Небольшая повесть братьев Стругацких «Трудно быть богом», написанная шестьдесят лет тому назад, до сих пор волнует умы читающей публики. На очень интересном дзен-канале «Мир зари» в очередной раз разгорелась дискуссия на тему «кто убил Киру». И авторами канала, и комментаторами высказывались самые разные версии, но хотелось бы обратить внимание на одну, которая заведомо невозможна. Если быть точным, не то чтобы совсем невозможна, скорее практически невероятна в средневековом мире, показанном в повести.
Эту версию выдвинул один из комментаторов, привожу его пост целиком:
«Убийство Киры заказали, а также с высокой вероятностью и выполнили её родственники, отец и брат. Мотив простой: отношения с успешным дворянином, которого к тому же не удалось уничтожить в «ночь длинных ножей», делали Киру мало зависимой от старших родственников по мужской линии, а в подобных обществах такие оскорбления смывают женской кровью. Вспомним, что штурмовики, захватившие Румату у покоев принца, явно имели к нему личные счёты и отношения».
Продолжение, от того же человека:
«...девчонку — потому что она ИХ, по всем правилам подобного общественного строя. Мы ещё в начале прошлого века слышали десятки историй, как и в наших краях отец или брат зарезал из мести родственницу, «обесчестившую семью» мезальянсом. Эта тяга к вендеттам против своих же (раз до чужака достать ручки коротки) и прочая cavalleria rusticana имеет весьма крепкие корни в т.н. «традиционных обществах», являющихся типичной реакцией средневекового менталитета на распространение капитализма».
Казалось бы, версия как версия, почему бы и нет? Да потому, что автор данной версии смешал социальную психологию сразу несколько обществ. Традиционного, то есть аграрного ранне- (а то и вовсе до-) феодального, капиталистического и городского феодального. Это три совершенно разных социальных мира. Описанная автором мотивация предполагает, что у горожан, грамотных (у Киры, согласно тексту повести, «отец помощник писца в суде») хоть и небогатых, либо сохранилась психология сельских жителей, либо непонятно откуда завелись некие викторианско-буржуазные мозговые тараканы. И того, и другого в средневековье заведомо не может быть.
Для представителя традиционной сельской общины дочь, залезшая в постель к чужаку, в самом деле является позором для всей семьи. Для добропорядочного богатого (это важно) бюргера XIX века дочка, закрутившая роман с бедным (это тоже важно) дворянчиком — тоже ничего хорошего. Вот только городской писарь в средневековье, да к тому же судебный служащий (пусть и мелкого ранга) — совсем не крестьянин как по статусу, так и по психологии. Тем более он не викторианский буржуа. Это обычный мещанин, то есть горожанин, притом бедный. А такие люди искали любую возможность для повышения собственного статуса и благосостояния. Одним из наиболее распространённых способов было подложить свою дочку в постель к влиятельному человеку или богачу. В идеале — дворянину. Помните весёлую песенку из советской экранизации «Трёх мушкетёров»: «Святая Катерина, пошли мне дворянина!»?
В те времена карьерой через постель не брезговали и сами дворяне, вот прямая цитата из повести, когда дона Окана улыбнулась дону Румате:
«Можно было, не задумываясь, назвать два десятка благородных донов, которые, удостоившись такой улыбки, кинулись бы к женам и любовницам с радостным известием: «Теперь все прочие пусть поберегутся, всех теперь куплю и продам, все им припомню!..» Такие улыбки — штука редкая и подчас неоценимо дорогая».
Обратите внимание — речь идёт не о каких-то там мещанах и писцах, а о благородных донах. Что уж говорить о несчастном судейском бумагомараке, затюканном и вынужденном считать каждый грош — иначе он не брал бы переписывать бумаги домой, о чём упоминает Кира в разговоре с Руматой. Связь члена семьи с высокостатусной личностью, как справедливо отмечено в приведённой цитате, в таком обществе ценится очень высоко. А теперь прикинем, кем выглядит в глазах аборигенов благородный дон Румата Эсторский?
Прежде всего, он не просто дворянин. Он не местный арканарский, а имперский дворянин, который имеет полное право заявлять:
«— Мой дорогой Рипат! — высокомерно сказал Румата, поворачиваясь, чтобы идти. — Вы забываете, что с высоты моего происхождения не видно никакой разницы даже между королем и вами».
Арканар — всего лишь одна из провинций Империи, пусть и достаточно самостоятельная. Румата в глазах местного населения — всё равно что английский лорд, по своей прихоти заехавший в какой-нибудь медвежий угол в Канаде. И ведёт он себя соответственно. Породниться с ним мечтала бы любая местная знатная дама. Понятно, что простой мещанке законный брак с таким человеком в любом случае не светит, но даже публично показанная симпатия такого человека (как та улыбка доны Оканы) сама по себе поднимает Киру и всю её семью на очень высокую ступень (сам имперский лорд ею не побрезговал, да к тому же неоднократно).
Статус Руматы имел бы значение, даже если бы он сам был стар, уродлив и беден. Вот только в книге он молод, красив и сказочно богат. Обратить на себя внимание такого человека для любой девушки из Арканара, хотя бы и принцессы — предел мечтаний. Одновременно это предел мечтаний для всех членов её семьи. Просто представьте, что обычную прачку с городской окраины сделал своей фавориткой заморский принц. Как к её родне стали бы относиться соседи? Заругали бы за связь с чужаком, не иначе. Кто-нибудь в подобное способен поверить?
Разумеется, ничего подобного на такое отношение окружающих к связи Киры с Руматой в тексте и не наблюдается. Ни отец, ни брат Киру не ругают и никак не третируют за её «порочную связь». О том, что они этой её связью хвастаются, Кира тоже не упоминает, но это вполне понятно — зачем же о таком говорить любимому человеку. К слову, при желании оба мужчины могли бы не только как минимум побить саму Киру (нравы в той среде простые, молча терпеть оскорбление семейной чести не станут), но и Румате устроить неприятности. Писец городского суда вполне способен не только сочинить грамотный донос, но и умело запустить судебный процесс. Понятно, что Румата бы отмазался (купил судей, например), но такая подлость со стороны родственника его любовницы не осталась бы без внимания.
Брат Киры, сержант «серых штурмовиков», тоже запросто мог бы натравить на опозорившего честь его сестры бла-ародного ловкого рядового с арбалетом (он ведь знает, что меч против этого записного дуэлянта бесполезен). Но ничего подобного в тексте нет. Там вообще нет никаких сведений о хоть каком-то проявлении недовольства роднёй Киры фактом её связи с доном Руматой. Что неудивительно, ведь в те времена и в той среде такая связь сильно повышала престиж всего семейства. Увы, современному человеку это понять сложно, поскольку средневековое общество он представить себе не в состоянии.
