"Я просыпаюсь.
Я лежу на спине в лунном корабле.
Я один в 7K-Л1, установленном на ракете "Протон" на полигоне Тюра-Там.
Наконец-то настал этот день.
Я поднялся на борт корабля два часа назад. К нему мне пришлось ползти по доске, настоящей деревянной доске. (Эта миссия была спланирована в такой спешке, что не было времени на изготовление такой мелочи, как металлический пандус.) Затем мне пришлось пролезть через верхний люк лунного корабля, держась за настоящий веревочный трос, в то время как техники настороженно наблюдали за происходящим. Как только я устроился и пристегнулся, мы провели проверку связи с помощью антенн сверхвысокой частоты, но во время мониторинга других систем кто-то заметил низкое давление в баллоне с жидким кислородом на ступени Д. Мне сказали подождать, пока они дольют в бак и проверят давление, чтобы убедиться, что утечки нет. Я был один на корабле, даже без иллюминатора — они закрыты до тех пор, пока не будет сброшен кожух после старта, — и я заснул.
Голос по радио в моей гарнитуре. Академик Мишин: “Кедр, это Заря-1”. (Те же позывные, что были у меня на "Востоке-1". Наземными станциями всегда являются Заря-1, Заря-2 и т.д. И у каждого космонавта есть кодовое имя. Остальные выбрали очевидные — Сокол, Ястреб, Орел, Беркут. Но я - Кедр.)
“Заря-1, это Кедр. Я чувствую себя хорошо”. По крайней мере, на этот раз мне удобнее; я в матерчатом комбинезоне, а не в скафандре. - Я... хорошо отдохнул. Проблемы?”
- Кедр, похоже, это неисправный датчик. Вы находитесь в пятнадцатиминутной готовности.”
“Очень хорошо, Заря-1”.
Миссия была подготовлена в обстановке строжайшей секретности.
Да, я прошел через обычные ритуалы — поход на Красную площадь, к Мавзолею Ленина и Кремлевской стене, — но в предрассветные часы, чтобы меня не заметили. Затем возвращаемся сюда, чтобы провести ночь в маленьком белом домике с кроватью на металлическом каркасе и голым деревянным полом. Там же, где я спал шесть лет и шесть месяцев назад. Последняя ночь перед тем, как все в мире узнали мое имя. Последняя нормальная ночь в моей жизни.
На этот раз было решено, что не будет никаких перешептываний или слухов. Никаких намеков журналистам, что они должны быть готовы к важному событию. Шесть недель назад было проведено беспилотное окололунное испытание связки 7K-Л1, но что касается внешнего мира, то это всего лишь еще одно испытание. Корабль с манекеном, напичканным датчиками радиации, транслирующими записанные на пленку сообщения. Еще один Иван Иванович. Решение было принято на ночном заседании Государственной комиссии после подталкивания сверху; за ним последовали указы с грифом "НЕ показывать". РАСПРОСТРАНЕНИЕ ПО СПИСКУ. И списки были короткими.
Объявление будет сделано по телевидению, когда я буду облетать Луну. И, конечно, тогда американцы уже ничего не смогут сделать. Мое лицо из капсулы и виды Луны с моего корабля будут транслироваться по телевидению, и все будут знать, что я был первым, что советский человек был первым. И Юрий Левитан зачитает это по радио. И люди снова будут аплодировать.
(Да, именно так надо объявлять миру о важном событии. Зачем объявлять раньше времени? В лучшем случае все идет по плану, и где тут сенсация? Или, возможно, небольшая драма, какое-то неожиданное отклонение от плана. И хотя это вызывает интерес у людей, в то же время выставляет специалистов в дурном свете. Но объявить, что все сделано, что специалисты на космодроме работали в тайне и выполнили все идеально, и теперь, прямо сейчас, человек Земли, советский гражданин, облетает Луну... несомненно, это лучший способ объявить миру о таком событии.)
“Кедр, дайте информацию о бортовых системах”. - говорит Мишин. Он по радио следит за всем, точно так же, как Королев в то знаменитое утро. С Королевым — Сергеем Павловичем — у меня была естественная близость. Я был тем сыном, которого он хотел. Он был тем отцом, на которого я мог равняться. У нас с Мишиным таких отношений нет. Я - своенравный сын; он - отец, который беспокоится, что его недостаточно уважают. Но иногда удобно делать вид, что все осталось по-прежнему, хотя это далеко не так.
Я просматриваю показания приборов. “Давление в кабине – 1 атмосфера. Влажность воздуха – 60. Температура – 20 градусов.”
- Очень хорошо. Готовность 10 минут.”
Вместо этого планировалось запустить "Союз" в апреле — отправить его в свой первый рейс с Комаровым на борту. Тогда мы запустили бы еще один, чтобы они могли встретиться в космосе перед празднованием Первомая. Конечно, мы привыкли быть первыми — первый спутник, первый человек в космосе, первая женщина, первый человек, вышедший в открытый космос, и так далее. И это была бы первая физическая стыковка двух пилотируемых космических кораблей. Союз союзов! Более того, у нас была бы пересадка между двумя кораблями, чтобы отправить двух человек обратно каждый на другом корабле, не на том, на котором они стартовали.
Но Белый ТАСС был полон черных новостей. Американская программа "Джемини" имела огромный успех. И, несмотря на недавние неудачи, они все еще идут по плану к полету на Луну с "Аполлоном". Какая наглость — говорить такие вещи публично, а потом доводить дело до конца! Это все равно что играть против футбольной команды, которая рисует свои тактические наработки на доске для всеобщего обозрения, но настолько сильна, что в конечном итоге все равно выигрывает. Единственная тактика против такого противника - это хитрость и коварство. Вы не можете играть по одним правилам — это самый верный путь к поражению. Кроме того, были проблемы с Союзом, которые не удалось устранить вовремя. Таким образом, миссия Комарова была отменена.
Ни в коем случае нельзя было быть уверенным, что мы сможем сделать что-то лучше. Смерть Сергея Павловича в прошлом году стала большим ударом. Но Мишин - компетентный инженер. Какими бы ни были его недостатки как лидера, мы здесь, и пришло время сделать это. К тому же, на этот раз мы не используем ускорители Королева. Перед падением Хрущева Челомей добился необходимых указов для разработки ракеты "Протон", которая сейчас за моей спине, и для начала опытно-конструкторских работ по полету вокруг Луны.
Мы готовились к этому уже давно. И когда пришло известие о пожаре в "Аполлоне" — что ж, конечно, это было печально и трагично. Я надеюсь, что это тот случай, когда, невзирая на политику или идеологию, мы имеем право оплакивать смерть наших коллег. Для нас в Звездном городке, когда-то 41-м километре, когда-то Зеленом городе - это было особенно отрезвляюще. В конце концов, это была первая гибель людей на космическом корабле — четкое напоминание о том, что смерть преследует тех, кто отваживается штурмовать космос, что однажды мы потеряем кого-то во время настоящего космического полета. Но после первоначального всплеска эмоций всегда приходит расчет. Мы поняли: у нас есть некоторая передышка. Они споткнулись, и мы можем двинуться вперед.
Итак, решение: запустить окололунный полет в октябре 1967 года, чтобы приурочить его как к 10-летию нашего первого спутника, так и к 50-летию Октябрьской революции. Триумф, который напомнит о прошлых триумфах, но в то же время превзойдет их.
“ Пятиминутная готовность, Кедр.
- Понятно. Я чувствую себя хорошо”.
Переключатели и датчики. Ручки и кнопки. Маленький глобус под стеклом. Все выглядит прекрасно. В глубине души я чувствую неуверенность. Мы готовились в спешке. Но все выглядит так, как и должно выглядеть.
“Готовность одна минута, Кедр”.
Это то, что я хочу услышать. Я улыбаюсь, хотя и не знаю, видит ли это камера. “Я готов”.
Я ждал этого дня две трети десятилетия. Ждал этого момента. Обратного отсчета для наших запусков нет. Последние секунды пролетают беззвучно.
Затем, от Мишина: “Протяжка один”. Начинаю телеметрию. Миллиметровая бумага, перекатывающаяся под ручками, рисует вершины и впадины. Команды запуска включены. Лунный корабль готов. “Протяжка два”. Резервная телеметрия.
И наконец: “Пуск”.
Подо мной открываются насосы. Ракета просыпается. Четырехокись азота и гептил воспламеняются при контакте. Ядовитые химикаты. Коричневато-желтых облаков я не вижу. И огонь. (Моя жизнь была выкована в огне — детство во время Великой Отечественной войны, юность на литейном заводе в Люберцах, взрослая жизнь, проведенная за различными реактивными двигателями. Тогда, с Восток-1, я мог сказать, что я заново родился из огня. А теперь еще и это.)
Я чувствую, как по моей спине пробегает гул, и кожа на моей руке покрывается мурашками, и я чувствую, как ракета начинает подниматься, и сквозь шум я слышу голос по радио: “Есть контакт…”. И меня вдавливает в кресло пилота, но я ловлю себя на том, что кричу: “Еще раз поехали!”
Ракета неумолимо движется вперед. Вскоре у меня сжимается грудь. Но я помню о людях в ЦУПе и хочу их успокоить. “Я в порядке, у меня отличное настроение, ракета работает отлично”. У меня такое чувство, что я повторяюсь с прошлого раза. Но это и к лучшему. Диалог по радио скучен. Мы говорим короткими предложениями и передаем только необходимую информацию. Может быть, несколько банальностей. Мы можем подробно поговорить позже. Во всяком случае, я слишком взволнован, чтобы быть глубокомысленным.
Происходит толчок, когда зажигается вторая ступень. Затем срабатывают пиротехнические заряды, и первая ступень отпадает. Мои глаза скользят по часам миссии. Прошло чуть больше двух минут. Я беспокоился о ракете Челомея, но она делает все, что от нее требуется. И двигатели Глушко работают отлично. Так что все идет, как и ожидалось. “Все системы работают нормально”, - кричу я.
Возможно, вы разочаруетесь, узнав, что на самом я не вывожу ракету на орбиту. Гироскопы, топливные насосы и таймеры откалиброваны практически для всех систем, поэтому мы ограничиваемся лишь мониторингом датчиков. Моя хрупкая жизнь ненадежно взгромоздилась на пылающий пьедестал, который в любой момент может опрокинуть, раздавить и испепелить меня, отправить мои раздробленные почерневшие кости падать в казахскую степь. Возможно, у меня есть секунда или две, чтобы избежать этой участи, потянув за ручку аварийной системы, которая освободит мой космический корабль от предположительно взорвавшейся ракеты-носителя. Поэтому я должен внимательно следить за приборами. Помимо отчета о моем статусе, это моя единственная задача: быть готовым. Быть, в общем-то, а не делать.
Мое тело сотрясается, когда ракета грохочет подо мной. Но вскоре появляется приятное спокойствие. Устойчивое ускорение. Меньше ударов. Атмосфера становится все разреженнее.
Затем раздается свист, когда спасательная башня улетает в сторону. Защитный кожух опускается, и я могу увидеть свои первые проблески снаружи: дугу облаков и темнеющее небо.
….
Но сейчас я нахожусь на новом космическом корабле. Ручное управление. Шанс по-настоящему полетать. Это единственное, чего я хотел все это время. (По крайней мере, в этом у меня есть что-то общее с Маресьевым!)
Мой путь пролегает через Чили и Аргентину. В орбитальную ночь я вижу звезды, звезды, звезды: скопления и глыбы, а также яркую полосу галактики. Больше звезд, чем вы когда-либо видели в самую ясную и темную ночь на земле. И я направляюсь на северо-восток через Атлантику, чтобы совершить последний рывок. Вторая космическая скорость.
“Это Кедр, это Кедр”.
Где-то в темном океане корабли-ретрансляторы повторно передают мой сигнал в Евпаторию. Я слышу небольшую задержку, затем хриплый голос Блондина (прозвище Леонова): “Кедр, это Заря-2”.
”Заря-2, я как раз собираюсь вернуться к дневному свету". Я просматриваю свою панель. “Буферные батареи работают так, как ожидалось. Электрический ток по-прежнему составляет 25 ампер, 27 вольт. Перестройка на 100-К.”
Снова передача: потрескивающая, неразборчивая. Есть странные показания в ионной системе управления. Индикатор моего глобуса показывает, что я нахожусь вдали от побережья Южной Америки.
“Заря-2, я прохожу через Бразильскую магнитную аномалию. Пожалуйста, повторите вашу передачу”.
Я слышу что-то вроде: мы отслеживаем вашу телеметрию. Все идет так, как и ожидалось.
А теперь: восход на орбите. Я любуюсь им, потому что, возможно, не увижу по дороге домой.
Я двигаюсь быстрее, чем вращается планета. Так что мой восход - это закат на Земле. Эффект тот же, что и раньше, только в обратном порядке: я вижу, как в темноте появляются цветные дуги, а затем расширяются, когда солнце заполняет иллюминатор. А потом я должен отвести взгляд, потому что солнце, как только оно поднимается над горизонтом, становится еще ярче, чем на земле, более ярким, чем вы можете себе представить, невероятно ярким на фоне черного неба. Одна из тех несравненно странных вещей: видеть солнечный свет на фоне черного неба.
А потом я пересекаю терминатор, и подо мной раскинулась ярко-синяя Атлантика. Сегодня очень мало облаков.
“Юра, у тебя есть разрешение на запуск ступени-Д”, - слышу я. “Осталось десять минут”.
Это впервые. То, чего никто раньше не делал. Если бы что-то пошло не так, мне бы не дали разрешение.
Большие компьютеры внизу заработали. Вакуумные трубки, лампы и механические приспособления, производящие вычисления. Блондин считывает ожидаемые значения времени работы двигателя на основе моей орбиты. Солнце поднимается все выше в черном небе. Все еще есть некоторая помеха, и я заставляю его перечитать значения, прежде чем я буду удовлетворен тем, что услышал их правильно.
Запуск произойдет над Гвинейским заливом. Эта последняя маленькая бухта Атлантического океана. Подмышка Африки.
“Осталось пять минут”.
Я ввожу команды, чтобы остановить вращение Солнца и выровнять космический корабль для запуска. Ионная система управления все еще ведет себя странно, но 100-килограммовый датчик говорит мне, что я правильно ориентируюсь.
Я передаю: “Я готов здесь, наверху”.
Я взволнован, хотя и знаю, насколько это будет окончательно. Во время "Востока-1", если бы что-то пошло не так, я бы, по крайней мере, в конце концов вернулся на землю. Но в этой миссии, как только я достигну второй космической скорости, я оставлю планету позади. Снова доверяю свою жизнь уравнениям и расчетам, каракулям на забытых классных досках и выброшенных листках миллиметровки. Космический корабль должен будет оставаться на прежнем курсе и приблизиться к Луне под нужным углом и в нужном месте, чтобы лунная гравитация отправила меня обратно на землю. Мы, конечно, сможем внести пару исправлений в середине курса. Но в лучшем случае пройдет шесть дней, прежде чем я смогу добраться домой, и, если я не буду следовать очень узким курсом, я не смогу пережить возвращение. И все же я думаю о тех годах, когда казалось, что я никогда сюда не вернусь. И я здесь, и это реально, и я взволнован.
“Одна минута”.
Я вижу, как отсчитываются секунды.
Затем ракета снова оживает. Гравитация возвращается, и я вжимаюсь обратно в свой облегающий кокон и наблюдаю, как поднимается стрелка таймера. Белые цифры на черных циферблатах, как на автомобильном одометре, отсчитывают секунды до магического числа: 459. Наблюдаю, наблюдаю, наблюдаю. Неужели что-то пойдет не так даже сейчас? На отметке 440 я подношу руку к панели управления. Если двигатель ракеты продолжит работать после назначенного времени, мне нужно будет отключить его вручную. Но точно по расписанию цифры перестают вращаться. Я снова чувствую, как мое тело приподнимается на ремнях.
“Вторая космическая скорость”, - передаю я.
“Принято. Все кажется нормальным. Кедр, у тебя есть разрешение на отсоединение ступень-Д.”
“Сбрасываю ступень-Д”, - говорю я. Этого кажется недостаточно. Поэтому я добавляю: “Мы на пути к Луне!”. Даже несмотря на то, что я здесь один.»
Да, это художественное произведение. Альтернативная история. Юрий Гагарин летит к Луне. В 1967 году. Задача - облет Луны. Автор - Геральд (Джеральд) Бреннан.
Почему только облет, а не прилунение? Такова воля автора. Но прилунение будет, и прилунение будет советским. Так сказал сам автор в интервью, которое он дал писательнице Эмили Карни:
- Вопрос: Две ваши предыдущие книги, "Публичное одиночество" и "Нулевая фаза", также являются альтернативными историями космических полетов. Есть какие-нибудь намеки на будущие альтернативные истории, если вам удобно их обсуждать?
- Бреннан: Да! Я планирую сделать репортаж об успешной советской высадке на Луну. Я поражен, что не увидел ни одного, который пришелся бы мне по вкусу. И еще у меня есть идея, связанная с Dyna-Soar и пилотируемой орбитальной лабораторией, но я не хочу портить ее, рассказывая слишком много лишнего. И у меня была пара других идей, которые находятся в зачаточном состоянии.
И не просто сказал. Он уже написал книгу о высадке на Луну советской миссии. Книга вышла в прошлом году:
