Алексей Толстой, по сути, написал приквел к "Борису Годунову", 2 части:
"Смерть Иоанна Грозного" и "Царь Феодор Иоаннович".
Уши Пушкина торчат из обеих, конечно: не только определенные характеры, но и выражения, и тот самый "шекспировский язык".
Прочитала всю "трилогию" подряд. И вот что вывела для себя:
Пока читаешь Толстого, вроде, как, думаешь, что хорошие пьесы, правда, немного нарочито расставлены крючки интриги, так что можно предсказать развитие сюжета дальше.
Но как только в руки попадает Пушкин, становится ясно, кто тут ас:
- Сюжет выверен в идеальной пропорции, смена высоких и низких (аристократических и народных, серьёзных/трагических и смешных) сцен создаёт динамику.
- Интрига увлекает легко, её будто не чувствуется, но читаешь в напряжении и ждёшь: что же будет?.. (хотя тысячу раз уже и читал, и знаешь).
- Слова вернее подобраны, фразы отточены, запоминаются и расходятся на цитаты ("Тяжела ты, шапка Мономаха!" знают все, даже те, кто не читал).
- Соотношение прозы, стихотворных строк и шекспировского языка - выверено до миллиграмма. Стиль языка становится характеристикой персонажей (например, польские сцены написаны более гладким слогом). Рифмуются строки, когда персонаж "аки песню поёт" - лжёт или увещевает.
- Очень интересно, как меняется представление автором Самозванца. В монастыре он Григорий, у польского короля уже Самозванец, на Руси Лжедмитрий. Димитрием назван один раз.
- Точно не знаю, кто придумал "русский шекспировский слог", которым потом заговорили лучшие переводы Барда, но вполне вероятно, что это сделал он - Наше Всё. Недаром же скакал от радости, когда закончил "Годунова". "Ай да Пушкин, ай да сукин сын!" - это как раз тогда: бил в ладоши и кричал сам себе. Понимал, что сделал.
