Когда мы жили с ней по соседству, в одном подъезде, но на разных этажах, моя Катюшка, называла ее бабушкой. Я всё никак не решался также посметь, но в этой истории буду её так называть.
Она жала в крохотной квартире, под крышей многоэтажки. Жила она здесь давно, казалось целую Аечность. Кроме старшого сына и внучат у нее больше никого не бывает. Слишком уж часто она в своей жизни встречала осень и вёсен, чтобы бегать по соседкам шустренько или сплетничать, распивая чаи по гостям.
Она ходила тихо тяжело, опиралась на палочку и каждый раз было заметно, что делать ей день ото дня становится все труднее.
Когда жил с родителями я часто бывал у нее. Комнатушки у нее небольшие скромные, но всегда чисто убранные, опрятные, уютные.
Иногда заглядывала в гости к нам и она. Невысокая. пожившая, с тяжёлыми крестьянским руками. Она стучалась к нам аккуратно, а когда уже входила в распахнутую дверь, спрашивала: "Можно"? Шарила плохо видящими глазами по комнате, ища не существующие иконы, а потом поворачивалась в красный угол и крестилась словами: "Господи помилуй, Господи помилуй".
Бабушка так и не стала городской, сохранились ее наивно детские глаза, распахнутый взгляд, безропотная покорность и вековая крестьянская печаль. Платок она завязывала не под модному, а как раньше по деревенски.
Чужеродна ее маленькая одинокая фигура на фоне многоэтажных кирпичных коробок, когда она шла в магазинчик, палочкой стуча.
Она родилась в глухой деревне под названием Граждановка. Не стоит искать кружок на карте, там все-равно уже ничего не отыщите. Это маленький населённый пункт не то смыло дождями, не то развеяло ветром, а может замело тысячелетним российским снегом.
Только в памяти односельчан, разбросанных по свету, как осенние листья живет еще маленькая деревушка, но людей из Граждановки становится все меньше.
Неподалёку был у их дома лес. Вы не представляете, что значит этот густой и дремучий лет для маленькой девочке.
Скрывались там дезертиры, которых местные боялись, как огня.
Мы и подумать себе не можем, что такое лес, а для того, кто родился в деревне, он и дрова, и кладовая, и аптека.
Бабушка знала столько трав, как их собирать, когда и какая для чего пригодна. То, что знала она нигде ни в каким справочниках и ЗОШах не сыщешь.
Бабушку учила ее бабушка, а ту – ее бабушка. А сейчас передать ей свои знания некому, никого это не интересует. Знала даже, что есть корешки, которые нужно копать только при луне, еще и какой именно. Сейчас уже никто не придет к ней за советом. Некогда ехать тем, у кого она сейчас просит поехать за травкой.
Легче всем дорогое в аптеке купить. И никакие знания никого теперь не интересуют. Как принимать, сушить настаивать.
А бабушка верит в Бога, радостно и искреннее. В Церковь ходит редко, но иногда решается.
Читает каждый день молитвослов и не легкий Псалтырь.
Она столько всего рассказывал и про царя Давида, и про отроков в печи огненной.
Не ругайте жизнь, люди. Те, кто ее не видел, не хлебнул лиха, это грех. Бабушку редко видел веселой, чаще грустной, но никогда рассерженной. Он всегда приветлива, ни на кого не держала зла. Хоть и муж погиб рано, но того, кто виноват - простила.
Сейчас, когда ее не стало, не хватает ее бесхитростных глаз, добрых советов, ласковых рук. А раньше, завидев меня совала руку в карман за гостинцем моим деткам, будто знала, что приду.
А иногда я думаю: да разве мы не родня? Разве все мы, люди, не братья и сестры, и не одного ли цвета наша кровь, и не у всех ли с левой стороны бьется сердце? Не за каждого ли, бедного или богатого, здорового или больного, доброго или злого, уплачено Христом по самому большому счету на все отпущенные дни – живи да радуйся? А если не можем, давайте учиться у наших стариков. Пока они еще живы.
