Известный российский антрополог Дробышевский высказался о воспитании детей. Сказал ли Станислав Владимирович что-то важное с теоретической точки зрения? Может ли что-то вынести из этой беседы учитель-практик? Посмотрим!
За ведущими антропологами я слежу давно, используя их наработки в своих размышлениях наравне с утверждениями других серьезных наук. Антропология может дать ответ на то, как формировался в новорожденном человеческом обществе процесс Воспитания. От ответа на этот общий вопрос зависят ответы на частные педагогические вопросы современности, один из которых мы сегодня особо подчеркнем при помощи замечательного ученого.
Полностью весь разговор о воспитании с Дробышевским можно посмотреть тут. Я планирую разделить его на значимые отрывки, которые буду выкладывать у себя, давая развернутые комментарии. Первый такой отрывок перед вами:
В этом отрывке подняты две темы. Педагогическое воздействие чужой ошибки и значение коллектива в процессах обучения и воспитания. Начнем с первой.
Строго говоря, склонность людей критиковать других, не особо занимаясь самокритикой это не вопрос антропологии. Это, скорее, вопрос практической психологии, который, где-то "с краю" разрабатывается еще и психологией теоретической. Однако слышать это от Дробышевского полезно в том смысле, что такая значительная фигура в научном сообществе автоматически придает авторитета данному факту:
Неудачи других более "обучательные", чем неудачи собственные.
Если бы я беседовал со Станиславом, обязательно поинтересовался бы, что он как специалист может сказать о том, как такое положение вещей складывалось в древнем обществе. Но беседовал не я и авторитетное мнение мы, пока, не узнаем...
Но что нам известно более-менее наверняка?
Известно, что наш "внутренний мир" не однороден. На его структуру были свои взгляды у разных ученных мужей начиная с Фрейда. Со временем взгляды дорабатывались, создавались очень интересные концепции. Я, например, в восторге от концепции Сергея Кургиняна о "Четырех этажах" человеческой психики.
Однако для практического использования я всегда исходил из такой сильно упрощенной её модели:
Картинка, кстати, взята из главы моей книги "Восточный фронт" в которой описаны только на самом деле происходившие события. В этой главе можно почитать и об интересных экспериментах с детьми по данной теме.
Но что это за модель? Наверху находится сознание. Все, что мы осознанно думаем, решаем, чувствуем и делаем.
Внизу "подсознание" - то, что мы думаем, решаем, чувствуем и делаем не осознанно.
Разделяет их барьер критического мышления. Но давайте на примере.
Лично Вы сейчас думаете над тем, что читаете. Одновременно Вы сравниваете сказанное мной со своими предпочтениями, симпатиями или антипатиями к конкретным лицам, на которых я ссылаюсь, обрабатываете прочитанное с опорой на логику, пытаетесь прочувствовать отклик своего собственного опыта.
Кстати, всё, с чем Вы сравниваете и к чему обращаетесь "находится" в "подсознании". На рисунке оно изображено в виде кирпичиков на самом дне.
Критическим барьером в данном случае является процесс фильтрации сказанного мною через систему Ваших взглядов. Если фильтр критического барьера пройден, то сказанное "падает" в подсознание. По прошествии некоторого времени, но больше после "обкатки" определенными процессами и обстоятельствами, оно может более или менее "правильно" "лечь" очередным кирпичиком.
Из этих кирпичиков складывается наша личность. Её "фундамент" складывается в младенчестве, а возможно еще ранее, во время "пренатального" периода (и на эту тему тоже есть определенные исследования). Далее "возводятся" такие "сооружения", как, например, "профессиональная самоидентификация", "гражданская позиция" и др.
"Громадье" этих кирпичей, наваленное во время формирования профессиональной части личности, например, мешает спорить с человеком. Эта конструкция очень прочна, от нее зависят внутреннее спокойствие и самоощущение. А так как, обычно, "кирпичи" валятся "внутрь" беспорядочно, а сам человек не предпринимает ничего, чтобы какие-то из них выбросить, а из остальных сделать "кладку", то и спорить с ним бесполезно. Он не позволит вам победить в споре, потому что это приведет к серьезным потрясениям для его внутреннего мира.
Спорить целесообразно только с теми, кто привык с "кирпичиками" работать. Такие люди постоянно перекладывают их с места на место, "вынимают" или укрепляют, изучая новое, обогащая опыт и анализируя деятельность. Поэтому, им будет хоть и сложно, но допустимо поддаться на вменяемую аргументацию, если она уместа и верна, и переложить или вообще выкинуть кирпич убеждений.
Вот что пишет по этому поводу кандидат педагогических наук, писатель А.Е. Тарас в книге "Боевая машина":
Меня в свое время — лет тридцать назад — глубоко поразил один случай, открывший глаза на значимость данной проблемы. Недалеко от моего дома жил парень, по кличке Аркан. Он успел уже провести года три за решеткой, весь был в наколках, с окружающими изъяснялся исключительно матерным языком, трезвым бывал редко, а чуть что — пускал в ход кулаки. Короче, все считали его очень «крутым» и старались не связываться. При всем при том он производил впечатление весьма тупого, грубого и бесчувственного субъекта, которого, казалось, не может прошибить ничто на свете.
Но вот однажды его подловили парни из другой шайки, с которыми он где-то что-то не поделил. Крепко его избив, порезав лицо и грудь ножом, они предложили ему выбирать: либо он съест при всех кусок собачьего дерьма, либо его убьют. Аркан сильно испугался и предпочел первый вариант, после чего бы отпущен. И что же? Он стал так сильно страдать от пережитого унижения, что через две недели повесился ночью на воротах своего дома (мы все жили тогда в частном секторе). Я был потрясен: оказывается, даже для примитивного, интеллектуально ограниченного человека, неспособного к тонким чувствам, существуют феномены идеального плана, которые дороже жизни!
У этого Аркана насильно "выбили" из фундамента личности один из важнейших "кирпичиков" и вот результат.
Поэтому арканы - люди, не желающие работать над собой, а живущие застарелыми догмами, как покрытый камнем зуб - никогда не согласятся в споре. Иначе окажется, что всё, на что они опирались в жизни - пустое. И как тогда жить? Этот зуб можно только удалить, чего никто не хочет.
Но вернемся к детям и школе.
Повторю еще раз, что изображенная мной структура нашего внутреннего мира очень ограничена и с теоретической точки зрения нуждается в переработке. Но вот с точки зрения практики она весьма полезна, потому что "лежит" на основных, сутевых принципах.
Общаясь с ребенком или с группой детей старайтесь не упрекать их в неправильном поступке. Этого совсем, конечно, не избежать и часто делать приходится. Но я всегда был нацелен на предупреждение. Старался обсуждать со своим классом и (или) группой самые распространенные "косяки", когда их делали другие. Обычно поводов хватало. Но если повода не было, а у меня было мнение, что "мои" вот-вот "накосячут", я его придумывал.
При этом нужно как можно дальше уходить от неестественности и "воспитательных разговоров". Дети не должны чувствовать Вашей заинтересованности в их изменении. Как только они это ощущают или понимают, "включается" критический барьер, который не пропустит ваш "месседж" в глубины их психики.
Однажды в "благополучной" московской школе пацан закурил в коридоре. Он думал, что делает это "в мертвой" для видеонаблюдения зоне. Этот факт я использовал для работы со своим классом.
- Янимагу! Это же надо быть таким балбесом!
Беседу построил так, будто я удивляюсь ужасной глупости одного этого пацана. Моей задачей был вызов в классе желания критиковать его действия хотя бы с точки зрения конспирации. Потому то с точки зрения норм и правил приличия ничего ужасного для них не произошло и разубеждать их в этом было бестолку.
Мне это легко удалось. Мы любим критиковать других. Осторожно ставя верные вопросы, слегка подталкивая беседу в нужную строну я добивался того, чтобы сами дети приходили к определенным выводам.
Объяснил, что даже если камера не фиксирует конкретное место, всегда можно отследить тот момент, когда там еще ничего не было, но в следующий миг что-то происходит. Выявить того, кто туда только что вошел или быстро сбежал.
Сделанные выводы были удивительны (потому что ребята столкнулись с этим впервые) для всех. Но что интересно, когда я беседовал с "балбесом" наедине, он какое-то время очень отпирался и не желал принимать доводов и аргументов. А в беседе с классом сами ребята пришли к ним и, соответственно, полностью приняли их разумность и справедливость.
Этим разговором я добился соблюдения порядка хоть не за совесть, но за страх. Они, критикуя и обсуждая действия "глупца", пропустили в свое подсознание важный кирпич: "безобразничать нельзя, потому что найдут".
При этом, строго говоря, сам прекрасно понимал, что безобразничать можно. И что все мои аргументы можно обойти при должной смекалке и желании, "отмазавшись" от проступка, если камера не зафиксировала непосредственно тебя.
Другой пример - съемка драк на телефон. Нам может показаться очевидным, что именно по этим видеозаписям зачинщиков находят проблемы, но то - нам. Дети иное! Раз за разом это происходило, и никакие разговоры всех "воспитателей" колледжа не помогали. Эти случаи посыпались один за другим, как из рога изобилия. Тогда директриса вызвала меня.
Денис Николаевич! Ну что это за придурки такие, прости Господи? Ну делаешь ты гадости, так делай потихоньку. Нет, надо все заснять! Им-то плевать, как с гуся вода, а нам все это расхлебывай. Поговорите с ними, как-нибудь, что ли. Может быть они вас послушают...
В каждом учебном заведении, где бы я ни работал, в основном выполнял функции "решальщика" проблем. Поэтому совершенно не удивился такой просьбе и взялся за решение описанным выше способом.
Удивительным для меня было то, что взрослые люди - другие замы, классные руководители и иные - не понимают, почему нет никакого результата.
Они допускали две ошибки разом. Сами непосредственно критиковали детей, желая воспитать. Да еще делали это за нравственную составляющую их поступков, в то время как нравственность воспитывается не проповедями. Да еще такими, которые ведутся "грешниками"!
Первое - просто безграмотно. Второе, хоть и на первый взгляд нравственно (учителя сами очень во многом и часто живут безнравственно), но на второй, опять же, безграмотно.
Все что я сделал, это "провел" один и тот же "естественный" разговор на паре у каждой группы. Не заморачивался, всякий раз начиная с искреннего удивления:
- Янимагу! Это же надо быть таким балбесом!
Кроме того, поднял эту тему в комментариях к видео в группе колледжа в социальных сетях (о том, как работать в интернете я писал, например, тут). Там появилось мощное критикующее обсуждение.
Но не только учителя могут использовать это свойство человеческой психики. Воспитывая нужные качества в своей дочери я иногда подталкивал ее к критике подруг, которые либо учились плохо, либо выглядели неряшливо. И это совсем другое дело, чем обвинять ребенка напрямую. Потом бывает достаточно просто сказать:
- Ты что, сама становишься как Машка?
Правда, делая это, нужно не переборщить, чтобы не вырастить склочника и каверзника.
В заключение приведу наглядный пример из практики Макаренко. В отрывке Макаренко не стал спорить с пацаном и критиковать его. Зная "пунктик" воспитанника на своем внешнем виде, Антон Семенович разбудил в нем самокритику: как же я весь такой красивый и умный такую глупость сказал?! Хотя там целый ворох педагогически-психологических приемов, самый элементарный из которых прием "нескольких да".
"Педагогическая поэма", часть третья, глава шестая:
Больше всех мне нравится Перец. Правда, он ходит в нарочитой развалке, и чуб у него до бровей, и кепка на один глаз, и курить он умеет, держа цигарку на одной нижней губе, и плевать может художественно. Но я уже вижу: его испорченное оспой лицо смотрит на меня с любопытством, и это — любопытство умного и живого парня.
Недавно я подошел к их компании вечером, когда компания сидела на могильных плитах нового поросячьего солярия, курила и о чем-то без увлечения толковала. Я остановился против них и начал свертывать собачью ножку, рассчитывая у них прикурить. Перец весело и дружелюбно меня разглядывал и сказал громко:
— Стараетесь, товарищ заведующий, много, а курите махорку. Неужели советская власть и для вас папирос не наготовила?
Я подошел к Перецу, наклонился к его руке и прикурил. Потом сказал ему так же громко и весело, с самой микроскопической дозой приказа:
— У ну-ка, сними шапку!
Перец перевел глаза с улыбки на удивление, а рот еще улыбается.
— А что такое?
— Сними шапку, не понимаешь, что ли?
— Ну, сниму…
Я своей рукой поднял его чуб, внимательно рассмотрел его уже немного испуганную физиономию и сказал:
— Так… Ну, добре.
Перец снизу пристально уставился на меня, но я в несколько вспышек раскурил собачью ножку, быстро повернулся и ушел от них к плотникам.
В этот момент буквально при каждом своем движении, даже на слабом блеске моего пояса я ощущал широко разлитый педагогический долг: надо этим хлопцам нравиться, надо, чтобы их забирала за сердце непобедимая, соблазнительная симпатия, и в то же время дозарезу нужна их глубочайшая уверенность, что мне на их симпатию наплевать, пусть даже обижаются, и кроют матом, и скрежещут зубами.
Плотники кончали работу, и Боровой изо всех сил начал доказывать преимущество хорошего вареного масла перед плохим вареным маслом. Я так сильно заинтересовался этим новым вопросом, что не заметил даже, как меня дернули сзади за рукав. Дернули второй раз. Я оглянулся. Перец смотрел на меня.
— Ну?
— Слушайте, скажите, для чего вы на меня смотрели? А?
— Да ничего особенного… Так слушай, Боровой, надо все-таки достать масла настоящего…
Боровой с радостью приступил к продолжению своей монографии о хорошем масле. Я видел, с каким озлоблением смотрел на Борового Перец, ожидая конца его речи. Наконец Боровой с грохотом поднял свой ящик, и мы двинулись к колокольне. Рядом с нами шел Перец и пощипывал верхнюю губу. Боровой ушел вниз, в село, а я заложил руки за спину и стал прямо перед Перцем:
— Так в чем дело?
— Зачем вы на меня смотрели? Скажите.
— Твоя фамилия Перец?
— Ага.
— А зовут Степан?
— А вы откуда знаете?
— Ты из Свердловска?
— Ну да ж… А откуда вы знаете?
— Я все знаю. Я знаю, что ты и крадешь, и хулиганишь, я только не знал, умный ты или дурак.
— Ну?
— Ты задал мне очень глупый вопрос, вот — о папиросах, очень глупый… прямо такой глупый, черт его знает! Ты извини, пожалуйста…
Даже в сумерках заметно было, как залился краской Перец, как отяжелели от крови его веки и как стало ему жарко. Он неудобно переступил и оглянулся:
— Ну хорошо, чего там извиняться… Конечно… А только какая ж там такая глупость?
— Очень простая. Ты знаешь, что у меня много работы и некогда съездить в город купить папирос. Это ты знаешь. Некогда потому что советская власть навалила на меня работу: сделать т в о ю жизнь разумной и счастливой, т в о ю, понимаешь? Или, может быть, не понимаешь? Тогда пойдем спать.
— Понимаю, — прохрипел Перец, царапая носком землю.
— Понимаешь?
Я презрительно глянул ему в глаза, прямо в самые оси зрачков. Я видел, как штопоры моей мысли и воли ввинчиваются в эти самые зрачки. Перец опустил голову.
— Понимаешь, бездельник, а лаешь на советскую власть. Дурак, настоящий дурак!
Я повернул к пионерской комнате. Перец загородил мне путь вытянутой рукой:
— Ну хорошо, хорошо, пускай дурак… А дальше?
— А дальше я посмотрел на твое лицо. Хотел проверить, дурак ты или нет?
— И проверили?
— Проверил.
— И что?
— Пойди посмотри на себя в зеркало.
Я ушел к себе и дальнейших переживаний Переца не наблюдал.
