Это была скромная выставка в небольшой галерее. На открытие пришли только друзья Анны Леонтьевны и несколько почитателей таланта.
Хозяин галереи открыл бутылку шампанского: «Давайте за нашу художницу!».
Шампанское быстро выпили, хозяин улыбнулся: «Ну и хватит, мы же не пить явились, а ради искусства».
Анна Леонтьевна сказала: «Вот именно!».
Хотя ей было немного обидно. Хозяин мог бы и пару бутылок купить, не разорился бы.
Спустя час она уже ехала домой на метро. В свою квартиру на Соколе, что была и мастерской.
Анне Леонтьевне было сорок восемь, она закончила Строгановку, ее дипломной работой стал натюрморт – апельсины на красной скатерти. Когда один из мэтров увидел его, сказал: «Ань, ты можешь стать всемирно известной… В тебе есть лихость и нежность одновременно. Натюрморт – это вообще твое, оставайся в нем».
Она послушалась.
Только ничего не добилась. Никакой славы. Делала натюрморты на заказ, пару раз для очень богатых клиентов, один заплатил так, что она смогла три месяца прожить в Италии.
Потом миновали годы, когда люди жадно и яростно обставляли новые дома. Когда им требовалась «живопись для интерьера». И теперь Анна Леонтьевна перебивалась картинками для случайных клиентов, она давно перестала ставить в нижнем углу свои инициалы – кому интересны эти никчемные буковки. И постила свои работы в соцсетях – так художники нынче могут найти заказчиков.
Надеялась, что ее дочь станет художницей, но та выбрала маркетинг.
Эта выставка в подвальной галерее стала ее второй персональной. Первую еще в 2004 году устроил богатый клиент в своем новом офисе. Потом он загадочно умер. Анна Леонтьевна возлагала на него большие надежды.
…Она вышла из метро, под дождь, когда пришло сообщение: «Меня зовут Дина, я видела что вы рисуете, я очень люблю что вы делаете, можите мне позвонить»
Это звучало хамовато, к тому с ошибками.
Но Анна Леонтьевна уже знала, что так пишут либо странноватые дамочки, редкие поклонницы ее таланта, либо богатые люди.
Она зашла в кофейню и позвонила.
«Ой, Анна Леоновна! – воскликнула Дина. – Я так рада, что вы позвонили!»
«Леонтьевна».
«Ну да, простите. Слушайте, я как раз в Москве, я давно ваша подписчица, и я поняла, что хочу учиться рисовать».
«А вам, извините, сколько лет?»
«Можно на ты! Двадцать четыре. Я чуть занималась раньше… Но знаете, это было не то. А с вами я прямо совпадаю в мировоззрении на искусство. Может, встретимся? Я живу на Пречистенке».
«Дура ты необразованная!» – воскликнула Анна Леонтьевна.
Нет, она так не воскликнула. Она так подумала. Но ответила Дине: «Ээээ…. Ну я могла бы завтра, например».
«Супер! Я дома вечером. Хотите, пришлю водителя?»
Дина оказалась худая, стремительная, темноглазая. В рваных джинсах и рубашке Gucci – c гибкими цветами, бабочками, стрекозами.
Да, это была дочь очень богатых родителей. Мама Дины путешествовала по разным мировым спа, а папа жил между Нью-Йорком и Москвой.
Впрочем, маму и папу Анна Леонтьевна ни разу не видела. Ей достаточно было увидеть квартиру на Пречистенке. Где один столик с инкрустацией стоил как двадцать шесть натюрмортов Анны Леонтьевны.
Дина показала свои работы, сделанные акрилом.
«Чудовищно!» – сказала Анна Леонтьевна.
Нет, конечно, она так не сказала. Подумала. Но поняла, что учить эту девочку без толку.
И тут Дина назвала сумму, которую готова платить в месяц за обучение.
«Ну не так уж и чудовищно», – подумала Анна Леонтьевна.
Их занятия шли своеобразно. В основном дистанционно, по зуму, скайпу, вотсапу.
Дина была страшно занята. То встреча с подружками в Дубае, то ужин с родителями в Лондоне, то «маленький отпуск» на Мальдивах.
Анна Леонтьевна давала задания, Дина писала натюрморты, дальше Анна Леонтьевна разбирала, советовала.
Все было плохо. К тому же у Дины то болела голова, то вдруг «чем-то ужасно отравилась».
Но деньги исправно приходили 27 числа, этим занималась ассистентка Дины.
Спустя полгода Анна Леонтьевна решила, что надо быть честной. Ни черта не выйдет из этой богатой глупой девчонки. Все, помучились, хватит.
Деньги были очень нужны, да. Анна Леонтьевна купила новую стиральную машину и заплатила дорогому наркологу бывшего мужа. Только нельзя обманывать человека с юности. Сказать все Дине честно.
Даже приготовила короткую речь. Что Дина просто избалованная девочка без целей в жизни, что никакого таланта вообще, что лучше бы ей…
И вдруг Дина прислала очередной натюрморт. «Это я в отеле вечером нарисовала манги и авокады».
Анна Леонтьевна увидела, что вдруг Дине удалось. Нет, все было плохо, но цвета сложились хорошо.
«Поздравляю! – написала Анна Леонтьевна. – Это удачная работа».
И подумала: «Вот и хороший финал для обеих. Расстанемся с теплыми чувствами. Но скажу ей об этом завтра».
На следующее утро от Дины пришло сообщение: «Папа так рад! Он сказал что будит платить теперь вам сколько вы попросите».
Лежа в кровати, хмурая Анна Леонтьевна написала сходу цифру. Она плохо спала, ночью звонил бывший муж, ему хотелось говорить по душам, ее будущую выставку неожиданно перенесли на следующий год…
Да, она написала такую цифру, чтобы эта бездарная дура отстала навсегда, чтобы не слышать ее визгливый голос, который пробивается сквозь шум теплого океана или звон вилок лондонских ресторанов…
«Хорошо!» – радостно ответила Дина.
Так Анна Леонтьевна осталась с Диной.
Они занимаются уже третий год. У Дины никаких особых успехов. Да и ей явно надоело самой, все дольше паузы в ее живописи.
Анна Леонтьевна купила машину, сделала ремонт на старой родительской даче, оплатила похороны бывшего мужа.
Она жила очень неплохо, она полюбила рестораны – так, что ее подруги удивлялись: «Анька, у тебя вдруг пошли снова жирные заказы»?
О Дине она никому не рассказывала. Об этом знал только я, причем, узнал случайно, детали неважны. Зато со мной Анна Леонтьевна могла иногда лихо и щедро высказаться про Дину.
Недавно Дина написала ей: «Знаете я тут сильно увлеклась кино…»
Так Анна Леонтьевна почувствовала, что Дина ускользает. А с ней и хорошая сытая жизнь. И будущая весна во Флоренции.
Быстро ответила: «Многие великие кинорежиссеры были отличными художниками. Феллини или Эйзенштейн».
«Фелини я смотрела только старое танго в Париже», – написала Дина.
Анна Леонтьевна скомкала одеяло, будто душила.
...«Если бы ты знал, – сказала она мне вечером того же дня. – Как я ненавижу эту Дину. Но как боюсь потерять».
Алексей БЕЛЯКОВ
