Мы каждое лето приезжали в Степановку. Бабушкин дом давно пустовал, так родители его под дачу приспособили. Осенью сливали воду из системы отопления. А все лето мы наслаждались свободой деревенской жизни. Многие городские жители своих детей подбрасывали бабушкам с конца мая и до последнего дня лета. Потом в спешке, отмыв цыпки, прилично одевали своих чад и отправляли в школу.
Наша бабушка жила с нами в городской квартире, чтобы мы не болтались по городу, пока родители на работе. И ждала конца весны, чтобы опять вернуться в свой дом.
Несколько раз я пытался заговорить с нашим угрюмым соседом – дядей Федей. Ни одна попытка не увенчалась успехом. Помощь мою он тоже принять отказывался:
- Ты мне все грядки потопчешь, - ворчал он, - иди-ка лучше домой, бабуле своей помоги.
А один раз я плакал, когда он отходил по моим голым ногам упругой хворостиной. За то, что в его саду я малину найти пытался. Наша ягода вымерзла прошлой зимой.
- Что ему жалко? – я плакал и искал защиту у бабушки.
- Не жалко, - спокойно отвечала она, - только ты спросить должен был. Это же какой стыд. Мой внук вор. – Не найдя поддержки бабушки я разревелся еще больше. Но в его сад больше не лазил. Только издали смотрел.
На следующий день после порки я увидел, как дядя Федя ласково с кем-то разговаривает. Я даже глазам своим не поверил, это был тети Машин внук. Они жили в самом конце села. Вовка был глупым и с ним никто играть не хотел. Мы гнали его от себя, когда он к нам приближался, кидали камнями, обзывали. А однажды, Сережка Суворов, подозвав его к себе, снял с него штаны, прямо при девчонках. Вовка заплакал и потом с неделю к нам не подходил.
Вовка носился по ухоженным дяди Фединым грядкам. Рвал малину, срывал шиповник. А дядя Федя только ласково журил его:
- Ну что ты делаешь, вот так надо, - он поднимал ветку и показывал гроздь спелой малины, - и нежно, чтобы не помять. Ягода она тоже живая, ей ласка нужна. А шиповник, когда розочки отцветут, коробочки с семенами образуются. Мы эти коробочки с тобой соберем и чай заварим. И вкусно и полезно. А цветы огород украшают, зачем их рвать. – Вовка в ответ мычит, пытается что-то выговорить. Дядя Федя его по голове поглаживает, - понимаю, понимаю. Не будешь больше.
Я видел, как дядя Федя читает книжку Вовке, а тот толстым пальцем по странице водит и улыбался.
- И ты научишься, - говорит дядя Федя, - смотри букв-то всего 33, а сколько слов из них получается. А писать научишься - все, считай человек грамотный, не пропадешь. – Вовка смеялся, словно ему килограмм конфет пообещали.
Я тогда этой дружбе позавидовал.
- Возьмите и меня с собой, - робко спросил я.
- Не возьмём, - грубо ответил дядя Федя, - я видел, как вы Вову обижаете. Зачем тебе к нам? Над безобидным человеком поиздеваться?
- Нет, - заверил я, - я не буду.
Вовка, увидев меня, радостно руками замахал. И правда безобидный, - подумал я, - не помнит ничего плохого.
- Заходи, коли так, - дядя Федя открыл мне калитку. – Только если что замечу, - он погрозил мне кулаком, - выгоню сразу.
Мы гоняли по дяди Фединому двору мяч. Вовка радовался, когда попадал по мячу. Он прыгал и смеялся. А вечером дядя Федя разрешил нам идти с ним встречать корову.
Мы шли мимо моих друзей, я отстал от своей компании, чтобы никто не догадался, что дружу с Вовой-ду*ачком.
А на следующий день, дядя Федя к себе меня не пустил.
- Что же ты опять к нам пришел, раз компании нашей стесняешься, - грубо сказал он, - вот к друзьям своим и иди.
- Я с вами играть хочу, - настаивал я.
- Что так? – С усмешкой на меня смотрел дядя Федя, - телефон разрядился?
- Почему? Нет.
- Знаешь, почему тебе с твоими друзьями скучно? Вы же друг друга не видите. Живого человека не видите. Письма не пишите, все больше смайликами отделываетесь. А Вовка настоящий, он радоваться умеет. Вот вы его и задираете, из зависти, значит.
- Да кто ему завидует, - я даже разозлился, - ду*ачку? Он говорит непонятно, и бегать быстро не умеет. Чему завидовать-то?
- Доброте его завидуете. Он не виноват, что не такой как все. Не виноват, что родителям не нужен. Они его на бабушку бросили, не виноват, что в школу его не взяли. А у вас все есть, кроме радости. - Я не издевался.
- Ты стесняешься его. Начнут друзья камнями по Вовке бросать, и ты не отстанешь. А душа у него чистая. Она зла не держит. Он в тебе друга увидел, а ты его предал.
- Да пошли вы…, - не выдержал я, - играйте сами, я лучше чем-то другим займусь. Уговаривай здесь вас. Кому вы нужны.
Больше я не напрашивался. Только скучно мне было этим летом. И я, правда, завидовал Вовкиной дружбе с дядей Федей. Ко мне так никто не относился с терпением и заботой. Я видел, как Вовка мычит, когда по странице пальцем водит. Научил его, значит, читать дядя Федя. Видел, как он непослушной рукой солнце нарисовал и прыгал от радости.
Когда мы на следующий год приехали, дядю Федю похоронили. Говорят, что Вовка каждый день на могилку к нему бегал. Будто бабка даже его привязывала, а он вырывался и все равно сбежал.
Я нашел его у бабы Маниного дома.
- Пойдем, - я взял его за руку, - напишем письмо дяди Феди и на могилку отнесем. Я дал ему бумагу и карандаш, а он корявыми буквами нацарапал: «Я скучаю, скоро к тебе приду». Следующей зимой Вовка умер.