Дом на Вилла де Сакс постепенно оживал. Появились первые постояльцы, вернее постоялицы – женщины. Их было сначала четверо. Две старые, потрёпанные жизнью проститутки, четырнадцатилетняя сиротка Варенька и совершенно неприспособленная к существованию мадам Ширинская – осколок русского дворянства.
Общими стараниями дом привели в порядок. Сняли с потолков рулонами свисающую паутину, отмыли уцелевшие местами стёкла, отодрали сгнившие половые доски. Даниил Ермолаевич с Юрой по вечерам стучали молотками, прибивая новые.
Мать Мария птицей летала по Парижу, добывая строй материалы, собирая пожертвования и новых постояльцев. Последние имелись в избытке.
Год 1932-ой выдался тяжёлым для мировой экономики. Кризис, начавшийся с биржевого обвала в штатах волнами растекался по Европе, разрушая и топя и без того утлое положение русских эмигрантов и прочих бедолаг. Банкротились банки, утратившие свои доходы в американских акциях и облигациях, следом разорялись производители. Улицы европейских городов пополняли толпы безработных. Положение русских эмигрантов, с недостаточным знанием французского становилось катастрофическим. Кто будет брать на работу чужих, когда своим предложить нечего?
Отчаявшиеся найти хоть какую-нибудь работу мужчины топили в алкоголе свои мечты и невостребованные таланты, а заодно глухую злобу и тоску. Порядочные женщины, забывали о своей порядочности и почитали за большую удачу отдаться первому встречному по сходной цене. А многие просто сходили с ума. И оказывались в лечебницах закрытого типа, где не умели даже толком объясниться с персоналом.
И всех их выручал ангел - мать Мария. Слух о странной монахине быстро распространился по Парижу и шагнул далеко за его пределы. В испачканном краской подряснике, в больших несуразных ботинках бродила она по вечернему Парижу, переходя от одного кафе к другому, прислушиваясь и приглядываясь, улавливая звуки знакомой русской речи. Словно охотник?
Или рыбак? Доставала из омута, но не пескарей, а гибнущих, опустившихся людей. Звала за собой, приглашала, встречала, кормила, вытравливала вшей, лечила.
И делала всё это не для них. И не ради их. А себя ради. Это трудно понять современному человеку, которому все психологи и все прилавки с изобилием товаров в шуршаще-блестящих обёртках кричат – люби себя, купи себе!
Вот и она тоже любила себя и лепила себя, как Пигмалион Галатею. Она и от других требовала того же. Она помогала, но и с человека спрашивала усилий: а ну вставай, борись! Ты можешь! У тебя всё получится!
Дом на Вилла де Сакс вскоре стал тесен и пансионат перебрался на улицу Лурмель. Здание, конечно тоже обветшалое, запущенное, пришлось приводить в приличиствующий вид. Мебели не было вовсе, но столы, стулья и кровати пожертвовали простые французы. К тому времени имя русской монахини открывало многие двери.
Сама же мать Мария ночевала под лестницей в крохотной коморке, с оконцем, лишь наполовину выглядывающим из-под земли и была весьма довольна. Кажется, никогда раньше не бывало ей так комфортно и то, что её постоянно дёргали, спрашивали о мелочах, жаловались и ныли и с трудом в течении дня находилась минутка для молитвы – не смущало, а наоборот - радовало и наполняло тело какой-то лёгкостью.
Каждое утро начиналось с похода к «чреву Парижа» так называли парижане того времени центральный рынок. За плечами холщовый, шитый Софьей Борисовной вместительный мешок. Впереди – дребезжит тележка. С ней здороваются дворники. Голуби лениво уступают дорогу.
- Эй, Мари, - окликает её молочник,- есть прокисшее молоко. Вчера не продал. Отдам за 50 су.
- Может за 35 уступишь? – не гнушаясь торгуется она. В кармане так мало франков и целая орава голодных ртов ждёт её на Лурмель.
- Так и быть. Но только для вас Мари.
Молоко переливается в бидон, продавец пересчитывает мелочь. В булочной для неё оставили вчерашний хлеб и немного печенья. На рынке она покупает картофель у знакомого фермера и бесплатно получает огромных размеров тыкву, которая едва влезает в тележку. Будет из чего сварить тыквенный суп.
По возвращению два часа проводит в храме, расписывая стены. Храм устроен в старом гараже. По воскресеньям служить приходит отец Киприан Керн. А поговорить приходят многие: Николай Бердяев и Дмитрий Клепинин, Лев Жилле и конечно Сергий Булгаков. Тогда православные умы много разговаривали и даже дискутировали. Это считалось хорошим, верным делом. Вопросов ведь было гораздо больше, чем ответов. Правда, и в наше время их меньше не стало. Ведь каждая историческая ситуация – это новые условия. И что было потребно вчера, сегодня уже не то и не так. Не соответствует. Иное надо!
Мать Мария любит поспорить. У неё на всё свой взгляд. И кажется, она требует невозможного – менять немедленно! Менять традиционные формы монашества! Всё менять: снаружи и внутри!
- Пустите за ваши стены беспризорных воришек! Разбейте ваш распрекрасный уклад вихрями внешней жизни! Унизьтесь, опустошитесь, умалитесь! Примите обет нестяжательства во всей его суровости. Сожгите всякий уют! Сожгите ваше сердце! Или христианство - огонь. Или его нет…
Не всё её понимают. Иные побаиваются острого языка, других смущает небрежная одежда и эти ужасные ботинки. Ну как можно ходить в таких?
А она ходит и не обращает внимания на усталость. И может не есть целый день и спит, свернувшись калачиком прямо на полу.
Продолжение здесь!
Иллюстрация - фоторепродукция Мать Мария на ступенях храма
Начало истории - ТУТ! и 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть,6 часть, 7 часть, 8 часть, 9 часть, 10 часть, 11 часть, 12 часть, 13 часть, 14 часть, 15 часть, 15 часть, 16 часть
Спасибо за внимание, уважаемый читатель!