Дабы ненадолго отвлечься от летописей, сегодня мы почитаем стихотворение Максимилиана Волошина “Трихины”, написанное в декабре 1917 года. Точнее, подготовимся к его прочтению и поговорим о его литературном контексте (об историческом каждый подумает самостоятельно).
Перед нами пример классической формы сонета с двумя катренами, двумя терцетами и французской схемой рифмовки. Но сегодня речь не о стиховедческих подробностях, а о главном адресате стихотворения - Ф.М.Достоевском.
Волошин возвещает о том, что сбылось пророчество: явились те самые трихины, вынесенные в заглавие и эпиграф. Нашествие этих существ Достоевский предсказал во сне Раскольникова во второй части эпилога “Преступления и наказания”. Напомним контекст. Герой уже находится в Сибири, но при этом всё ещё мучится отсутствием раскаяния. Во время Великого поста и на Святой неделе он лежит в бреду в тюремном госпитале и видит сон, ставший толчком к его духовному возрождению. Сны в “Преступлении и наказании” - вообще отдельная тема. Приведу полностью этот небольшой отрывок:
Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, -- но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и всё погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса.
Первые два четверостишия стихотворения - краткий пересказ этого отрывка, что можно легко проследить при простом сравнении. Достоевский напрямую назван пророком, а современные автору события - исполнением этого пророчества.
Но Волошин не останавливается на простом перечислении ужасов, но в переломной части - переходе от катренов к терцетам - вспоминает о положительных созидательных идеях, которые были высказаны лучшими героями Достоевского. Они знакомы даже многим из тех, кто никаких романов не читал.
Первая мысль: “Что мир спасется красотой”. Эта идея не раз встречается фоном, подразумевается в разных произведениях, но, как считается, впервые прямо была высказана в романе “Идиот”. Эта фраза принадлежит князю Мышкину, но узнаём мы о ней из ироничного замечания Ипполита:
Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасет "красота"?
-- Господа, -- закричал он громко всем, -- князь утверждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен.
Кроме того, и сам князь не раз рассуждает на тему красоты. А позже, уже в “Братьях Карамазовых", Дмитрий говорит о ней совершенно иначе: одновременно с восхищением и ужасом.
Но для Волошина именно слова князя Мышкина, “положительно прекрасного человека”, как его называл автор, становятся главной надеждой на спасение от трихин.
Вторая его составляющая, как и принято по Достоевскому, - покаяние. Волошин это формулирует так:
…что каждый
За всех во всем пред всеми виноват
Здесь мы обращаемся уже к тексту “Братьев Карамазовых” и другому любимому автором герою - старцу Зосиме. Эта мысль в разных вариациях звучит неоднократно, но для примера возьмём наиболее полный её вариант:
Любите друг друга, отцы, — учил старец (сколько запомнил потом Алеша). — Любите народ божий. Не святее же мы мирских за то, что сюда пришли и в сих стенах затворились, а, напротив, всякий сюда пришедший, уже тем самым, что пришел сюда, познал про себя, что он хуже всех мирских и всех и вся на земле... И чем долее потом будет жить инок в стенах своих, тем чувствительнее должен и сознавать сие. Ибо в противном случае незачем ему было и приходить сюда. Когда же познает, что не только он хуже всех мирских, но и пред всеми людьми за всех и за вся виноват, за все грехи людские, мировые и единоличные, то тогда лишь цель нашего единения достигнется. Ибо знайте, милые, что каждый единый из нас виновен за всех и за вся на земле несомненно, не только по общей мировой вине, а единолично каждый за всех людей и за всякого человека на сей земле. Сие сознание есть венец пути иноческого, да и всякого на земле человека. Ибо иноки не иные суть человеки, а лишь только такие, какими и всем на земле людям быть надлежало бы. Тогда лишь и умилилось бы сердце наше в любовь бесконечную, вселенскую, не знающую насыщения. Тогда каждый из вас будет в силах весь мир любовию приобрести и слезами своими мировые грехи омыть...
Мы уже не раз говорили, что в момент исторических потрясений люди обращаются за ответом к литературе. Подобную попытку в этом стихотворении делает и Волошин. Он надеется, что тот, кому под силу было предсказать ужасные события его современности, был также способен указать на пути выхода из кризиса.
Насколько ему это удалось, каждый может решить самостоятельно, но в любом случае такой небольшой текст даёт нам повод вспомнить о нескольких замечательных романах, которые каждому советую перечитать.
А по ссылке ниже мы вспоминали, как уже Лев Толстой помогал своим читателям в годы Великой Отечественной войны:
