Общественная реакция на подписание президентом указа, по которому у предпринимателей стало гораздо больше шансов не оказаться в СИЗО на время следствия, пошла по двум руслам: «давно пора» и «ворьё аплодирует».
Автор материала Роман Носиков
Тем, кто поплыл по второму, я хотел бы сказать несколько слов.
Изначально изолятор как мера пресечения появилась как средство обеспечить само событие суда. В те далёкие времена у человечества не было способа добиться явки обвиняемого в суд иным образом. Ни браслетов, ни видеокамер. Сейчас всё это есть.
Второй смысл ареста как меры пресечения – сохранность улик и свидетельств, которые могут быть уничтожены или искажены, если подозреваемый сохраняет к ним доступ.
Но сейчас изоляцию подозреваемого можно обеспечить и домашним арестом. А при нём гораздо труднее принудить человека к самооговору. Не подселишь специально обученных уголовников. Не оставишь без лекарств.
Значительно труднее станет уничтожить чей-то бизнес с помощью заинтересованных сотрудников правоохранительных органов или принудить к передаче бизнеса нужным людям.
Поэтому ворьё не аплодирует. Оно встревожено. Нам же стоит кое-кого вспомнить.
Первым на ум приходит Валерий Пшеничный – учёный и предприниматель, которого несколько лет назад обвинили в мошенничестве с бюджетными средствами. После ареста он был найден мёртвым в камере, со следами «механической асфиксии», переломом позвоночника и ожогами от электричества на языке. Мы уже никогда не узнаем, был ли он виновен.
Точно так же не стало в 1938-м одного из авторов «Катюши» – Георгия Лангемака. И могло бы не стать Сергея Королёва. Он действительно растратил государственные средства, то есть формально пустил их не по назначению.
Тюрьма – средство борьбы с преступлением. Но она и сама может быть отличным орудием преступления. Например, уничтожения нужных России предприятий, учёных, инженеров.
Глупо рассчитывать, что наши уважаемые партнёры и их разведки этим инструментом не пытаются пользоваться.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.
