Чеченцы Однажды я пошел на склад с молодым из моей бригады. Чеченец из другого батальона, строитель, что-то там получил и потребовал, чтобы я временно уступил ему своего духа: отнести вещи. Я отказался, он стал ругаться и угрожать мне, я в ответ тоже грубо ругался, вынужден признать. Вокруг было много офицеров и гражданских, солдат из моей части - в драку чеченец не полез. Смотрящим за третьей ротой, на место Маги, чеченцы назначили Алана: он был родом из Грозного, что котировалось выше, чем дагестанские чеченцы и гораздо выше, чем казахстанские. Наша рота была в наряде по столовой: картошку чистили. На следующий день повар заявил, что почистили очень мало, на всех не хватит. Небольшое отступление: кормили нас хорошо. Может, не особо вкусно, но мясо, хлеб и картошку давали без ограничения. Склад и холодильник были всегда открыты: нельзя было только выносить за территорию части и продавать. На этом ловили и прапорщиков, и гражданских: сажали в погреб на пару недель без суда и следствия. Нарезанный хлеб всегда лежал в столовой - можно было брать через открытое окно. В холодильнике висели коровьи туши, замороженные много лет назад. Нарубленные куски мог взять любой желающих пожарить шашлык. Повара обычно готовили из свежего мяса: при части был свинарник, в соседних деревнях покупали баранов и быков. Если бы не видел этого своими глазами, если бы сам много раз не брал мясо - не поверил бы. Слыхал я от друзей, как их в армии кормили... Те, кто чистил картошку, заявили, что сделали все как положено, но кто-то украл очищенную картошку. Раньше такого не случалось и нашим не поверили. Рота решила поддержать своих духов и провести демонстрацию: всем вместе, включая дембелей, пойти на кухню чистить картошку. Благородная акция, но я о ней ничего не знал, а то бы тоже пошел, конечно. Работал в ночную смену, отсыпался на заводе, потом ходил в город и сразу снова на смену... На общем построении в субботу Алан подошел к одному из дедов, азербайджанцу, и спросил: "Ты почему картошку не чистил? Все чистили, я чистил... Азербайджанец ответил стандартное "По сроку службы не положено", Алан ударил его в живот, тот упал. Меня Алан ударил молча, не задав вопрос. Пресс у меня был накачан хорошо, не то, что сейчас, удар я легко выдержал и спросил:Алан, ты чего? Не знал я за общий наряд, а то бы пришел. " Я не успел договорить, кулак полетел мне в лицо. Увернуться я успел и ударил в ответ довольно таки подло: ногой ниже пояса. Именно так я наловчился справляться с теми, кто сильнее меня. Алана так бить не надо было, но получилось автоматически... Алан свалился на землю. Один из сержантов скомандовал "Рота, разойтись", пара человек кинулись поднимать Алана, я тоже было сунулся, но меня оттолкнули. - Зашел в казарму, лег на кровать. Алан тоже зашел и лег. Наши кровати стояли напротив, в двух престижных углах. Я вспоминал первые ночи в казарме, когда так же лежал и ждал приговора. Два дня ничего не происходило, потом за мной на завод пришел Адам из четвертой роты. Не знаю, можно ли назвать то, что случилось судом шариата, но в ленинской комнате сидели два десятка чеченцев. На заседание суда меня не пригласили, только на объявление приговора. Чеченский патриарх, отсидевший три года в дисбате и недавно вернувшийся дослуживать, говорил долго, но суть была в том, что меня оправдали, вернее - условно помиловали. Потом я выпытал подробности у одного из дагестанских чеченцев, Аслана. Только сейчас заметил, что все чеченские имена на "А" начинаются:) На суде были все чеченцы нашей части и делегация соседей-строителей. Оказывается, после случая на складе они потребовали моей выдачи на расправу, но сослуживцы меня не сдали: сказали, что я имел право защищать своего (раба) духа, а что грубил уважаемому человеку - так я же русский, что я могу знать о вежливости? Для пущего авторитета представили меня главой (жидомассонов) еврейского землячества, хотя эту почетную должность я никогда не занимал. Расклад был такой: моей смерти требовали все грозненские чеченцы из нашей части и все соседские. За меня были дагестанские, казахстанские и Адам.Патриарх" тоже высказался против убийства: не ради меня: не хотел снова попасть в дисбат. Любопытно, что никакие другие варианты приговора (покалечить, выгнать...) не рассматривались. Бунт (удар смотрящего) карается только смертью. Еще в этом было уважение ко мне: духа могли бы наказать помягче. Хотели было позвонить посоветоваться Маге, но споры прекратил самый уважаемый дембель из Грозного. Он принял вину на себя: сказал, что не имел права ставить своего молодого, неподготовленного родственника Алана на роту. После этого позвали меня... Алана перевели служить к соседям, Аслана поставили на нашу роту. С того дня я ни разу не дрался. Увольнительные Самое лучшие моменты в школе - перемены. Самые лучшие моменты службы - увольнительные. То, что случилось на День Строителя - больше похоже на сбывшийся сон, чем на обычное событие. Расскажу несколько примеров того, как мы ходили в увольнительные. У молодого бойца был только один шанс вырваться из кошмара армейских будней - приезд родителей. Для визитов было отведено последнее воскресенье месяца. Обычно отпускали в обед в субботу, вернуться надо было до отбоя в воскресенье. В пятницу вечером или в субботу утром родители должны были дать телеграмму: это можно было сделать из военной части в Радомышле или с КПП нашего военного городка. В субботу в Армии самый страшный день - ПХД (парко-хозяйственный день) - надо было все убирать, драить, подкрашивать, чинить... Разумеется, силами молодых. Поэтому главной задачей было вырваться из роты в штаб. Любой дед считал своим долгом испортить духу праздник:Ко мне родственники никогда не приезжали, значит и тебе не положено" Если все же удавалось добраться до штаба и дежурный подтверждал наличие телеграммы, счастливчика отправляли на склад надевать парадную форму. У дедов была своя парадка, иногда даже две: одна для увольнительных и командировок, вторую по много месяцев любовно готовили на дембель - это бывали уникальные произведения искусства! На складе висели пара десятков дежурных парадок. Хорошо было тем, кто приходил первым и мог выбирать. Плохо было опоздавшим и обладателям нестандартных размеров. Первый раз родители ко мне приехали 27 августа 1988 года. Мы заранее договорились, что мама вызовет меня, а отец и сестра - двух моих друзей (Леву и Сергея). В гостинице сняли два номера... Мама и невеста приехали еще к одному бойцу из нашей команды (Игорь). Понимая, что четырех "духов" из роты добром не отпустят, мы скрылись еще до завтрака. Без проблем получили парадки и нас довезли до КПП городка. Мои приехали из Харькова на машине и ждали нас: отец и сестра, чтоб трое сели сзади. Но Лева и Сергей уступили свои места Игорю и его Люде (очень уж они в гостиницу торопились), а сами с мамой Игоря поехали на автобусе. Мы ходили на речку купаться, гуляли в парке, хорошо кушали, получили массу удовольствия... Расплата пришла сразу после отбоя в воскресенье: на нас накинулись те молодые, которым пришлось работать за двоих. Настроения нам это не испортило. Следующее увольнение было в конце сентября, я поехал из сан.части. Настроения никакого не было, сил тоже, да и порода была плохая. Провалялся сутки перед телевизором. В октябре я был в госпитале, оттуда не выпускали. В ноябре не получилось у родителей. Под новый 1989 год поехал в увольнение вместе с Бойняшиным (Маня), который ненавидел меня всей душой, но еще сильнее боялся. Я его никогда не бил, это был тот случай, когда чужое уважение вызывает страх у того, кто не понимает, за что уважают человека. Бойняшин был из тех краев, где уважают и боятся шаманов. К нему приехали двое: отец и председатель колхоза. Деньги на поездку собирали всем миром, председатель (самый непьющий из всех мужиков) должен был проследить за отцом Мани, доставить письмо командиру части, выступить перед солдатами и привезти благодарность командования. В часть "ходоков" не пустили, встреча проходила в гостинице в Радомышле. Погода была ужасная, оставалось только пить. Водки было очень много.... Маня затащил меня в свой номер: как секретарь комитета комсомола части я был начальник. Он представил меня комиссаром: сказал, что погоны мне не положены по секретности должности. Я клятвенно заверил сибиряков в том, что Маня - самый уважаемый сержант в части, завтра ему присвоят звание старшины, а на дембель он уйдет прапорщиком. Много я тогда пурги нес... Потом, помню, стоял в холле гостиницы и обещал бутылку водки каждому солдату, кто зайдет в номер и подтвердит, что Маня - авторитет. Пара офицеров сделали это за три бутылки. Председатель на самом деле оказался крепким мужиком: он ничего не забыл и утром дал мне ящик водки для передачи командиру части. До командира водка, разумеется, не дошла, но письмо в самых высоких тонах, на официальном бланке, с кучей подлинных печатей и поддельных подписей ушло в Сибирскую деревню. Бойняшин стал моим рабом до дембеля. В феврале 1989 я получил "бегунок" - право свободного перемещения по гарнизону и выхода за КПП. У меня была свобода от командования части и договор с начальством на заводе: пока все работает, меня не трогают. На случай встреч с патрулями в Радомышле было много бланков командировочных и увольнительных. Дальнейшие поездки в Радомышль проходили по одному сценарию: ресторан, дискотека (кино, если погода была плохой) гостиница. Главной задачей было заманить девушку в гостиницу: (всегда) иногда получалось... Самоволки В отличии от увольнительных, в самоволки ходили пешком через дырку в заборе. Потом можно было поймать попутку на шоссе или дойти до ближайшей деревни. Если вы читали главу за госпиталь, то знаете о моем авторитете среди деревенских жителей. Я чинил им швейные машинки и прочую бытовую технику, за что получал индульгенцию на связи с девушками. Русские в самоволки ходили редко, до моего призыва почти никогда: Кавказцы держали окрестные деревни за свой гарем. Деревенские девушки, как и жительницы Радомышля, были не против выйти замуж за солдата, но случалось такое крайне редко. На харьковчан была объявлена настоящая охота: в отличии от кавказцев, мы были вполне реальными женихами. Местным парням этот расклад не нравился, но у нас было значительное превосходство в силе. До развала СССР и вывода ядерного оружия из Украины, в самоволки ходили только стройбатовцы. Потом стали ходить солдаты, охранявшие пустую базу, но это уже после меня. Ходили легенды о том, что деревни поднимали бунты против "оккупантов" и избивали всех солдат, якобы милиционеры стреляли по самовольщикам, наводили на солдат патрули... Я ничего такого не видел. Единственный раз солдат избили за мародерство: залезли в погреб и украли соления. Это было совершенно справедливой карой: деньги у нас, в отличии от деревенских, водились, колхозники готовы были продать что угодно за копейки. Последним бастионом, отвоеванным нами у кавказцев, стало общежитие техникума мясо-молочной промышленности. Не то, чтобы мы его полностью захватили, но получили доступ. Я там проводил много свободного времени, пока не женился.