К началу Второй мировой войны Аргентина была одной из самых богатых стран мира, оставаясь при этом аграрной страной. Поставляя на мировые рынки огромное количество зерна и мяса, она закупала на вырученные деньги всё необходимое – от предметов роскоши до современного вооружения. Такая специализация вполне устраивала аргентинскую элиту, которая отказывала в поддержке тем соотечественникам, которые пытались организовать сложные современные производства – она считала, что выгоднее всё закупать за рубежом.
Тем не менее в стране предпринимались весьма интересные попытки организовать производство технически сложной продукции. В 1909 г. инженер Анасагасти построил первый автомобильный завод (точнее, небольшую мастерскую); в том же году в Буэнос-Айресе заработал первый в Латинской Америке метрополитен.
Вообще Аргентина была пионером в Латинской Америке очень во многом. Ещё в 1890-х гг. капитан Анхель Чьесанова сконструировал оригинальную винтовку (разумеется, первую в регионе).
В 1910-х Рафаэль Фиттипальди показал пулемёт своей конструкции.
В 1924 г. аргентинец Рауль Пескара продемонстрировал в Париже вертолёт соосной конструкции – первый в мире аппарат этого типа, совершивший полноценный полёт (до этого первые вертолёты совершали лишь краткие подъёмы).
В 1926 г. в городе Кордова заработал первый на континенте авиазавод.
Однако без поддержки государства и бизнеса технические новации невозможно внедрить в производство, а аргентинский бизнес тогда удовлетворялся простыми схемами экспорта сельхозпродукции и импорта всего остального. Поэтому ни винтовки Чьесанова, ни пулемёты Фиттипальди, ни вертолёты Пескара в массовое производство не пошли, а машины Анасагасти были произведены в количестве нескольких десятков штук. Только винтовки Mauser производились заводом в Санта-Фе в товарных количествах, но всё равно больше 2/3 заказа для аргентинской армии было изготовлено в Германии.
Великая депрессия 1929 г. вызвала перенос производств некоторыми транснациональными компаниями в Аргентину ради снижения затрат на перевозки, а в самой Аргентине заработали несколько крупных, по латиноамериканским масштабам, национальных производств. Одним из них была испано-аргентинская компания HAFDASA, занявшаяся производством стрелкового оружия и автомобилей – очень небольшими сериями.
Причин медленного роста аргентинского машиностроения в 1930-е гг. несколько. Состоятельные аргентинцы и чиновники, ведавшие закупками техники, предпочитали иностранные товары отечественным потому, что это была продукция известных и зарекомендовавших себя фирм, а изделия соотечественников воспринимались как заведомо плохие (между прочим, как и в России, где общество плохо приняло автомобили Пузырёва и трактора Мамина).
Вторая причина – отсутствие металлургии (в 1936 г. военное министерство на свои деньги построило первый, очень маленький, металлургический завод полного цикла, но он удовлетворял только интересы армии в изготовлении разного рода запчастей). За рубежом закупались либо готовые металлоизделия, либо болванки. Поэтому себестоимость всего «железа» в Аргентине была выше импортного.
Военная промышленность Аргентины до войны могла похвастаться только одним, да и то относительным, успехом: в 1936 г. авиазавод в Кордове начал мелкосерийное производство лёгких бомбардировщиков FMA Ae. MB.2 Bombi. Этот тихоход (максимальная скорость – всего 285 км/ч) мог нести 400 кг бомб, т.е. он мог воевать, но только либо с какими-нибудь повстанцами, либо со странами, не имеющими ни военной авиации, но ПВО (например, с Парагваем).
Во Второй мировой войне Аргентина заняла нейтральную позицию, но по её экономике война ударила очень сильно. Удар этот был необычным: цены на мясо и зерно взлетели до небес, и аргентинские предприниматели, как и бюджет страны, начали получать огромные прибыли. Которые было решительно некуда тратить: почти все развитые страны воевали, и отказывались продавать «нейтралам» не только оружие, но и автомобили, самолёты, локомотивы, суда, бытовую и вообще любую технику, а также бензин. До войны Аргентина заказала танки в Чехословакии и купила лицензию на сборку истребителей в США. Но Чехословакию захватили немцы и аннулировали контракт, а американцы успели поставить сборочные комплекты на пару дюжин машин, после чего поставки прекратили в связи с начавшейся войной.
Хотя Аргентине непосредственно не угрожали ни страны Оси, ни Объединённые нации, ситуация вокруг неё постепенно обострялась. Союзники, в первую очередь американцы, невзирая на все уверения Буэнос-Айреса, считали, что Аргентина тайно сочувствует гитлеровской Германии. На самом деле правительство и бизнес-элита, скорее, хотели извлечь максимум выгоды от войны, пытаясь торговать со всеми, а общественность была в основном на стороне союзников (в вермахт и СС добровольцами вступили несколько десятков аргентинцев, в основном немецкого происхождения, а в армии союзников – почти 9 тысяч, причём в составе Королевских ВВС Великобритании сражался целый аргентинский добровольческий полк).
Вашингтон не доверял Аргентине, проводившей независимую политику. После Пёрл-Харбора американцы потребовали от стран Латинской Америки объявить войну Японии и Германии, и оказать, по мере возможностей, помощь американским военным усилиям. Бразилия решила воспользоваться войной, и согласилась вступить в войну в обмен на масштабную военную и экономическую помощь США. А самая богатая страна региона, Аргентина, категорически отказалась.
Американцы начали строить в Бразилии заводы и передали довольно много вооружений, но обязательства по содействию в формировании бразильского корпуса для войны в Европе они если не саботировали, то, как минимум, тормозили. Потому, что президент Варгас (которого американцы к тому же считали тайным фашистом) хотел ввести свою страну в клуб победителей, т.е. в постоянные члены Совета безопасности ООН. Если бы на фронт прибыл большой и сильный бразильский корпус, претензии Варгаса пришлось бы удовлетворить, тем более, что к этому склонялся У.Черчилль.
Посол США в Рио-де-Жанейро Джефферсон Кэффри, умелый и опытный политик, начал раздувать вражду Бразилии к Аргентине, тем более, что бразильцы всегда подозревали соседей в экспансионистских планах относительно Парагвая, Уругвая и Боливии. Получив от США новейшие танки и самолёты, бразильская армия теоретически могла сломить сопротивление аргентинцев, танковый парк которых состоял из 12 старых британских танкеток, а авиация – из нескольких десятков устаревших самолётов разных типов (собственные «этажерки» Bombi за какую-то силу считать нельзя).
В 1943 г. в бразильской армии и обществе окрепла идея: вместо того, чтобы отправлять своих парней в далёкую Европу, пускай они идут на в близкую, изначально враждебную «фашистскую» Аргентину, у которой к тому же нет современного оружия; бразильская пресса любила писать о ней, как о «беззубом льве». Бразильским офицерам казалось, что их армия легко раздавит аргентинцев (хотя, учитывая огромные размеры территории Аргентины и патриотизм её населения, это маловероятно). А американское посольство подогревало эти настроения. Ведь если бы война случилась, бразильцам было бы легко отказать в месте постоянного члена СБ ООН: мол, пока мы проливали кровь в боях с фашистами и нацистами, вы зачем-то напали на нейтральную страну. И вообще нужно разобраться, не был ли ваш поход на Буэнос-Айрес неспровоцированной агрессией, а ваш Варгас – известный фашист, с Гитлером любезностями обменивался. Разрушенную Аргентину можно было бы пожалеть, а подстрекательства Джефферсона Кэффри и его команды гневно опровергнуть: это было ваше, бразильское, решение, так что не надо приплетать нашего посла….
4 июня 1943 г. в Аргентине власть захватила военная хунта во главе с генералами А.Роусоном, П.Рамиресом, Э.Фарреллем и Х.Пистарини и полковником Х.Пероном. Эта группа была известна своими симпатиями к фашизму муссолиниевского типа. После этого нападение Бразилии на Аргентину казалось более чем вероятным, и аргентинцы начали действовать. В Буэнос-Айресе, а оттуда в Вашингтон и Рио-де-Жанейро поползли слухи, что где-то в секретном месте аргентинцы якобы уже испытывают новейшие танки под названием Bicho («зверь», или «тварь»), сделанные при участии японских инженеров. Это, конечно, была мистификация чистой воды: для производства хотя бы пары танков Аргентине пришлось бы напрячь несколько заводов и тысячи людей, и об этом бы узнали не только в Вашингтоне, но и где-нибудь в Сиаме.
Но аргентинцы не только распускали пугающие слухи – они действительно ударными темпами разработали и запустили в производство сразу несколько моделей самого разного вооружения и военной техники.
К лету 1944 г. бразильский экспедиционный корпус был в основном сформирован, вооружён и обучен. Оставалось только определиться, куда он направится – под Монте-Кассино или на Буэнос-Айрес.
9 июля 1944 г. в аргентинской столице состоялся военный парад, на который были приглашены послы (и особенно настойчиво – военные атташе всех стран, посольства которых аккредитованы в Буэнос-Айресе). Разумеется, в первых рядах были американцы и бразильцы. Президент Эдельмиро Фаррель открыл парад, и изумлённые гости из США и Бразилии увидели самые настоящие танки, похожие на американские М4 Sherman, которыми бразильцы собирались взламывать аргентинскую оборону. За ними поехали джипы и грузовики неизвестных конструкций, в которых сидели солдаты с новенькими пистолет-пулемётами, причем сразу двух типов.
А в небе гудели маленькие тупорылые машины на большом расстоянии похожие на современные истребители. С самолётов посыпались листовки, объявлявшие: Tendremos dientes, y bien afilados («У нас есть зубы, и они острые»)…
В общем, парад удался на славу. Американские и бразильские разведчики прокляли друг друга за то, что просмотрели самое главное; бразильцы заявили, что никаких военных планов против Аргентины сроду не имели, и потребовали от США ускорить отправку их корпуса в Европу. А американцы, в свою очередь, начали эту отправку тормозить ещё сильнее. В результате в ноябре 1944 г. бразильский корпус прибыл в Италию, но численностью всего лишь в 20 с небольшим тысяч солдат и офицеров. Что не давало Бразилии права претендовать на место в Совете безопасности ООН – Австралия или Новая Зеландия послали на фронты большие контингенты…
На самом же деле грозная техника, показанная аргентинцами, была, выражаясь современным языком, фейками чистой воды. Средний танк Nauel сконструировал полковник Альфредо Баиси. Не имея доступа к технологиям и чертежам, он попытался воспроизвести Sherman по рисункам и фотографиям. В изготовлении машины участвовали 80 предприятий – оружейных и авторемонтных, локомотивного депо и судостроительной верфи.
Первой проблемой было отсутствие стали. На неё переплавили брошенные баржи, гнившие в затонах Рио-де-ла-Платы. Двигатели взяли с авиационных складов, где оставались моторы для давно списанных французских истребителей. Пушки взяли обычные полевые (75 мм крупповские), переделали и поставили на башни. Можно смеяться, но танк получился вполне боеспособным. Проблема была в одном – их к тому моменту было всего несколько штук. Но для парада больше и не надо!
Джипов Ñandú было всего несколько, грузовиков Criollo – несколько десятков. Для тех и других просто не было стали – вся имевшаяся пошла на изготовление танков. Похожие на истребители самолёты были учебно-тренировочными FMA I.Ae. 22 DL – пиратскими копиями американских North American NA-16. Правда, из-за отсутствия алюминия самолёт был почти полностью деревянным.
Не успели аргентинцы к параду собрать хотя бы один лёгкий бомбардировщик FMA I.Ae. 24 Calquín («Королевский орёл»), хотя они очень старались – для него уже был разработан мотор отечественной конструкции под названием Gaucho. Слабый, ненадёжный и пожароопасный – но всё же первый в Аргентине (и, конечно, в Латинской Америке). Но слухи о том, что на заводе в Кордове уже почти начали делать копии знаменитых британских Mosquito, наводивших ужас на гитлеровцев в Европе, распространялись вовсю.
Этому самолёту предстояла довольно долгая жизнь и даже боевая работа (в 1955 г. бомбардировщики этой марки участвовали в боях на стороне мятежников против войск, сохранявших верность президенту Хуану Перону). Но всё равно это был скорее фейк, чем настоящая боевая машина. Двигатели Gaucho позволяли ей развить скорость лишь в 440 км/ч, что для того времени (первый самолёт взлетел в 1946 г.) было совершенно недостаточно. Кроме того, прообразу самолёта, британскому Mosquito, замечательные лётные качества давало использование бальсы – очень лёгкого, суперпрочного, и слабо горючего дерева. Но англичане покупали бальсу в Эквадоре, а «фашистской» Аргентине эквадорцы, по совету американцев, бальсу продавать отказались. В результате самолёт был сделан из кедра и берёзы – непрочного и очень пожароопасного материала. Из 100 изготовленных машин половина погибла в результате пожаров. Последний Calquín, к облегчению лётчиков, был списан в 1960 г.
Зато судьба танков Nauel, которые, в отличие от бомбардировщика, было совсем неплохи, оказалась короткой. Их было построено 16 штук, а продолжить производство после войны не было смысла – старые моторы и пушки кончились. А американцы предлагали по бросовым ценам свои М4 Sherman, которые и стали основой танкового парка послевоенной Аргентины. Последний Nauel был списан, вероятно, в 1950 г. Тогда же американские и британские джипы и грузовики окончательно заменили Ñandú и Criollo. Только пистолет-пулемёты произвели в более-менее товарных количествах.
Одна из моделей, HAFDASA C-4, в последний раз появлялась на параде аргентинской морской пехоты в 2010 г.
***
История с фейковым оружием и геополитическими результатами парада 9 июля 1944 г. – редчайший случай, когда столь масштабная мистификация удалась на 100%. Конечно, американцы и бразильцы не идиоты. О производстве вооружений в Аргентине они знали, но его масштабы в условиях секретности (как ни слаба она в Аргентине) оставались неясными. Конечно, бразильцы подозревали, что страшных танков у аргентинцев мало, а самолёты, хоть и похожи на истребители, всё равно какие-то неубедительные. Но всё-таки и танки, и самолёты были – ездили и летали, и явно могли стрелять и бросать бомбы. Значит, их заводы работают вовсю, и, пока бразильский корпус будет разворачиваться для наступления, этого добра у аргентинцев станет много. Вполне вероятно, что до Варгаса и его команды стал доходить тот факт, что американцы пытаются его развести, и, путём стравливания с Аргентиной, выкинуть из числа победителей во Второй мировой войне.
Хотя аргентинская техника, произведённая для показухи, не сыграла большой роли в развитии аргентинского ВПК (хотя кое-какую роль всё-таки сыграла – в виде технологического опыта), политическую роль – предотвращение войны между двумя крупнейшими странами Южной Америки – она выполнила в полной мере. И хотя бы поэтому заслужила памяти.
