О бомбёжках Москвы летом и осенью 1941 года известно очень хорошо.
Но в основном – из официальных документов.
Сколько немецких самолётов летело, сколько было сбито, куда они попали, куда промахнулись, как быстро потушили пожары и так далее.
Но почти ничего мы не знаем о том, как воспринимали эти бомбёжки простые люди – те, кто спускался почти каждую ночь в бомбоубежища или в московское метро, кто наутро выбирался оттуда и видел на месте своего дома дымящиеся развалины.
Вот одно из таких свидетельств.
Простая москвичка, во время войны чертёжница проектной мастерской Нина Бабочкина - 19-летняя девушка, жившая в самом центре столицы, в коммунальной квартире на улице Знаменка, дом 15. Это огромный дом дореволюционной постройки, известный коренным москвичам, как «Дом купца Баскакова».
400 метров до метро «Арбатская», 500 метров до метро «Библиотека имени Ленина», полтора километра по прямой до кабинета Сталина в Кремле. Это очень важные цифры в нашем рассказе, потому что штурманы гитлеровских бомбардировщиков целились именно в Кремль. И жители близлежащих московских улиц очень хорошо почувствовали это, что называется, на своей шкуре.
Если в других районах разрушения были не очень значительными, то центр столицы пострадал сильно. Не так, конечно, как, допустим центр Лондона, но разбитых и сгоревших домов здесь было достаточно. Хотя, их могло быть и больше - несколько десятков бомб попали в здания, однако почему-то не взорвались.
Рассказ Нины Васильевны Бабочкиной записали московские архивисты в 1997 году в рамках городской целевой программы сохранения устной истории.
Итак, о первых бомбардировках столицы в июле 1941 года.
«… А летели они очень нахально!
Часов в шесть-семь – когда солнце начинает садиться. Летели над Арбатом, над Метростроевской улицей, над «Кропоткинской». И бывало так, что уже зенитки стреляют, а тревогу не объявляют. И я помню, что вот так же однажды вечером пили мы чай, а зенитки вокруг стреляют – такой просто гул стоит от них! Ну не очень-то это приятно. Думаем, что же тревогу-то не объявляют?
Побежали на «Арбатскую». А там уже самолёт летит прямо над метро. И главное, светло еще, а у них такие громадные прожектора светят. И звук у него такой противный. Он тяжёлый с бомбами: у-у-у.
Мы развернулись и побежали на «Библиотеку Ленина». А там перед входом в метро – море народу, а эти – не открывают вход. А с Кропоткинской улицы – ещё один самолёт, и летит прямо над нами. Тут поднялась паника дикая, визг, крик. Кто с ребятами малыми, кто по одиночке. Всех сдавили, а ко мне в ногах, чувствую – будто детскую голову прижали. И ребёнок верещит рядом!
И вдруг – что-то лопнуло, и у меня по ноге потекло тёплое. Я рванулась, словно бешеная лошадь и каким-то образом прорвалась ко входу, маму за собой тащу.
Оказалось, что это была бабка с чайником, чайник в метро потащила с собой. Схватила со стола и помчалась в метро пить чай. И этот фарфоровый чайник у неё лопнул! А я решила, что раздавили ребёнка, и у меня по ноге течёт его кровь…
И я от этого была совершенно ненормальная. А потом уже вход открыли, стали людей потихоньку пропускать, но такая лавина народу! А сверху летят осколки от зенитных снарядов – и очень много оказалось раненых именно от этих осколков.
Вот как издевались над нами…
На другой день, помню – как раз там, где музыкальная школа (сейчас музыкальное училище при Академии Гнесиных. Автор), был дом во дворе, двухэтажный. Там четыре человека не пошли в метро прятаться, и прямо в этот дом попала бомба, но небольшая. И эти четверо там так и остались, и никто их даже в развалинах не искал.
В убежищах тоже было страшно. Если попадёт, то засыплет или затопит. Эти убежища были просто, как братские могилы. Как раз против станции метро «Боровицкая» на Моховой сейчас есть такой проём между домами.Этот проём – как раз на месте одного такого бомбоубежища.
Здание рухнуло, обломки загорелись, бомба убежище не пробила, но получилось ещё хуже. Люди заживо задохлись и изжарились! Даже было слышно, как они там кричат снизу. Несколько дней пахло жареным мясом. Так это было ужасно! Никто конечно, откапывать был не в состоянии– там и подойти-то близко нельзя было, жар такой сильный. Причём, горело не сверху, а внутри, в развалинах.
А после войны на этом месте, где, считай, братская могила - московские власти не нашли ничего лучшего, как устроить общественный туалет. Ну что это такое?
Такая же история на углу Поварской, где была аптека. Там тоже убежище засыпало и тоже никого не откапывали.
А потом, помню, бомба попала в кинотеатр «Художественный». Все кресла из зрительного зала взрывом на Арбатскую площадь вынесло, и несколько дней они там валялись. И тогда же бомба попала в Вахтанговский театр. Его тоже сильно разрушило
Так что бомбили нас сильно. Много бомбили..."
