"По дороге с ветром" 30 / 29 / 1
Марийка едва поспевала за профсоюзником. Но писала аккуратно и разборчиво.
Еще одна женщина, вызвавшаяся из толпы конспектировать речь, часто бурчала под нос и недовольно вздыхала.
Говорил Инкерман чётко, по делу. Толпа притихла.
Всё в речи Алексея Даниловича было складно.
Женщина передразнивала шёпотом, мол, речи сладкие в уши льють, а потом можно законопатить и брать в оборот.
Она не успевала записывать. Пролила чернильницу на стол.
Часть исписанных Марийкой бумаг пострадала. Уголки намокли. Девушка отвлеклась ненадолго, чтобы спасти написанное от чернил.
Женщина материлась и вытирала всё рукавом своей рубашки.
Марийка поморщилась.
— Чё моську наморщила? — набросилась на неё женщина. — Небось, выросла в шелках да в перинах. Рукой как будто ничего не вытирала.
— Не вытирала, — прошептала Марийка. — Вы мешаете слушать.
— Охо-хо, — женщина упёрлась ладонями в бока.
Инкерман притих. Толпа загудела.
Алексей Данилович обернулся.
И в этот момент женщина подскочила к нему и толкнула.
Он покачнулся и полетел вниз.
Но беды не случилось. Толпа подхватила Инкермана и стала подкидывать и улюлюкать.
— Товарисчи! — кричал со сцены горбатый старичок. — Что же вы творите, товарисчи! Отпустите человека!
— Дело дpянь, — пробормотала женщина, насупилась и стала наступать на старичка.
Марийка, испугавшись, спрыгнула со сцены в толпу, прижимая к груди исписанные листы.
Старичок по-бабски затарахтел:
— Ой, родненькая, ты чаво на старого так нацелилась? Я же не при делах. Моё дело маленькое. Тишину создать и за порядком смотреть.
Женщина только выставила руку вперёд, чтобы столкнуть старика со сцены, как сзади её схватили двое рослых мужчин.
Она ойкнула и заголосила:
— Чего делается?! Люди! Убивають нехристи! Люди, бога просите, чтобы спас вас окаянных! Бога забыли! А он за вас умер! Нехристи! Нехристей бейте! Эй ты! — женщина показала пальцем на Марийку, прятавшуюся в толпе: — Записывай все мои слова! Пущай они там наверху почитают!
Женщину связали. Она плевала в связавших её. Отбивалась, высовывала язык, вызывала рвоту, даже умудрилась спустить штаны.
Один из схвативших её мужчин стал обратно натягивать ей штаны.
В это время Инкермана подняли на сцену.
Он поправил костюм, насупившись подошёл к бунтарке.
Ей заткнули кляпом рот.
Она вытаращенными глазами смотрела на профсоюзника.
— Дайте ей сказать, — попросил Алексей Данилович и присел на корточки рядом с ней.
Кляп вытащили.
Женщина долго что-то перебирала во рту.
— Плюнет же, Лёша, — сказал мужчина, надевавший ей штаны.
— Зато как она потом будет говорить в тюрьме! — усмехнулся Инкерман. — Скажет, что самому главе профсоюза плюнула в лицо. Как-никак её зауважают. Позвольте дамочке последнюю волю исполнить.
Женщина плевать передумала.
— Нехристь, — прошипела она. — Диавол ты самый настоящий.
Толпа гудела и требовала продолжения.
Алексей отвлёкся от женщины, встал и поднял руку, прося тишины.
— Товарищи! Я вернусь к вам на будущей неделе. Жду вас всех в полном составе. Сегодня, увы, из-за инцидента, устроенного бандитской группировкой, я вынужден сообщить старшим товарищам. На наших с вами собраниях должно быть безопасно.
Мы усилим досмотр, усилим работу внутри коллективов, чтобы больше никогда не повторилось подобное. До встречи, товарищи!
Толпа расходилась.
Она текла бурлящей рекой, разветвляясь в три двери гимназии.
В зале остались только Марийка, старик, Инкерман, бунтарка и мужчины, связавшие её.
Они, оказывается, были охраной Алексея Даниловича.
— Продолжим, — сказал Инкерман, смотря на женщину.
— А мне нечего с тобой продолжать. Род с тобой будет гнилым, да и я уже не в том положении, чтобы под тебя подстроиться.
— Боже, — воскликнул старик, — какая невоспитанность! Какая бестактность. Лёксей Данилыч, возвращайте кляп в этот гнилой рот. Я не могу больше это слушать.
Я дожил до таких седин, которые вам и не снились. Вы по малости-молодости своей устроили всю эту неразбериху со свободой. А кого вы освободили, Лёксей?! Кого? Вот таких вот баб, снимающих штаны перед красным флагом.
У неё, Лексей, своя правда. Она не приняла ваш строй, а вы устали от её строя. Вот и всё. Отпусти уже эту несчастную. Пусть идёт покается. Отпусти, Лексей.
— Не-е-е-т, — нахмурился Инкерман. — Ты, отец, лучше помалкивай. А то я могу седины твои…
Он не договорил.
Тишина нависла: тягучая, тяжёлая, страшная.
Старик подошёл к Алексею, встал перед ним на колени, опустил голову и произнёс:
— Руби…
Инкерман усмехнулся.
Марийке стало страшно от выражения его лица.
— Да я бы с радостью, — засмеялся профсоюзник, — да только нечем. Я бы с радостью и тебе, и ей…
Он показал на женщину.
Она молчала. На её лице не было ни страха, ни отчаяния, ни мольбы.
— Алексей Данилович, — охранник похлопал Инкермана по плечу, — давайте сворачиваться.
— Обожди, — профсоюзник сбросил со своего плеча руку мужчины и обратился к Марийке: — Товарищ Маша, вы всё задокументировали?
— Всё, что вы говорили рабочим, — прошептала она.
— Как так! Я же просил всё! Пиши! Пиши немедленно обо всём, что произошло. Пиши на память и своими словами. Я домой. Там встретимся. Охрана тебя проводит. Не вздумай уходить одна. Опасно это. Спасение бунтарки будет неизбежным. Головорезы сейчас потянутся со всего города. Поэтому я по-быстрому уйду сам.
Ты дописывай и ничего не бойся. Инкерман ходит под богом.
Когда бунтарку подняли на ноги, она всё же смогла плюнуть Алексею в лицо.
Удивительно, но они были почти одного роста.
Профсоюзник вытер лицо рукавом. И от этого Марийка поморщилась. Только недавно рукавом вытирала стол женщина.
Девушке стало не по себе. И от этой невоспитанности, и оттого, что Инкерман уже дом, в котором она жила, принял за свой. А сам ведь всего несколько часов был в этом городе.
И Марийка подумала, что он лукавит. Он просто пользовался её добротой, наивностью, неведением. Она даже не могла предположить, что будет дальше.
Алексей Данилович ушёл через чёрный ход.
Марийка дописала протокол. Спрятала бумаги под жилеткой.
Мужчины-охранники со связанной бунтаркой двинулись к тому же ходу, откуда около часа назад Инкерман покинул здание.
Один из охранников велел Марийке сидеть и ждать.
Рядом с ней сидел и старик.
Он молча вздыхал.
Потом велел Марийке спуститься со сцены и стал снимать с бочек доски.
Неожиданно в стороне, где был чёрный ход, послышались выстрелы.
Старик наклонил бочку, приказал Марийке залезть в неё. Потом поднатужился и поставил её. Накрыл сверху досками.
— Девка тут ещё была, — голос бунтарки поверг в шок Марийку, сидевшую в бочке.
— Где шельма эта?
Видимо, старика схватили за горло. Он стал задыхаться и хрипеть.
— С-бе-жа-ла о-на, — это всё, что смогла расслышать Марийка.
Глухой выстрел, звон железных пуговиц о пол, ехидный смех женщины повергли девушку в шок.
— Нехристи… — кому-то сказала бунтарка.
— Да будет им теперь ад…
Долго ещё были слышны шаги.
Марийка сидела тихо и даже боялась дышать.
Продолжение тут
Дорогие читатели, желаю вам самых добрых в мире снов!
Сегодня медовый спас!
С праздником!
