз самостоятельно, подставив свой затылок для "манипуляций". Поручика уже унесли на носилках из "лекарской". Проне показалось, что его командир пока так и не пришёл в себя. Перевязаной теперь у раненого была не только рука, но левая нога выше колена.
Вольноопределяющегося снова сильно тошнило, в глазах двоилось и голова теперь просто "разламывалась" от боли. Судовой лекарь сначала ничего, кроме многозначительных "так-так-так", не произносил. Затем последовали вопросы "голова болит, в глазах двоится, тошнит, слышите меня хорошо". На все четыре вопроса Проня чётко ответил "да". За это он получил больнючий укол в то место, которое находится "пониже спины", и обещание:
- Сейчас будет полегче...
Затем Проня заметил, что у руке у "эскулапа" блестнуло лезвие бритвы. Его и так коротко стриженный затылок потерял остатки волос, был промыт, вытерт и получил в качесте "метки" кусок пластыря на ссадину. Все эти манипуляции происходили при нарастающей головной боли, от которой уже казалось потемнеет в глазах или голова просто расколется. Наконец "мучитель" закончил свои манипуляции и вынес вердикт:
- Вам повезло, молодой человек. Пуля на излёте прошла по касательной и только контузила вас. Царапину от неё я даже не стал зашивать, сама зарастёт. Контузия у вас, полагаю, средней тяжести. Молодой организм, полагаю, за несколько недель справится...
Лекарь ещё хотел что-то добавить, но теперь Проню "вывернуло" прямо на его клеёнчатый фартук водой, смешанной с желчью. Эскулап обладал завидной реакцией и сумел отскочить, почти не испачкавшись. Проня пробурчал:
- Извините... Ещё у меня ноги судорогой сводит.
Лекарь нахмурился и занялся теперь ногами контуженного, пытаясь прощупать задервеневшие мышцы. Через несколько секунд судорога прошла и лекарь выдал команду ожидавшим за дверью морякам-носильщикам:
- С "гостями" разобрались!.. Уводите его и давайте первого из "хозяев"...
Головная боль действительно понемногу стала отступать и Проне удалось заснуть в уютной и маленькой каюте. Проспал он, если верить "луковице", побывавшей в морской воде, но продолжающей после этого исправно тикать, часа полтора. Разбудила контуженного не только опять нарастающая головная боль и тошнота, но звуки артиллерийских выстрелов, топот ног и сильная качка. Одевшись в свою почти сухую форму, которую кто-то аккуратно сложил на стул в углу каюты, обувшись, вольноопределяющийся открыл дверь каюты и оказался в коридоре. Через минуту, послушав крики и команды, доносившиеся с палубы, Проня уяснил, что миноносец атакуют вражеские корабли, он отстреливается и торопится уйти под прикрытие батарей Усть-Двинской крепости. Корабль вдруг содрогнулся от сильного удара, потом эта "судорога" прошла ещё раз. Аочти сразу после этих "судорог" Проня услышал чей-то командный голос:
- Пожар на юте!.. Свободные номера расчётов потушить пожар!..
Вольноопределяющийся посчитал себя тоже "свободным номером" и, побивши бока о выступающие металлические конструкции на своём пути, выбрался на палубу. Непокрытую голову резко, но причятно стал холодить ветер. А зрелище было завораживающим. На корме что-то ярко горело. В воде около борта один за другим выросли два довольно высоких водяных столба, от брызг которых Проня опять стал мокрым с головы до ног. По поверхности штормового моря рыскали лучи прожекторов, причудливо пересекаясь между собой или расходясь, исчезая в темном небе.
Проню очередной раз вывернуло прямо на палубу, нахлынувшая волна тут же смыла следы этого "позора". Двое моряков тащили ему навстречу третьего, у которого нога была неестественно вывернута и со штанины капало что-то тёмное. В одном из моряков Проня узнал кондуктора, который бил его по щекам в шлюпке. Тот тоже узнал своего "подопечного" и воскликнул:
- Оклемался уже, молодой?.. У нас тут заваруха продолжается!.. На, помоги отнести боцмана в лекарскую, а я тогда на ют вернусь...
Проня перехватил ношу кондуктора и через минуту опять оказался "внутри" миноносца, перед дверью каюты, из которой его пару часов назад сопроводили, поддерживая "под белы рученьки". Корабельный лекарь, увидев своего недавнего пациента, отреагировал соответствующим образом:
- Вам, господин вольноопределяющийся, постельный режим прописан... Кладите быстро на стол!..
Вслед за матросом Проня поторопился снова выскочить на палубу, чтобы успеть поучавствовать в тушении пожара и попутно побороть очередной приступ тошноты. Но пожар уже был потушен, встреченный на полпути кондуктор дул на свои обожженные ладони и в перерывах между этим занятием, "изливал душу" в очень крепких выражениях. Он уже не обратил внимания на Проню, просто обошёл его и занял своё место в очереди раненых перед дверью лекарской.
Артиллерийская стрельба снаружи смолкла, раздались "трели" боцманской дудки, двое раненых матросов у двери лекарской ждавшие своей очереди, обменялись между собой мнениями по поводу происшедшего:
- Пронесло, слава тебе, Господи!.. Оторвались кажись... А не надо было так близко к германскиму берегу давеча подходить... Думали, у германца только броневик есть... А германец умный, он свои миноноски послал... Две их было? Не... кажись цельных три... Торпеду пускали... Промазали... Утонула она... А наш-то Силантьич, вот богатырь, горящий брезент с мин голыми руками стащил и в море бросил... Теперича отпуск получит, как пить дать...
Матросы перекрестились, Проня последовал их примеру. Его резко стало клонить ко сну. "Свою" каюту он нашёл довольно быстро, на двух других топчанах тихо стонали раненых матросы. Он скинул мокрую форму и бельё, сумел быстро согреться под одеялом и теперь проспал почти до самой швартовки миноносца у "стенки" в порту. Головная боль, немного ослабшая после "заварухи с германскими миноносками", позволив ему тогда заснуть, сейчас опять в голове "пылала костром". Плюс его стало сильно знобить.
Оказавшись снова на палубе, Проня обратил внимание, что на берег снесли пятеро носилок, на двух из которых тела были накрыты с головой. Ещё четверо пострадавших моряков попарно спустились по трапу на пирс самостоятельно, только поддерживая друг друга. Среди них был и кондуктор с обеми перевязанными ладонями. К радости вольноопределяющегося поручик Дидзис, лежа на носилках, был в сознании и даже "крутил головой", пытаясь рассмотреть во мгле наступающего рассвета какие-то ему необходимые подробности происходящего. Проня помахал рукой вышедшему на палубу судовому лекарю, получил от него ответное прощальное приветствие и осторожно сошёл по трапу на берег.
Госпитальные дни потянулись сравнительно скучно. Приступы головной боли и тошноты ко второй неделе стали существенно реже мучить вольноопределяющегося. Но кашель, начавшийся на третий день пребывания в госпиталя, становился всё сильнее. От кашля пошла вверх температура. Теперь Проню периодически бросало то в жар, то в пот.
Вставать с кровати ему было трудно, почти каждая такая попытка сопровождалась головокружением, приходилось хвататься руками за что-нибудь "поддерживающее", в крайнем случае, за стену. На третью неделю царапина на затылке затянулась, а шишка совсем "опала". Затылок в своем выбритом месте теперь стал меньше мёрзнуть, больше чесаться, чем болеть, но при этом исправно зарастать новыми волосами. Кашель продолжал мучить Проню, от кашля сотрясалась и начинала сильнее болеть голова, кашель же и провоцировал приступы рвоты.
На второй день к Проне "прорвалась" мама, а через день - Инга. Мама постоянно прикладывала к носу и к глазам скомканный кружевной платочек, пока сидела у Прониной кровати, ссылаясь на "посетившую её так внезапно простуду". Инга откровенно порадовалась тому, что "всё хорошо закончилось", но, узнав от пришедшей в палату с мензуркой медсестры, что главное сейчас для контуженного покой, быстро попрощалась и заторопилась обратно. Второй визит Инги прервался из-за появившейся в палате Прониной мамы с судками, в которых было что-то мясное и вкусно пахнущее. Родительница пришла побаловать "домашненьким" своего сыночка.
В третий визит Инги следующим вечером вмешался не вовремя приковылявший на одном костыле поручик Дидзис, который неудачно зацепился своей "третьей ногой" за ножку Прониной кровати, потерял равновесие и свалился на пол. Открылось кровотечение, поручика эвакуировали в процедурную уже на носилках, руководящий этой эвакуационной операцией врач шел рядом с носилками и сердито ворчал:
- Строгий постельный режим означает именно то, что больной должен находиться постоянно в постели, а не путешествовать по чужим палатам. А уж если захотелось путешествовать, то делать это нужно с двумя костылями...
Посмотрев сквозь пенсне на расползающееся по повязке красное пятно на ноге ноге поручика врач перешёл от бурчания к командам:
- Операционную сестру зовите быстро!.. Возможно опять шить придётся...
Пронин командир получил пулемётную пулю в ногу тогда, когда они в ту ночь доплыли почти до шлюпки. Рана была не опасная, кости не задеты, пулю извлекли. Избавившись от последствий большой потери крови от своих двух ранений поручик уверенно "пошёл на поправку", но, как выяснилось, ещё не так уверенно мог перемещаться в пространстве.
А через день лечащий врач запретил какие-либо посещения больного вольноопределяющегося, у которого уже постоянно держалась высокая температура. Под запрет, в частности, попал очередной визит Инги, которая перешла после этой неудачной попытки на эпистолярный стиль общения с молодым человеком. Родители были проинформированы об ухудшении здоровья их сына посредством телефонной связи.
На исходе третьей недели кризис вроде бы миновал и вольноопределяющегося посетил сам командир батальона. Он вручил в присутствии своего адьютанта и госпитального начальства выздоравливающему серебряный крестик на георгиевской ленте и выписку из наградного приказа, написанную красивым витиеватым почерком. На реверсе каждого из обоих поперечных лучей креста было выбито по три цифры. А на нижнем луче были выпуклая цифра "4" и под ней буквы "степ". Проня полночи разглядывал свою первую боевую награду. Эти шесть цифр на реверсе креста навсегда врезались ему в память. Утром он сначала приколол крест к нательной рубахе, как делали многие раненые в госпитале, но потом застеснялся собственного хвастовства и убрал награду в тумбочку.
Его высокоблагородие "по секрету" поведал новому георгиевскому кавалеру, что это наградой был отмечен первый поиск, в котором участвовал вольноопределяющемуся. Все участники того поиска были награждены Георгиевскими крестами "соответствующих степеней". В завершении своего корткого визита батальонный командир посоветовал вольноопределяющемуся "не тянуть с испытанием на офицерский чин, подтянуть теорию, как только позволит здоровье". Главный врач госпиталя своей властью сократил и время этого "официального" визита, снова зайдя в палату и выразительно посмотрев на посетителя.
Четвёртую неделю своего пребывания в госпитале Проня встретил уже с заметными признаками улучшения самочувствия. Лечащий врач перестал хмурится, приставляя свои стетоскоп к груди и спине вольноопределяющегося и обещал вскоре написать в лечебной карточке "выздоравливающий с соблюдением полупостельного режима". Отец, который намного медленнее справлялся с последствиями своей контузии, первым посетил после двухнедельного перерыва сына в госпитале, облачившись в парадную форму и придумав какой-то повод для визита к местному начальству. Он начал с поздравлений "кавалера", заметив при этом:
- Вот и переплюнул уже ты меня... У меня такого креста, как ты знаешь, нет и едва уже будет...
Вечная Слава и Память всем защитникам Родины!Берегите себя в это трудное время!Подпишитесь на канал , тогда вы не пропустите ни одной публикации!Пожалуйста, оставьте комментарии к этой и другим публикациям моего канала. По мотивам сделанных комментариев я готовлю несколько новых публикацийе
