Они увидятся только в конце 1945 года и с тех пор никогда больше не разлучатся. Матвею Федоровичу была суждена очень долгая жизнь: его не станет в 2015‑м, на 101‑м году жизни. Родные передали архив ветерана в Военно-медицинский музей. В том числе и тетрадь, в которую дочь и внуки записывали его воспоминания…
— Признаюсь, знакомясь с материалами, я испытывала самые разные чувства: трепет, уважение, интерес, изумление… Ведь каким надо было быть сильным, волевым человеком, чтобы выдержать все выпавшие на его долю испытания, — говорит научный сотрудник Военно-медицинского музея Анна Волькович.
Вепс по национальности, Матвей Омшев был родом из деревни Пелкасска Вытегорского уезда Олонецкой губернии (ныне Вологодская область). В начале 1930‑х годов приехал в Ленинград, сначала учился в Сестрорецке, в трудовой книжке его специальность значится как «токарь по фарфору».
— В 1935‑м он поступил в Ленинградское военно-медицинское училище, которое, кстати, располагалось как раз в том здании, в котором ныне находится экспозиция нашего музея, — рассказывает Волькович. — Спустя три года получил практически безупречный аттестат: физиология — «отлично», детские болезни — «отлично», нервно-психологические болезни — «хорошо», болезни уха, горла, носа — «хорошо».
После окончания училища в 1939 году Матвей Омшев участвовал в походе Красной армии в Западную Украину и Западную Белоруссию, затем служил военфельдшером в частях, расквартированных недалеко от Белостока, там его и застала война. В середине июля 1941‑го он оказался в плену. Сперва — в лагере недалеко от города Мир в Белоруссии, оттуда был отправлен в лагерь Демблин на востоке Польши. По заключению советско-польской следственной комиссии, действовавшей в 1948 году, в этом лагере погибли не менее 132 тысяч советских военнопленных.
Матвей Омшев выжил, наверное, только благодаря профессии. Впоследствии сам признавался: «Я никогда не думал о том, что профессия спасла, было некогда, все время работал».
Он вспоминал, что в его распоряжении были только йод, бинты и немного спирта. Приходилось пользоваться подручными средствами. Однажды, по словам Омшева, рабочий-пленный из мастерских получил травму: кусочек металлической стружки застрял в глазном яблоке. Никаких инструментов не было, и достать ее никак не получалось. Помогла писчая ручка с протертым спиртом металлическим пером: с ее помощью и удалось вытащить стружку…
Среди предметов Матвея Омшева, переданных его родными в музей, есть небольшой блокнот, который он вел непосредственно в лагере военнопленных. В нем много адресов тех, с кем ему довелось пересечься в неволе, а также самодельный немецко-русский словарь с различными медицинскими терминами.
За всю войну ему довелось пройти через несколько концлагерей, и везде он работал фельдшером. Сам перенес тиф, был на грани жизни и смерти. Выкарабкался…
Несколько раз пытался бежать из лагеря. Первый раз — через выгребную яму по канализационным трубам, которые выходили в реку Вислу. Именно этим путем бежали летом 1943 года шестеро советских летчиков. Однако повторить их удачу пленным не удалось: они уткнулись в решетки, наглухо закрытые на замок, взломать который им оказалось не под силу. Пришлось вернуться.
Второй раз освобождение, казалось, было уже совсем близко. Покинуть лагерь удалось, прорезав отверстие в железной проволоке забора. Подвели усталость и опьяняющее чувство свободы: его поймали сонного в поле ржи. Матвей Омшев рассказывал, что один из немцев уже приготовился застрелить его, но другой не позволил: мол, медики в лагере нужны.
Матвей Федорович вспоминал: конвоиры скрутили его по рукам и ногам, швырнули в яму. И вот неожиданность: под соломой и тряпками он обнаружил батон белого хлеба. Неужели кто‑то из пленных о нем позаботился?..
В третий раз, в апреле 1945‑го, повезло. Бежали вшестером. По словам Омшева, сама природа помогала. Днем прятались под елями, ветви которых были наклонены до самой земли. Однажды ночью беглецам надо было пройти мимо немецкого патруля, помог это сделать очень густой снег. Они выстроились в шеренгу, прокричали по‑немецки команду и двинулись, чеканя шаг. Патрульные приняли их за немецкий караул…
Потом, спрятавшись в крестьянском сарае, бежавшие оказались как никогда близки к провалу: туда заявились немецкие солдаты. Но оказалось, что они дезертиры: сбросили с себя военную форму, переоделись в гражданскую одежду и ушли. Через некоторое время послышался гул танков: это были союзные французские части.
Несколько месяцев Матвей Омшев оставался в Германии: сначала во французской, затем в американской зоне оккупации. В сентябре 1945 года был отправлен в СССР. «Дорогие родители, папаша и мамаша, братишки и все близкие родные! — писал Омшев родным. — …Каким‑то чудом остался жив, это недоступно нашему уму. Я потерял семью и теперь не знаю, где она, потерял все, что было, теперь остались кости да кожа; а главное жив и здоров, а остального добьюсь. Теперь еду из Германии на Восток, видимо, на переаттестацию в город Уфа, когда и где буду работать, неизвестно. Когда устроюсь, то сообщу».
Как только Матвей узнал, что живы жена и дочь, сразу же написал им — из фильтрационного лагеря в Козельске: «…Возможно, скоро встретимся и будем строить снова семейную жизнь. Первое время будет трудновато, но ведь всем сейчас трудно. После тяжелых ран, нанесенных войной…».
В ноябре 1945‑го Омшев был демобилизован и вернулся домой. Через полтора года после возвращения в семье родилась младшая дочь Наташа. По ее словам, отец рассказывал про лагерь только маме, да и то по ночам. Что‑то удавалось подслушивать, поскольку раскладушка стояла недалеко. Она была маленькой и не запоминала подробностей. Но самое главное осталось в памяти: отцу не было стыдно за свое поведение в плену…
Всю дальнейшую жизнь Матвей Омшев работал госсанинспектором в различных санитарно-эпидемических службах Ленинграда. Его жена Лидия Филипповна долгие годы трудилась в архиве Военно-медицинского музея.
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Дзен».
