Александра Толмачева многие знают как опытного юриста, кто-то помнит его как лектора по астрологии, выступления которого часто звучали в радиоэфире, продвинутые же читатели уже оценили его философские книги о мироздании и антропологии. Иные детали его насыщенной биографии кажутся невероятными, хотя на самом деле это всего лишь доказательство того, что жизнь намного богаче вымысла. Сегодня Александр Васильевич ответил на вопросы «Вечерней Москвы».
— Александр Васильевич, при всей вашей популярности и известности сведений о вас в сети немного. Давайте начнем с биографии.
— Я родился на краю пустыни Кара-Кум, на границе с Ираном, раннее детство прошло в Самарканде, а в школу пошел в Потсдаме: отец — военный, вот семья и переезжала с ним. Когда я был в пятом классе, его перевели в городок Овруч в Житомирской области, население которого на одну половину состояло из военных, а на другую — из еврейского населения. А под Овручем жили украинцы, которые ненавидели и евреев, и русских, и вообще, кажется, всех, так что я с национализмом столкнулся давным-давно и знаю, что это такое. До этого я полагал, что мы все, жители СССР, интернационалисты, а тут правда жизни все скорректировала: я оказался в так называемой русской, а на деле еврейской местечковой школе, и мой (и поныне!) друг Миша Лендерман регулярно получал от шпаны по морде «за происхождение». Забавно, но это меня ни к каким вопросам справедливости и законности не сподвигло. А в 1980-е я приехал в Москву с мамой и решил, что буду учиться только тут. Так как у меня отлично шли математика и физика, я регулярно становился призером олимпиад, в том числе республиканских, и мне, золотому медалисту, пришли два приглашения поступать без экзаменов — от Киевского и Львовского университетов. Но я поехал поступать на мехмат в МГУ. Не хватило мне полбалла, на сочинении завалили, причем не слишком справедливо. Забирая документы, я, расстроенный, встретил странного человека. Разговор был полушутливый: он спросил, ну как, мол, пролетел? А хочешь чего? Я брякнул, что хочу заниматься космосом, и дядька начал меня убеждать, что космосом занимаются в МИСИСе, название — для отвода глаз, а так это настоящий «космический» институт. В общем, он нас с мамой отвез на Ленинский проспект, который для нас был все равно что Ленинградский, куда я собирался, чтобы сдать документы в МАИ. Потом дядька исчез с моими документами, и в итоге оказалось, что они поданы в МИСИС на технологический факультет. Мне надо было получить «5» на первом экзамене, чтобы я, как медалист, имел право больше уже ничего не сдавать, я скандалил на экзамене, добиваясь пятерки, нес пургу, выдумал какую-то формулу Шпрампердохермана и в итоге поступил. Ну а через месяц разговоров начались лекции про прокатные станы, я понял, что космосом тут не пахнет и на учебу практически забил. В конце первого курса, проходя мимо Консерватории, решил поступить туда на отделение вокала.
— Вы хотите сказать, что еще и поете?!
— Ничего подобного я не говорил! Я сказал, что решил туда поступать. В общаге мне напели народную песню «Вейся, вейся, капустка», бетховенского «Сурка» и арию из «Руслана и Людмилы», я заявил их приемной комиссии «консы» как мой «репертуар». А поступать поехал в августе, на день отпросившись с картошки и пообещав, что привезу голодным однокурсникам водки и дефицитной копченой колбасы.
— Вы серьезно? Или разыгрываете меня?
— Кто разыгрывает? Я? Ни разу. Чистую правду говорю. В Консерватории на экзамене все распевались, а я нет; мы разболтались с мамой одной из поступавших девушек, которая прекрасно пела какие-то серенады… Но она провалилась.
И вообще все вылетали с прослушивания через минуту, а я задержался: в приемной комиссии надо мной неистово ржали, я пел без аккомпанемента, но спел все три вещи. Потом мы побрели до метро вместе с этой мамой и ее дочкой, и она дала мне визитку — это была первая визитная карточка, которую я держал в руках, женщина оказалась директором Октябрьской плодоовощной базы. Я сообщил ей, что работаю в колхозе, она подарила мне батон копченой колбасы, достав его из сумки, подсказала, где купить водки, и на картошку я приехал как герой. И только осенью я узнал, что Александр Толмачев не поступил, так как... не явился на второй тур! В МИСИСе эта история стала известна, меня пригласили в агитбригаду, КВН, а я немного взялся за ум и начал заниматься наукой — мы делали экспериментальные снаряды для танков, благо под зданием МИСИСа был цех: часть его ныне перевезена в Мосрентген, но трехвалковый прокатный стан так на Октябрьской и остался. Год спустя я завоевал третье место на Международной научной металлургической конференции в Чехословакии и начал параллельно учиться на факультете психологии в Московском педагогическом институте имени Ленина — как вольный слушатель.
Страшно увлекся трансперсональной психологией, благо преподаватели были отличные. При этом я остался студентом МИСИСа. А в 1984 году я познакомился с Олегом Анисимовым, который возглавлял Московский методолого-педагогический кружок, противником которого был Московский методологический кружок Георгия Щедровицкого, чьих слушателей мы называли психофашистами. Кружки враждовали. Наша задача была объяснять, что методология — это познание природы мира и человека, а щедровитяне говорили, что это лишь оргуправление, что надо внедрять в людей свою волю и так управлять ими. Вот откуда вышли Чубайсы, Шахраи, Авены, Гайдары, Зурабовы…
— …и прочие «двигатели перестройки»...
— Ну да, и я прекрасно знаю, как и зачем они стажировались в Венском институте математического анализа… Ну ладно. В общем, я понял, что наука для войны — это не мое, и начал заниматься мирным атомом. Половина моей жизни — это командировки по заводам, и первая диссертация моя была посвящена производству сверхточных труб для ТВЭЛов АЭС из циркониевых и иных сплавов. Мотался я по командировкам постоянно, иногда ехал в поезде по двое суток, от скуки начинал разговаривать с людьми, слушал их истории, и потом все это вылилось в материал для анализа: они рассказывали о себе, а я записывал их данные и выявлял точки бифуркации (перелома) в их судьбах.
Потом, как человек по роду профессии имевший допуск, я начал ходить в спецхранилище Библиотеки имени Ленина. Именно там я впервые увидел книги по астрологии и хиромантии.
Там же я видел еще закрытые работы Чижевского и Вернадского, и конспектировал их. И уже имея некие знания в психологии и зная математику, понял, что можно быстро составлять и рассчитывать гороскопы. Но не очень понимал зачем. А потом стало любопытно составлять математическую модель жизни человека.
— Помню, какой бешеный интерес вызывали все эти вещи на переломе, перед 1990-ми…
— Вот и у меня в 1987 году произошел перелом — я принес диссертацию, и ученый секретарь института Татьяна Ащина проявила к ней, скажем так, необычный интерес. Пересказывать долго, скажу суть: она взяла меня с собой в школу членкора АН СССР Александра Спиркина. Школа была тогда на Смоленской набережной, в доме № 5/13, с лицевой стороны которого был индийский магазин «Ганг», а с обратной — ход в подвал, где собирались на занятия разные люди — и военные, и ученые, и даже священнослужители; их называли экстрасенсами. Там я увидел много такого, что заставило меня перестать относиться к этим людям как к шарлатанам.
Они на самом деле могли исцелять, предвидеть события и так далее. Диссертацию же мою временно приостановили. Одна из глав у меня была посвящена самоорганизации металлов при сверхтекучести необычных сплавов, точнее, некой странности: при определенной нагрузке происходило не разрушение этих сплавов, а именно начинался эффект сверхтекучести.
Анализируя данные экспериментов на заводах, я заметил, что это связано с фазами луны и конкретно с полнолунием и новолунием. Выглядело это как бред, но в эти моменты металл вел себя необычно! Я принялся оправдывать это поведение лунными циклами. Естественно, прослыл сумасшедшим, чем был обижен и как-то от тоски занес диссертацию в Институт металлургии имени Байкова. Вскоре оттуда написали письмо моему ректору о прорывной диссертации, за что меня чуть не исключили из комсомола — ведь я рассекретил работу, связанную с атомными делами. А еще через месяц пришло письмо с биофака МГУ, где мои «лунные» эксперименты перепроверили на растениях. Так я пришел к астрологии, которую мне помогала просчитывать математика.
— У меня хорошая зрительная память, скажите, это же вас я встречала на Арбате в 1990-х как гадателя и предсказателя? Не ошибаюсь?
— После окончания института мы с женой собрались уезжать. Точнее, она уже уехала с сыном, а у меня был билет на вечерний поезд «Москва — Самара», и я пошел попрощаться с Арбатом. Увидел там художников, мне понравилось, как работает одна из них. Портрет у нее стоил 30 рублей, а у меня было три. Но она взялась меня рисовать, а мне хотелось ее отблагодарить, и я ляпнул: «А давай я тебе по руке погадаю?». И я начал ей что-то рассказывать, а потом смотрю — над нами склонился народ: а нам погадаешь?! В общем, эта художница Лариса на следующий день посадила меня возле себя на вернисаже в Измайловском парке. Ставку за гадание назначили 50 копеек, но через несколько часов в кармане у меня было 25 рублей. Лариса познакомила меня с ребятами, которые все это крышевали, вскоре меня прозвали Маэстро, включили в какой-то Союз неформальных художников-абстракционистов и выделили место на Арбате — в арочке, которой уже нет, она была напротив стены с детскими рисунками. Защищали меня в том числе от цыган поклонники Цоя. А потом начала «солиднеть» клиентура.
Даже приглашали в гостиницу «Интурист», где я занимался хиромантией и астрологией через переводчиков, что было смешно. И директор ресторана «Мзиури» у Театра Вахтангова предложил мне как астрологу столик внутри заведения с условием, что его люди будут записывать все, что я говорю.
— Неужели спецслужбы Маэстро не донимали?
— Еще как. За мной в «Мзиури» приехали как-то двое в штатском, отвезли на ВДНХ в павильон «Здоровье», где шел набор в школу экстрасенсов. Передо мной поставили задачу создать математическую модель отбора. Что-то получилось. Так я стал преподавателем для экстрасенсов. Но отношения с людьми из спецслужб у меня не складывались. Может, все дело в том, что я считал их разрушителями, а не созидателями.
Их интерес ко мне я понимал: через мои руки лектора в школе экстрасенсов прошли более 450 необычных людей. А одна из них, Раиса Татаринцева, начала работать на спецслужбу и представила им меня как своего учителя...
Как-то в районе Павелецкой убили важного агента, по свежим следам взяли десяток человек, надо было вычислить настоящего убийцу.
Я сделал гороскопы на убиенного и подозреваемых, вычислил наиболее вероятного убийцу и попал в точку. После этого меня активно втягивали в работу, но я отвертелся. Кстати, хочу сказать, что в 95 процентах случаев люди становились экстрасенсами после травмы мозга или перенесенной клинической смерти, и только 5 процентов имели такие способности от рождения. Последние, чьи способности я называл даром, сами они называли проклятием. Но когда кто-то при мне огульно всех их называет шарлатанами, я молча улыбаюсь.
— А правда, что вы читали лекции по астрологии в Доме художника?
— Правда, это происходило в ресторанчике Дома художника для группы моих близких экстрасенсов, к которой позже присоединились художники и скульпторы из соседней Суриковки, а потом меня даже включили в правление Дома художника. Столкнувшись с управлением людьми, я ощутил нехватку знаний, пошел изучать финансовое дело в Научно-исследовательский финансовый институт, создал крупнейший в стране страховой пул «Имущество», а потом — на юрфак МГУ. Изучал новое тогда земельное или жилищное право. Мне повезло, так как мой научный руководитель Евгений Суханов писал тогда Гражданский кодекс РФ.
А диссертации по юриспруденции я защищал по доверительному управлению и самоуправлению в жилищной сфере. Выходит, к юриспруденции я пришел через властные структуры. А вообще я читал лекции по медицинской астрологии в Первом и Третьем мединститутах, в ряде клиник, и везде это было почти секретно.
Рассказывал хирургам, что они должны знать о пациенте перед операцией с точки зрения космологии, или как лечить зуб на растущей Луне. На эти лекции деканы и главврачи приглашали избранных, кандидатов наук и профессуру.
— Потрясающе… Но настолько разные области — от хиромантии до юриспруденции. Не скучно?
— Какая скука. Был у меня уникальный наставник Александр Семенович Зуськов. Он имел великий талант зарабатывать деньги и как-то мне сказал, что юрист я никакой, поскольку законы читать не умею, ибо читать их надо не так, как я привык, а по-еврейски: с конца и справа налево. Помню, мы обсуждали вопрос, как определить долю в общей долевой собственности дома по закону «Об основах федеральной жилищной политики». Там написано: «пропорционально занимаемой площади». А далее: «или любым иным способом». Меня тогда осенило, и так я начал обнаруживать дырки в законах, а потом по просьбе власть имущих — писать законы и подзаконные акты, а это весьма увлекательное и прибыльное дело. Понимаете, и психология, и юриспруденция — это манипуляции. Вот я знаю закон, а вы — нет, и я вами манипулирую, еще и за деньги. Именно поэтому я всем открыто говорю, что самые бессовестные люди сейчас — это врачи и юристы, поскольку чем хуже людям, тем лучше им. Понимать это неприятно, но убежать из этого мира трудно, ведь это то, за что сейчас платят.
— В вашей жизни было столько стечений обстоятельств, что поверишь в игры высшего разума…
— Да, примерно так я оказался на радио: шел по улице Академика Королева, а на выходе из телецентра встретилась моя знакомая, у которой не пришли на эфир гости, и попросила заполнить эфир. И из этого вылился цикл еженедельных передач на радиостанции «Маяк», в которых я сначала учил желающих астрологии, а потом страховому делу. А еще принимал участие в программах «СНОвости» и «Опыт» Димы Диброва, в прямом эфире толковал сны и давал юридические советы.
— А как вы оказались в Госдуме?
— Меня туда привел Брынцалов, я был у него во время президентских выборов 1996 года пресссекретарем и руководителем пресс-службы.
— И его, и скандалы, связанные с ним, и «круп» его жены помню отлично…
— Мы столкнулись на собрании Арбатского экономического клуба. Брынцалов из 33 букв не выговаривал 22. Он сначала меня задирал, а потом пригласил меня и моих товарищей из СМИ к себе отужинать на «Феррейн». Там пускал пыль в глаза, а потом попросил сделать его знаменитым. Когда он сказал, что хочет быть президентом России, все полегли от хохота. На телеканалах его тогда не приветствовали. Он спросил, что нужно сделать, чтобы пролезть на ТВ. Я ответил: устроить скандал, голый зад показать… В итоге мы заключили в присутствии СМИ пари, что я за три-четыре месяца сделаю так, чтобы каждая собака в стране знала его по имени. Пришлось сочинять ему биографию, объясняя его первый миллиард: я раскопал законы СССР начала 1980-х, разрешавшие частное пчеловодство и песцеводство, и он наизусть заучивал легенду о том, как разводил песцов в подвале дома. А серьезно раскрутить его мне помог Александр Невзоров (ныне внесен Минюстом в реестр СМИ-иноагентов. — «Вечерняя Москва»), соблазненный моим рассказом о новом «волшебнике Изумрудного города». Но уйти от него оказалось труднее, чем прийти к нему…
— Как уходили?
— На вопрос, зачем ему нужно президентство, он честно отвечал: «Надо, Саша, чтобы объем продаж водки и лекарств вырос вдвое». По итогам выборной кампании объем продаж водки вырос у него в 4 раза, а лекарств — в 3,5. Договоренности мной были выполнены, Брынцалова узнала вся страна. Но он сказал: «Это как получается, ты влез в мою жизнь, все знаешь…Теперь только вперед ногами можно уйти». Я стал думать, задумал книгу «Загадка миллиардера Брынцалова», нашел пожилую журналистку Лилию Ивановну Беляеву, и она выручила: напечатала книгу под своей фамилией, но со ссылкой на меня. Жена Брынцалова Наталья звонила мне с угрозами: мол, пожалеешь, если что-то не так про меня будет сказано. Брынцалов книгу активно скупал, у меня чудом остался экземпляр. Лилии Ивановне заплатили гонорар. После этого мы с Брынцаловым разошлись.
— Сейчас вы издаете книги по философии, теологии, религиоведению, читаете лекции по мифологии, антропологии, копаетесь в древней истории…
— Некоторое время назад я понял, что обширные знания требуют структурирования. Окончил философско-богословский факультет Российского православного университета святого Иоанна Богослова. Стал религиоведом. Осилил диссертацию по теологии. Открыл для себя новые методы познания биочеловека и его духовной личности: научные, религиозные, мифологические, художественные. И вот к какому выводу пришел: существуют два взгляда на жизнь.
Один вбит в головы со школы, так называемая биологическая эволюция, в которой существуют три основных закона добычи — лучшая еда, лучшая самочка и доминирование над другими особями. Если мы говорим, что нами управляют биологические законы, то речь идет именно о таком раскладе, а доминирование осуществляется через деньги, власть и все прочее. Сейчас мы живем в эпоху глобального финансового капитализма, это высшая стадия биочеловека или человека-потребителя. Если идти этим путем дальше, человечество рано или поздно, сожрав Землю, начнет захватывать планеты, причем не важно — нужно им это или нет. А есть законы не биологического, а духовного развития, и если мы говорим, что мы — не животные, а существа духовные, то эволюция идет иначе и подчиняется другим критериям и ценностям.
В чем ценность живого мира, сотворенного Богом? Ценность и мера нашей ценности — во времени нашей жизни. Есть искусственный мир, созданный человеком, и его мера — это деньги. Когда тебя пытаются заставить менять деньги на время жизни, это подмена. А что делают пропаганда, политики, методологи? Пытаются эту подмену осуществить. Этому надо сопротивляться. Я все размышлял: что нужно от нас Вселенной такого, без чего она жить не может? Ответ один: любовь и творчество. Это единственная движущая сила. И еще: 12 лет назад, не в лучший момент своей жизни, я поехал к старцу Антонию в Оптину Пустынь. В ответ на мои вопросы он дал мне книгу, велел открыть на такой-то странице. И я прочел: «Надо жить весело и радостно». Я ничего не понял. Он дал другую книгу, назвал другую страницу, и там было сказано то же самое. Так он гонял меня по старинным богооткровенным текстам, пока я не понял: да, надо жить весело и радостно!
ДОСЬЕ
Александр Васильевич Толмачев родился 16 мая 1964 года. Доктор юридических наук, профессор, заместитель председателя Союза юристов города Москвы. Член Комитета по предпринимательству в сфере жилищного и коммунального хозяйства Торгово-промышленной палаты Российской Федерации. Автор цикла книг, посвященных философии пространства и времени.
Эксклюзивы "Вечерней Москвы"
Автоэксперт Субботин объяснил, чем чревато отключение ПО Mercedes-Benz в России
Культ быстрых денег: почему молодых специалистов так мало заботят результаты их работы
