Финальное про "Анну Каренину" и пойдем дальше.
Эпизод со свиданием Анны Карениной с сыном Сережей, по-моему, это одна из сильнейших сцен романа.
Анна уже сожгла все мосты, уехав с Вронским за границу. Она искренне хочет страдать, ощущая себя падшей, преступной женщиной. Но бесконечное счастье любви плохо сочетается с раскаянием. Ужас своего положения, вернувшись в Петербург, Анна еще не понимает до конца. Впереди сцена в опере, где она испытает немыслимое унижение. Но сейчас она хочет лишь одного – видеть любимого сына Сережу.
Не смея писать мужу, Анна просит устроить свидание с сыном графиню Лидию Ивановну, которая взяла под свое покровительство несчастного раздавленного поступком жены Каренина. Но у графини своя игра. Ей нужен Каренин целиком. Зачем? Это отдельная и не менее интересная история. Ведь графиня со своими интригами вокруг Каренина и его решения о разводе играет не последнюю роль в сумасшествии Анны, которое приведет к известному финалу. Но сейчас о свидании с сыном.
Получив оскорбительный отказ, Анна решается ехать в дом мужа и во что бы то ни стало видеть сына.
В день рождения Сережи ранним утром она, скрыв лицо за вуалью, приезжает к своему бывшему дому. Старый швейцар Капитоныч, узнав Анну, пускает ее в комнату Сережи.
— Сережа! — прошептала она, неслышно подходя к нему.
Во время разлуки с ним и при том приливе любви, который она испытывала все это последнее время, она воображала его четырехлетним мальчиком, каким она больше всего любила его. Теперь он был даже не таким, как она оставила его; он еще дальше стал от четырехлетнего, еще вырос и похудел. Что это! Как худо его лицо, как коротки его волосы! Как длинны руки! Как изменился он с тех пор, как она оставила его! Но это был он, с его формой головы, его губами, его мягкою шейкой и широкими плечиками.
— Сережа! — повторила она над самым ухом ребенка.
Он поднялся опять на локоть, поводил спутанною головой на обе стороны, как бы отыскивая что-то, и открыл глаза. Тихо и вопросительно он поглядел несколько секунд на неподвижно стоявшую пред ним мать, потом вдруг блаженно улыбнулся и, опять закрыв слипающиеся глаза, повалился, но не назад, а к ней, к ее рукам.
— Сережа! Мальчик мой милый! — проговорила она, задыхаясь и обнимая руками его пухлое тело.
— Мама! — проговорил он, двигаясь под ее руками, чтобы разными местами тела касаться ее рук.
Сонно улыбаясь, все с закрытыми глазами, он перехватился пухлыми ручонками от спинки кровати за ее плечи, привалился к ней, обдавая ее тем милым сонным запахом и теплотой, которые бывают только у детей, и стал тереться лицом об ее шею и плечи.
— Я знал, — открывая глаза, сказал он. — Нынче мое рожденье. Я знал, что ты придешь. Я встану сейчас.
...
— Мама, душечка, голубушка! — закричал он, бросаясь опять к ней и обнимая ее. Как будто он теперь только, увидав ее улыбку, ясно понял, что случилось. — Это не надо, — говорил он, снимая с нее шляпу. И, как будто вновь увидав ее без шляпы, он опять бросился целовать ее.
— Но что же ты думал обо мне? Ты не думал, что я умерла?
— Никогда не верил.
— Не верил, друг мой?
— Я знал, я знал! — говорил он свою любимую фразу и, схватив за руку, которая ласкала его волосы, стал прижимать ее ладонью к своему рту и целовать ее.
Интересно, как по-разному, но всегда тепло и трогательно рисовали эту сцену художники, работая над иллюстрациями к “Анне Карениной”.
Особняком, впрочем, как и во всем своем творчестве, стоит Михаил Врубель. Его Анна – это уже не женщина, а демоническая сущность. Она, несмотря на любовную анестезию, сердцем все уже знает. Знает, что это последнее свидание с сыном, что Вронский охладеет к ней, что ревность сведет с ума. А, главное, знает, что уже мертва. Задолго до того, как товарный поезд прибудет на станцию Обираловка.