Автор: Олег Кильдюшов, научный сотрудник Центра фундаментальной социологии НИУ «Высшая школа экономики».
В истории отечественной статистики и демографии особое место занимает всесоюзная перепись населения, которая была проведена 6 января 1937 г. и совпала с началом большого террора. Призванная подтвердить провозглашенную советским лидером И. В. Сталиным закономерность быстрого роста населения при социализме, перепись, напротив, выявила настоящую демографическую катастрофу. Ее масштаб советские власти попытались скрыть, списав исчезновение миллионов людей на происки «вредителей», прокравшихся в ряды статистиков.
Главной целью, которую преследовала коммунистическая власть, проводя перепись в 1937 г., было получение объективной информации о численности и структуре населения страны, радикально изменившихся по сравнению с 1920-ми гг. Также необходимо было выявить ключевые демографические параметры, такие как половозрастной и национальный состав, основные виды занятости и уровень грамотности, а также религиозность жителей СССР. Политическое значение, которое кремлевские вожди придавали предстоящей переписи, можно оценить уже по тому факту, что И. В. Сталин лично редактировал последний вариант анкеты.
В рамках подготовки ЦК ВКП(б) и Совет народных комиссаров СССР приняли специальное обращение к населению, в котором разъяснялось народно-хозяйственное значение переписи и заявлялось, что участие в ней – долг каждого советского человека. Пропагандистская кампания включала в себя издание агитброшюр и плакатов, а также проведение разъяснительных бесед с населением. Перепись широко рекламировалась в советской печати в качестве неоспоримого подтверждения успешности курса руководства страны в деле строительства социализма. По сути, с ее помощью предполагалось выявить однозначно положительные демографические результаты таких процессов, как коллективизация, индустриализация и борьба с Церковью в рамках культурной революции. «Объективные» данные (полученные с помощью проверенной методологии статистической науки) должны были подтвердить сталинский тезис об окончательной победе социализма в СССР к середине 1930-х гг.
По мнению исследователя сталинизма А. Н. Медушевского, вопросы анкеты формулировались таким образом, чтобы ответы на них продемонстрировали отсутствие всякой социальной дифференциации внутри единого советского общества, окончательно преодолевшего былое классовое разделение. При сравнении проекта переписного листа с его окончательным вариантом в редакции И. В. Сталина очевиден однозначный отказ от вопросов, позволявших получить детальную картину социальной структуры (подобно той, что дала перепись 1926 г.). Место дифференцированного исследования социального состава населения занял лапидарный вопрос о принадлежности к определенной общественной группе, тут же объявленный выдающимся достижением советской статистики и сохранившийся в анкетах советских переписей до самого конца СССР. По оценкам современных демографов, внесенные Сталиным изменения в тщательно продуманные специалистами-статистиками вопросы значительно упростили формулировки, однако при этом лишили их определенности, допуская в итоге неоднозначное толкование.
Всего переписной лист состоял из 14 пунктов, среди которых важнейшими были пол, возраст, национальность, родной язык, религия, гражданство, грамотность, род занятий, место работы, принадлежность к социальной группе и др. Результаты переписи оказались шокирующими для руководства СССР. Ключевой для современного массового общества показатель успешности любой политики – рост населения – был гораздо ниже ожидаемого. Однако не только количество, но и «качество» жителей «страны победившего социализма» очень разочаровало коммунистических вождей:
Больше половины советских граждан заявили, что являются верующими!
Если же говорить о конкретных цифрах, то перепись 6 января 1937 г. выявила в стране 162 003 225 человек, включая «спецконтингенты», военнослужащих РККА и НКВД. С одной стороны, это означало прирост по сравнению с 1926 г. на 15 млн человек (10,2 %). С другой стороны, полученные цифры оказались намного меньше ожидаемых. Так, по данным текущего учета населения на 1 января 1933 г., органы госстатистики оценивали численность населения Советского Союза в 165, 7 млн человек. Эта цифра стала исходной для дальнейших расчетов, поэтому к моменту переписи власти ожидали увидеть совсем другие количественные показатели, в любом случае превышающие данные 1933 г. На начало 1934 г. население страны оценивалось в 168 млн человек, что было озвучено лично Сталиным с трибуны XVII съезда партии. А к 1937 г. ожидалось не менее 170–172 млн. Таким образом, исходя из этих ожидаемых чисел, бесследно «исчезло» 8–10 млн человек. Здесь следует отметить, что, несмотря на относительную стабилизацию демографических процессов в годы нэпа (сравнительно высокий уровень рождаемости при стабильном уровне смертности), послевоенный прирост населения начал замедляться уже в конце 1920-х гг., хотя по-прежнему превышал дореволюционный. Тем не менее И. В. Сталин 27 июня 1930 г. оптимистично заявил на XVI съезде ВКП(б), что «рабочие и крестьяне живут у нас, в общем, не плохо, смертность населения уменьшилась по сравнению с довоенным временем на 36 % по общей и на 42,5 % по детской линии, а ежегодный прирост населения составляет у нас более 3 млн душ. Это значит, что каждый год мы получаем приращение на целую Финляндию (Общий смех в зале.)».
Как пишет историк-демограф А. Г. Волков, сталинский тезис о специфике демографических процессов при социализме, согласно которому в социалистическом обществе рождаемость должна постоянно расти, а смертность – неуклонно снижаться, со временем превратился в официальную догму. Власти считали, что ежегодный трехмиллионный прирост населения является нормой демографического развития в СССР. Между тем развернувшиеся в годы первой пятилетки принудительная коллективизация и индустриализация, затронувшие огромные массы населения, неизбежно привели к снижению темпов прироста населения в начале 1930-х гг. А в период второй пятилетки из-за огромных людских потерь, связанных с голодом 1932–1933 гг., ряд лет характеризовался низким и даже отрицательным приростом населения. Таким образом, сама практика сталинской модернизации поставила под вопрос сталинскую же догму о быстром увеличении населения в условиях социализма. О негативной тенденции свидетельствовали также данные о половозрастной структуре населения: если в 1926 г. женщин, составлявших 51,7 % всего населения в СССР, было на 5 млн больше, чем мужчин, то в 1937 г. они составляли уже 52,7 % населения, а дисбаланс полов был на уровне 8,5 млн. По подсчетам современных ученых, основанных на данных переписи 1937 г., избыточная смертность населения Советского Союза в период между двумя переписями (т. е. в 1926–1937) в абсолютных цифрах могла составлять от 7,5 до 11 млн человек.
Таков примерный масштаб жертв коллективизации и индустриализации.
По словам А. Г. Волкова, «коллективизация, раскулачивание, высылка раскулаченных, массовое бегство крестьян из деревни, “разгрузка” и “очистка” от них городов и последовавший затем страшный голод 1933 г., а также репрессии, становившиеся массовыми, вызвали демографическую катастрофу, которая не могла не обнаружиться в данных переписи». Руководство Центрального управления народно-хозяйственного учета Госплана СССР в письме к Сталину и председателю СНК СССР В. М. Молотову в марте 1937 г. с помощью самых разных аргументов пыталось объяснить столь резкий разрыв между ожидаемым и полученным результатом: во-первых, 1 % прироста населения в год оценивался им как превышающий показатели передовых капиталистических стран; во-вторых, указывалось на неудовлетворительное состояние текущего учета населения, спровоцировавшего завышенные ожидания; в-третьих, говорилось о «весьма активных попытках классово враждебных элементов» помешать проведению переписи, и т. д. Не менее негативную реакцию, чем общая «заниженная» цифра населения, у руководства СССР вызвали ответы советских людей на вопрос об отношении к религии: 55,3 млн человек (!) в возрасте старше 16 лет (56,7 %) назвали себя верующими. Христианами были почти 80 % всех верующих; при этом 75 % населения указали на принадлежность к православию, а к католикам и лютеранам себя отнесли по 0,8 % всех верующих.
Таким образом, результаты переписи вместо демонстрации успешной политики коммунистов по искоренению религиозного сознания показали ее полный провал.
Примечательно, что именно Сталин включил в переписной лист вопрос о религии, видимо, в надежде на подтверждение своего тезиса о «сплошном атеизме населения». Интересно и то, как повели себя сами верующие. Как сообщает известный историк-демограф В. Б. Жиромская, большая их часть не стала скрывать своих убеждений. В качестве иллюстрации исследовательница приводит типичные ответы, зафиксированные счетчиками: «Сколько нас ни спрашивай о религии, нас не убедишь, пиши: верующий» или «Хоть и говорят, что всех верующих будут увольнять со стройки, но пиши нас верующими». Отмечен случай, когда все семь женщин, проживавших в одной комнате общежития фабрики «Промодежда» (г. Пермь), записались верующими. Похожий случай зафиксирован и в другом общежитии, где двенадцать женщин в возрасте от 17 до 29 лет заявили о том, что они верующие. В отдельных районах в верующие записывались целыми колхозами. Под влиянием слухов и страхов иногда люди «переписывали» себя то верующими, то неверующими по нескольку раз. Однако такие случаи были редкими. Некоторые впервые сталкивались с необходимостью определиться. Типичен, например, следующий ответ: «Кто его знает, верую я или нет, – не знаю, но в душе что-то есть, что свыше нас, чего-то есть, какая-то сила; хотя я Богу не молюсь давно, а все же пиши: верующий». Другие решали этот вопрос совсем иначе: «…раз работаю на стройке, то, значит, неверующий».
По всей видимости, реальный процент верующих был еще выше, поскольку часть респондентов опасалась признать свою религиозность из-за боязни санкций со стороны властей. Кроме того, с большой долей вероятности можно считать, что не ответившие на вопрос о религии были в основном верующими. Всего на этот вопрос ответили 80 % опрошенных. Около 1 млн человек сослались на то, что они «ответственны только перед Богом»; часто звучал и такой ответ: «Богу известно, верующий я или нет». Особый интерес в контексте сталинской культурной революции представляют данные переписи о грамотности верующих: среди мужчин христианского вероисповедания большинство составляли грамотные. Так, у православных этот показатель составлял 78,9 %, у католиков – 77,3 %, а у протестантов – 90,6 %. Стоит ли говорить, что такие цифры однозначно опровергали тезис атеистической пропаганды большевиков о том, что распространение грамотности автоматически приводит к отказу от религии! Весьма вероятно, что этот опасный с точки зрения идеологии момент послужил еще одной причиной засекречивания результатов переписи.
В любом случае, 23 сентября 1937 г. СНК СССР постановил:
«Ввиду того, что Всесоюзная перепись населения 6 января 1937 г. была проведена Центральным управлением народнохозяйственного учета Госплана СССР с грубейшим нарушением элементарных основ статистической науки, а также с нарушением утвержденных правительством инструкций, Совет народных комиссаров Союза ССР постановляет:
1. Признать организацию переписи неудовлетворительной и сами материалы переписи дефектными.
2. Обязать Центральное управление народно-хозяйственного учета Госплана СССР провести Всесоюзную перепись населения в январе месяце 1939 г.».
Чтобы выйти из неудобного положения политическое руководство СССР во главе со Сталиным приказало НКВД начать кампанию по разоблачению «вредителей» в ЦУНХУ. Ответственные за подготовку и проведение переписи работники были объявлены врагами народа. Жертвами репрессий стали: начальник Управления народно-хозяйственного учета Госплана СССР И. А. Краваль, начальник Бюро переписи населения ЦУНХУ СССР О. А. Квиткин и его заместитель Л. С. Бранд, начальник Сектора населения М. В. Курман и другие руководители, внезапно ставшие «врагами социализма – троцкистско-бухаринскими агентами иностранных разведок». Стоит ли говорить, что новое руководство ЦУНХУ, проводившее перепись в 1939 г., максимально учло «ошибки» предшественников. Их непосредственной целью было сокрытие людских потерь, обнаруженных репрессированной переписью 1937 г., а также прибавившихся к ним жертв Большого террора. Отчасти это было реализовано посредством манипуляций с данными об убыли населения. Также (во избежание неприятностей) была изменена анкета: формулировка вопроса о грамотности теперь позволяла расширительное толкование, вопрос о религии был исключен вовсе, и т. д. Примечательно, что в марте 1939 г., выступая на XVIII съезде партии, товарищ Сталин признал спровоцированное им самим завышение оценок численности населения в середине 1930-х гг.: «Некоторые работники Госплана старого состава считали, например, что в течение второй пятилетки ежегодный прирост населения в СССР должен составить три-четыре миллиона человек или даже больше этого. Это тоже была фантастика, если не хуже». Как отмечает историк-демограф А. Г. Волков, после столь печального опыта с политизацией статистики «отцу народов» было уже не до шуток о «целой Финляндии»…
Осознав политическую невозможность публикации данных переписи 1937 г., советское руководство просто засекретило ее материалы – доступ к ним ученые получили только в 1990-х гг. Сегодня, опираясь на эти данные, мы можем более реалистично представить то, каким в действительности был СССР к середине 1930-х гг.
