Я была очень удивлена тем фактом, что этот человек имел какое-то отношение к нашему Шаховскому району.
Я несказанно была удивлена, знакомясь с его биографией, тем фактом, что он был настоящим боевым офицером. И не просто офицером! Ахтырский гусарский полк, в котором он служил был, как сегодня говорят, самым безбашенным и всегда участвовал в самых отчаянных стычках с врагами.
Я была поражена тем, что его жизнь фактически сломал человек, которого я уважала всю свою жизнь. Поэтому вопрос - Пущин, ты в своём уме? - я задаю вслед за его другом Антоном Дельвигом, Александром Грибоедовым и Александром Пушкиным...
Я не могу понять, пересмотрев огромное количество источников, что такого надо было сделать, чтобы человека - светского человека - приговорили к ежедневному раскаянию в церкви?
Я многого не понимаю...
Биография этого человека достойна экранизации! Кто он? Вы его знаете. Очень хорошо знаете по одному единственному его произведению, которое сделало его бессмертным. Это композитор Александр Алябьев.
Об Александре Алябьеве написано много. Биографии зачастую изобилуют выдуманными или додуманными подробностями. Ну что ж, и такое тоже бывает. Однако этот всем известный исторический персонаж был очень неоднозначен! Хотя, о чём это я? В то время - а это первая четверть 19 века - было временем удивительных людей с удивительными судьбами. Я уже писала об одном из них - Фёдоре Толстом-американце. Я думала, что меня будет трудно удивить чем-либо, но Алябьеву это удалось в полной мере.
Итак, начнём по порядку...
Александр Александрович Алябьев родился 15 августа 1787 в Тобольске, в дворянской семье. Он был четвёртым ребёнком супругов Алябьевых.
Отец Алябьева - Александр Васильевич - был человеком просвещенным, либеральным и большим любителем музыки. Он занимал отличный пост- служил в должности генерал-губернатора. Дом Алябьевых был музыкальным: здесь играли и родители, и гости - ссыльные, которым покровительствовал отец будущего композитора. Все дети получали хорошее домашнее воспитание.
Первая встреча со столичным гостем конечно же не запомнилась маленькому Саше: ему было около 3 лет отроду. А вот эмоции остались. И запомнились, хотя это кажется невероятным. В Тобольске тогда случился большой пожар. И дому генерал-губернатора тоже досталось. И тушили его ( дом имеется ввиду) всем миром. А гость - им был ссыльный Николай Радищев - потом запишет: «Всех больше потерпел здешний губернатор. Счастливым себя почитал тем, что осталась в доме его овчинная шуба, в которую кутали трех его детей при случившейся тогда холодной погоде». Среди этих малышей был и маленький Саша. После пожара семья переехала в двухэтажный каменный дом на Богородской улице, сохранившийся и поныне. А Николай Радищев, которому было разрешено пожить в Тобольске ещё несколько месяцев, стал очень частым гостем градоначальника.
Во время пребывания Радищева в дружной семье Алябьевых было уже два сына (Василий, Александр) и четыре дочери (Евдокия, Екатерина, Елизавета, Софья). Все хлопоты в большой семье лежали, очевидно, на плечах матери, Анны Андреевны. Отец, Александр Васильевич, был очень занят административными трудами, за которые удостоился чина действительного статского советника и ордена Св. Владимира 2-й степени.
При генерал-губернаторе А.В. Алябьеве в Тобольске начали развиваться судоходство и промышленность, стал издаваться первый в Сибири журнал, под редакцией ссыльного поэта П.П. Сумарокова, родственника известного драматурга А.П. Сумарокова, был построен собственный театр, труппа которого до этого давала театральные представления в доме генерал-губернатора...
В 1796 году, после смерти императрицы Екатерины II, А.В. Алябьева переводят на службу в Санкт-Петербург. Здесь для девятилетнего Саши начались серьезные занятия музыкой у Иоганна Генриха Миллера — «знаменитого контрапунктиста», как называл его М.И. Глинка, у которого обучались композиции многие русские и иностранные музыканты. А в 14 лет недоросль Александр Алябьев был зачислен на государственную службу: он становится унтер-шихтмейстером Берг-коллегии - помощником наблюдающего за шахтами в Горном ведомстве. Президентом Берг-коллегии на тот момент был его отец, тем не менее служебная лямка, которую тянул Алябьев-сын, была настоящей, без дураков, что само по себе достойно уважения.
Ну а в 1804 году Александр Алябьев -младший переезжает вместе с семьёй в Москву. Здесь он продолжает гражданскую службу и продолжает обучение как музыке, так и профессиональное в Пансионе при Московском университете.
Тем временем семья обживает свои владения в Подмосковье, где ещё по документам Генерального межевания Волоколамского уезда в 1769 г. большая часть юго-западной части нынешнего городского округа Шаховская - почти 26 тысяч десятин земли и 2511 ревизских, то есть мужских, душ - входила во владения Александра Васильевича Алябьева, отца композитора, президента Берг-коллегии, действительного тайного советника и сенатора. Село Никольское тогда Волоколамского уезда в начале XIX века было постоянной летней дачей большой семьи Алябьевых. Бывал ли здесь молодой композитор? Можно сказать однозначно - да! В фондах Государственного исторического музея сохранилось письмо от 14 августа 1809 г. из села Никольское отца Алябьева, Александра Васильевича, адресованное его вологодскому родственнику, с припиской его сына Александра, где он сообщает: «При сем и я найдя случай к тебе писать желаю тебе быть здоровым и весело провождать время - А мы живем в деревне, изредка ездим с собаками; ибо часто ездить запрещает нам хлеб. - Остаюсь твой верный слуга Александр Алябьев». Это первое дошедшее до нас частное письмо А.А. Алябьева.
А потом началась война с Францией.
Судьба молодого Александра Алябьева резко меняется. Грозная опасность - нашествие Наполеона - заставила молодого человека принять смелое решение: он уходит в армию. Сначала его зачисляют в Украинский казачий полк.
Он был принят в него вместе с графом Н. И. Толстым (отцом писателя Льва Николаевича) корнетом 3-го Украинского казачьего полка, выступившего в сентябре из Белой Церкви к Брест-Литовску. После переправы через реку Буг Александр Алябьев получает боевое крещение в крупном сражении при Ловчицах, а впоследствии участвует в операциях также на территории нынешней Белоруссии, в том числе и в Березинской операции, где Наполеон потерял больше половины своей армии и сам чуть не попал в плен. В конце 1812 года Алябьев знакомится с Денисом Давыдовым и принимает участие в действиях его партизанского отряда.
Следует перевод в Иркутский гусарский полк и ещё одна знаменательная встреча. Именно здесь он подружился с корнетом Александром Грибоедовым.
Ну а в феврале 1813 года Александр Алябьев был переведён в Ахтырский гусарский полк, которым командовал Денис Давыдов.
Они стали близкими друзьями, и знаменитый гусар и поэт Денис Давыдов не раз отзывался об Алябьеве в самой превосходной форме, считая его храбрецом, каких ещё поискать.
Алябьев прошел весь Заграничный Поход. Дрался в Битве Народов у Лейпцига, в боях на Рейне, брал Париж. Воевал в обер-офицерских чинах, а значит всякий раз бывал в самом пекле, на острие атаки. Его трижды награждают орденами Св. Владимира и Св. Анны, а за 1812 год он получает в награду медаль. Воюет отменно. О том есть соответствующие замечания в его личном формуляре. Вместе с Денисом Давыдовым захватывает Дрезден. Там ему, кстати, разрубили руку. Вообще, существует версия, что за время службы Алябьев получил до 5 ранений, и это серьёзно сказалось на здоровье композитора. В одном из сражений Алябьев берёт в плен французского генерала, самого Бертье, маршала Франции и начальника наполеоновского Генштаба. И это был уже второй генерал, взятый в плен при участии нашего героя! После войны его произвели в ротмистры. По горячим следам Алябьев сочиняет свою известную гусарскую песню: «Один ещё денёк...» на стихи Дениса Давыдова.
Однако служба в армии начинает тяготить его уже после возвращения в Россию. Прослужив в армии ещё почти 7 лет, он принимает решение оставить ставшую постылой военную службу. Неудобные и унизительные условия службы и её уставы мешали ему жить. Чего стоит, к примеру, месячное заключение в Петропавловскую крепость «...за ношение в публичных местах партикулярного платья...» Знаменитая фраза "Служить бы рад, прислуживаться тошно" была сказана им в разговоре с А.С. Грибоедовым, который потом использовал её в своём знаменитом произведении "Горе от ума".
Полковник Ахтырского гусарского полка Александр Алябьев увольняется со службы с «…мундиром и полным пенсионом...» Причём увольнение происходит даже без его письменного заявления об этом. В 1822 году Александр Александрович уезжает на похороны отца и задерживается около двух месяцев в подмосковном его имении Никольское Волоколамского уезда, где в газете прочитает уведомление о его отставке. Вряд ли он успел услышать в тот год пение наших подмосковных соловьёв, но почему-то считается, что музыку к своему знаменитому романсу он стал сочинять именно здесь - в подмосковном имении умершего отца.
О пребывании в тот год в имении свидетельствуют переписка и запись в показаниях А.А. Алябьева на следствии 1825 г. В последних записано: «Будучи при генерал - адъютанте Бороздине адъютантом, уволен был в отпуск, в которого времени, по какому виду и на какой срок не припомнит; приехал же он в деревню, общую с его братом, состоящую в Волоколамском уезде, а когда он усмотрел по инвалиду свою отставку, то приехал в Москву, а которого времени также не помнит…». ( материалы Шаховского краеведческого музея)
Уже через несколько лет огромные земельные владения Алябьевых в Волоколамском уезде будут разделены на несколько участков и проданы. Усадебный дом и церковь в Никольском не сохранились.
А бывший лихой гусар, теперь обычный "военный пенсионер", Александр Алябьев, не женатый и абсолютно предоставленный самому себе, переезжает в Москву, ещё даже не догадываясь, что снова резко меняет себе жизнь.
Недавние отставники, люди ещё вполне себе молодые, вели яркий и развесёлый образ жизни: кутежи и разгульные гусарские попойки, с вездесущей и обязательной азартной карточной игрой, распутством и любовными приключениями. Алябьев, которому тогда не было и сорока, погрузился в эту развеселую жизнь, хотя ничего особенного в таком «гусарстве» для настоящего гусара не было совершенно. Алябьев к тому времени написал множество чудесных музыкальных произведений, продолжал вести дружбу с А.С. Грибоедовым, Антоном Дельвигом, познакомился с писателем Н М. Загоскиными композитором А.Н. Верстовским. В Москве он участвовал в музыкальных вечерах, которые проходили в доме Марии Ивановны Римской-Корсаковой. (Позже ее младшая дочь Екатерина станет супругой композитора.) В доме драматурга А. А. Шаховского он встречался с Никитой Всеволожским - организатором литературного общества "Зелёная лампа", с И. Гнедичем, И. Крыловым, А. Бестужевым. На вечерах у А. Грибоедова музицировал с А. Верстовским, братьями Виельгорскими, В. Одоевским.
В январе 1823 года в театре на Моховой поставили оперу-водевиль «Деревенский философ», а в июне — с разницей в неделю — в Петербурге и Москве прошла премьера оперы Алябьева «Лунная ночь, или Домовые», которая имела большой успех. Владимир Одоевский позже писал: «Оперы Алябьева ничем не хуже французских комических опер».
Примерно к тому времени относилось и обсуждаемое в свете происшествие:
Два Александра - Алябьев и Грибоедов - находясь в театре, очень громко аплодировали и вызывали актёров. В партере и в райке зрители усердно им вторили, и вышел ужасный шум. Полицмейстер Ровинский посчитал их виновниками происшествия. Когда в антракте они вышли в коридор, он подошёл к ним в сопровождении квартального, и тут произошел между Ровинским и Грибоедовым следующий разговор:
– Как ваша фамилия?
– А вам на что?
– Мне нужно знать
– Я Грибоедов.
– Кузьмин, запиши, – велел Ровинский квартальному.
– Ну, а как ваша фамилия? – спросил Грибоедов.
– Это что за вопрос?
– Я хочу знать, кто вы такой.
– Я полицмейстер Ровинский!
Грибоедов повернулся к Алябьеву:– Алябьев, запиши...
Жизнь отставного гусарского полковника бурлила ключом. Он с удовольствием занимался музыкой, ставились в театрах его "пьесы", он вообще готовился к очень важному для себя шагу - женитьбе. В его доме всегда было шумно, звенели бокалы, и на зелёное сукно ломберных столиков весело шлёпались карты. Звучали музыка и песни. Алябьев был не только великолепным пианистом: как говорили, у него был чудесный тенор.
37-летний полковник в отставке Александр Алябьев и не подозревал, что карточный вечер в конце февраля 1825 года окончится для него ещё одним поворотом судьбы.
Всё было как обычно. Он почти не играл. Он богат, красив, немного полноват. Выпитое шампанское немного клонит в сон... За карточным столом отставной гродненский гусар майор Иван Глебов, лихой молодец разбойничьего вида, и воронежский помещик Тимофей Времев. Внезапно начинается шум - Временева уличают в шулерстве. Подключаются другие гости. Картина очень неприятная - тот из обуви достаёт спрятанные золотые монеты, чтобы расплатиться, а потом убирается восвояси из дома. Все. Вроде бы дело исчерпано? но через два дня помещик Воронежской губернии Тимофей Времев умер "прямо на глазах у слуги от апоплексического удара", как запишет потом вызванный врач.
По Москве поползли слухи, что Времева побили после карточной игры у Алябьева. О слухах доложили обер-полицмейстеру Ровинскому. Да-да, тому самому Ровинскому из театра. Тот был уверен: пороки надо выжигать каленым железом. Аристократы пьют, безобразничают, дерутся и играют в карты. Но самое главное - есть труп.
Судья, взявшийся за это дело, терпеть не мог Алябьева. Это был Иван Пущин, друг Пушкина, будущий декабрист, который был судьёй Московского надворного суда с 13 декабря 1823 года. Какой пример он хотел показать своим решением? За что он ненавидел бывшего весёлого гусара Алябьева? Ну уж явно не за его известность и дружбу с бароном Антоном Дельвигом... Так или иначе, судья Иван Пущин решил, что Алябьева с друзьями следует отправить в Сибирь, чтоб другим неповадно было так развязно себя вести. Их тогда оправдали. Но Пущину это показалось не справедливым! Был инициирован второй уголовный процесс.
Генерал-губернатор Москвы Дмитрий Голицын спешит доложить обо всём императору. Мол, в Москве обнаружилось «игрецкое общество», заявившее о себе тягчайшими преступлениями - шулерством и убийством. А создал это общество отставной полковник Александр Алябьев! Император Александр I припоминает Алябьеву прежнее вольнодумство и вздорный характер. Делу дан серьёзный ход. Государь Александр Павлович весьма не любил «гусарство» вообще и игроков в частности, считая их распущенными и вредными асоциальными элементами. Ещё более все это ненавидел его брат Николай Первый, сменивший его на троне, пока Алябьев был под следствием. Плюс тесная дружба с целой толпой декабристов, которые как раз затеяли своё восстание, пока Алябьев сидел в тюрьме. Наверняка ему припомнили эту дружбу...
Политические события, к которым композитор Александр Алябьев не имел никакого отношения, проносились мимо, а он сидел в тюрьме, ожидая решения своего дела.
Он написал тогда: «Слава Богу, что сенатор N и князь N.N. представились неделей раньше, а то сидеть бы мне ещё и за этих». Он был уверен, что вскоре «неприятная история» разрешится в его пользу. Но она никак не разрешалась вообще. 20-го января 1828 года при большом стечении народа приговор был оглашён в Московской уголовной палате: «Подполковник Алябьев лишается знаков отличия, чинов и дворянства и как человек вредный для общества подлежит высылке в Сибирь». На приговоре, который наконец вынесли, император Николай Павлович написал «Сему быть». Говорят, что на словах государь добавил, что даже если композитор и не виновен, то «таких» следует держать как можно дальше от столиц.
В московской тюрьме Александр Алябьев провёл два года. Он заболел ревматизмом, начал слепнуть. Но старшая сестра выхлопотала для него рояль, который поставили прямо в камеру. Алябьев активно музицирует, много пишет и, наконец, сочиняет лучший свой романс на стихи Антона Дельвига. Партитура «Соловья» выпорхнула из тюремного заключения в конце 1826 года (Алябьев передаёт ноты через друга Алексея Верстовского). Уже в январе 1827 году его исполняют в Большом театре. «Соловей» немедленно становится самым модным романсом в благородных домах. Никто не знает, что автор сидит в тюрьме, как подозреваемый в убийстве.
Весной 1828 года суд определяет Алябьева на место жительства в город Тобольск. Услышав приговор, подсудимый громко расхохотался, ведь его отправляли на родину. На ехидное замечание, что, дескать, в Сибири-то вас научат серьёзности, Алябьев закономерно ответил: «Это называется - наказали щуку, пустили в море. Да я там детство провёл!»
Однако ему предстояла отнюдь не смешная гражданская казнь: он стоял на эшафоте в гусарском мундире полковника Ахтырского полка при большом скоплении народа, а над его головой ломали шпагу, а потом с мундира срывали эполеты и ордена и бросали в костёр. Алябьева лишили и дворянского звания.
Конечно ни о какой свадьбе с Екатериной Римской-Корсаковой уже речи не идёт.
Катенька Римская-Корсакова была выдана замуж за другого. Теперь Екатерина Александровна - госпожа Офросимова, а ее муж - один из самых богатых людей Москвы.
Мрачные мысли переполняли Александра Александровича Алябьева: жить не хотелось. Но к счастью, он оказался стоек и жизнелюбив... «…Не так живи, как хочется, а как бог велит; никто столько не испытал, как, я, грешный…» - напишет он потом. Только сестра Екатерина, добровольно последовавшая за братом в ссылку, да любимая музыка спасали от отчаяния. Он еще не знал, что там, наверху, решили вознаградить его. А пока, находясь в ссылке и в Тобольске, Алябьев писал романсы, посвященные Катеньке Офросимовой. Казалось, что может быть теперь между ними - арестантом и богатой замужней московской дамой?
В тобольской ссылке Алябьев живёт в приходе Захарьевской церкви, где должен регулярно каяться под надзором священника. Наверное, это самое сложное в жизни бывшего гусара... В этот период композитор занимается сочинительством военной и церковной музыки, в основном оставшейся неизданной. (Церковные сочинения Алябьева в церковно-певческую практику не вошли. Рукописи их хранятся в библиотеке московской консерватории.)
Тобольский генерал-губернатор Иван Александрович Вельяминов, сподвижник молодого царя Николая Павловича, в 1828 году способствует переводу в город из Омска оркестра «казачьей музыки». Алябьев взял его под свою опеку. Они много репетировали, и коллектив стал полноценным симфоническим оркестром, который играл на балах и давал концерты.
В Тобольске же Александр Алябьев также сдружился с поэтом Петром Петровичем Ершовым, автором знаменитого «Конька-горбунка».
У того не было ни малейшего музыкального слуха, над чем Алябьев много и едко потешался. Раз Ершов заявил, что поразит своим тончайшим слухом даже самого Алябьева, определив все фальшивые ноты, сыгранные местным оркестром, с которым Алябьев много работал. Симфонический оркестр заиграл. Каждый раз, как раздавался фальшивый звук, Ершов тыкал Алябьева в бок локтем. Пари было выиграно. Алябьев встал, прижимая к отбитым ребрам локоть, и низко, в пояс поклонился Ершову, пожав затем ему руку. Позднее, уже за бутылкой, Ершов признался, что первый скрипач оркестра, великолепный музыкант, обладавший абсолютным слухом, сильно морщит лицо при каждом несносном ему фальшивом звуке в оркестре. И Ершов, не отрываясь, смотрел на скрипача. Алябьев смеялся так, что еле сумел отдышаться.
Александр Алябьев много сочинял. Его произведения, подписанные шифром А.А., распевала вся Россия. Государь Николай Павлович, которому доложили об этом жандармские начальники, не велел ничего менять, заявив, что: «...небось, трон мой не раскачает…» Его стали называть «Русским Шубертом».
Иван Александрович Вельяминов делает серьёзную попытку помочь Алябьеву вернуться в Москву. Четыре врача дадут заключение об ухудшающемся здоровье композитора и надвигающейся слепоте. Генерал-губернатор Тобольска ещё несколько раз ходатайствует перед императором. В итоге Алябьеву разрешают посетить Кавказ для лечения водами. Его болезни прогрессировали. Зрение заметно ухудшилось, на ноге возникла язва. Ревматизм тоже давал о себе знать сильными болями, особенно при перемене погоды. К сожалению, методы лечения в те годы оставляли желать лучшего.
Однако повелением царя переменилось место ссылки. Новый город изгнания - Оренбург. Здесь Алябьев тоже быстро нашёл приятное общество. Он сдружился с генерал-губернатором Василием Перовским — приятелем А.С. Пушкина и В.Н. Жуковского. Перовский устраивает концерты Алябьева, тайно пересылает партитуры в Москву, где музыкальные произведения звучат со сцены и имеют успех. Правда, на афишах всё так же нет фамилии автора-изгнанника, только инициалы — А.А. Здесь же, в Оренбурге, овдовевшая Екатерина Офросимова, выждав год траура, вышла замуж за 53-летнего Алябьева. Александр Александрович постарел, подурнел, стал плохо видеть и самое главное, никакой надежды на амнистию у него не было.
Но для Кати это не имело никакого значения: она любила его долгие годы. Екатерина Алябьева написала в прошении императору следующее: "Одно только чувство любви и уважения к его внутренним качествам могло ободрить меня на такую решимость, несмотря на прежнюю вину его и продолжающееся наказание".
«Лета, болезни и несчастия остепенили его и сделали добрым и мягким. Это я видел из обращения его с людьми и вообще с бедным классом народа» - писал публицист Иван Аксаков.
Рискуя собственной карьерой, оренбургский генерал-губернатор Перовский, когда-то в далёком 1825 году закрывший императора собой на Сенатской площади ( в Перовского попало брошенное из толпы полено, он был контужен и долго лечился), добивался для ссыльного Александра Алябьева разрешения жить в Московской губернии, в имении родных. В 1843 году после бесчисленных прошений друзей и родственников Алябьеву наконец разрешили жить в Москве. Николай I не вернул престарелому композитору ни орденов, ни имения, ни звания потомственного дворянина. Император позволил ему вернуться в Москву, но с одним условием - не показываться на публике. Дворянство обещал вернуть детям, "если таковые родятся в браке". Это было похоже на издевательство... Супруги жили в доме Екатерины на Новинском бульваре ( дом этот переживший многое был сожжён в "лихие девяностые" в ходе бандитских разборок).
В Москве композитор стал постоянным участником «четвергов» в доме Александра Вельтмана — лингвиста, поэта, археолога. На этих вечерах собирались известные писатели, музыканты и ученые. Много времени Алябьев уделил хоровому творчеству: он написал и подготовил к изданию «Собрание разных русских песен» для хора, которое будет переиздано в 1952 году...
Знаменитый композитор уже сильно прибавил в весе и растерял былую лихость. К болезням, терзавшим Александра Алябьева, прибавилась «грудная жаба» - стенокардия - и болезнь лёгких. Он ещё с армейских времен выкуривал в день несколько «длинных чубуков» с крепким табаком, страдал отёками и одышкой, что, по мнению историков медицины и на основании дневников его московского врача, к сожалению, ныне утраченных, весьма похоже на ХОБЛ (хроническую обструктивную болезнь легких). Однако до самого последнего мгновения своей жизни Александр Александрович Алябьев активно работал над новыми произведениями. А главное - рядом с ним была его любимая жена.
На исходе зимы, 22 февраля 1851 года Алябьев скончался от обширного инфаркта. Похоронив мужа, Екатерина строит усыпальницу в Симоновом монастыре, куда перенесли прах Алябьева. На могиле она велела установить памятник — маленькую фигурку птички — соловья.
Кстати:
После декабрьского мятежа в гвардии Николай I приказал отменить все приговоры, вынесенные Иваном Пущиным в бытность того судьёй. Кроме приговора Александру Алябьеву. Вот так как-то...
Память о композиторе в наши дни потихоньку возвращается. 24 февраля 2009 года состоялась торжественная церемония открытия памятного креста на символической могиле композитора Александра Алябьева в Москве, у стен храма Рождества Пресвятой Богородицы в Старом Симонове.
А 19 августа 2023 года на Привокзальной площади поселка Шаховская в Московской области был торжественно открыт второй в России памятник композитору Алябьеву.
Памятник создан молодым московским скульптором, членом московского Союза художников Евгением Шевченко. При подготовке скульптуры были использованы известные изображения композитора - карандашный рисунок П.А. Андреева 1844 года, хранящийся в Государственной Третьяковской галерее, портрет из фонда Государственного центрального театрального музея им. А.А. Бахрушина и другие.
Ну и, если помните, на гербе нашего села Середа с 2015 года поёт соловей, как символ творческого полёта, красоты и интеллекта...
Ранее памятник А.А. Алябьеву был установлен на его родине, в Тобольске.
Бюсты композитору есть в селе Рязанцы Щелковского городского округа Московской области и в городе Воронеж, где он навещал своих сестер. Память о пребывании сохраняют в городе Пущино Московской области, имя Алябьева носят музыкальные школы в Коломне, Оренбурге, Москве. Ежегодно - более 14 лет - проводится в Тобольске творческий вечер, посвящённый Александру Алябьеву , и более 10 лет там же проводится фестиваль «Алябьевская осень в Тобольске». С 2017 года в Санкт-Петербурге проводится Всероссийский конкурс старинного русского романса им. А. А. Алябьева.
Соловей продолжает петь! Многие не знают, к сожалению, что кроме этого знаменитейшего романса Александра Алябьева, слова которого далеко не все помнят, мы дружно подпеваем другому его романсу - "Вечерний звон", который только совсем недавно перестал объявляться на концертах, как "музыка народная"... Храним память о великом русском композиторе с душой гусара, не ведая о том. Это ли не достойная слава и память для творческого человека! А ведь он написал 7 опер, около 200 романсов и инструментальных сочинений. Его оперы ставились в московском Большом и петербургском Мариинском театрах. Кто об этом помнит, кроме историков культуры и музыкантов?
В его жизни были и балы, и красавицы, и ссылка, и военная служба. Сложно сказать, как сложилась бы жизнь Александра Александровича Алябьева, если бы он не поменял её течение в 1812 году. Наверное, как и отец - просто честно служил Отчизне на своём поприще, изредка радуя своих домашних музыкальными партитурами. Но этого, к нашему счастью, не произошло. Для России Алябьев навсегда остался "Нежным соловьём" и "Русским Шубертом", а музыка его продолжает свою жизнь уже и без высоких покровителей 19 века.
