Расспросили наших авторов о том, кому они посвятили книги, вышедшие в «Пяти четвертях». Ответы получились интересные: с радостью делимся и с вами! Ирина Бутенко Книга «Сломанная собачка» посвящена моей первой собаке — родезийскому риджбеку Астрид. За 11 лет ее жизни я привыкла объяснять, что родезийский риджбек выглядит как далматинец, но рыжий и без пятен. Когда книжка только готовилась к печати, тёте Астрид (а у нее было целых двое подопечных — мои дочери) поставили нехороший диагноз. Поэтому вопроса, кого упомянуть в посвящении у меня не стояло — конечно, мою личную сломанную собачку. Кстати, благодаря ей я чуть не стала кинологом. В конце концов, оказалось, что это не мое, но знания помогли мне в общении с моей собакой. Например, когда она начала неожиданно выть дома. Она подарила нам долгие прогулки в лесу и огромное количество совместных воспоминаний. И, кстати, вы знали, что в одного средних размеров риджбека может влезть полторы стопки блинов? Нет, не лопнула. А дверь на кухню
Расспросили наших авторов о том, кому они посвятили книги, вышедшие в «Пяти четвертях». Ответы получились интересные: с радостью делимся и с вами!
Ирина Бутенко
Книга «Сломанная собачка» посвящена моей первой собаке — родезийскому риджбеку Астрид. За 11 лет ее жизни я привыкла объяснять, что родезийский риджбек выглядит как далматинец, но рыжий и без пятен. Когда книжка только готовилась к печати, тёте Астрид (а у нее было целых двое подопечных — мои дочери) поставили нехороший диагноз. Поэтому вопроса, кого упомянуть в посвящении у меня не стояло — конечно, мою личную сломанную собачку.
Кстати, благодаря ей я чуть не стала кинологом. В конце концов, оказалось, что это не мое, но знания помогли мне в общении с моей собакой. Например, когда она начала неожиданно выть дома.
Она подарила нам долгие прогулки в лесу и огромное количество совместных воспоминаний. И, кстати, вы знали, что в одного средних размеров риджбека может влезть полторы стопки блинов? Нет, не лопнула. А дверь на кухню с тех пор стали закрывать особенно тщательно)
Анна Маншина
Когда редактор спросила, хочу ли я кому-то посвятить эту книгу, я сначала задумалась, а потом ответила: «А можем просто написать “Людям-океанам”?»
«Анна Океанна» — это книга для тех, кто уже чувствует свои мощь и глубину, и для тех, кто их только в себе открывает. Для людей, рядом с которыми не боишься быть искренним и чувствуешь себя счастливее.
Я думаю, каждый из нас — человек-океан. Просто не каждый ещё это почувствовал ❤️🌊
Александра Хоменок
«Итальянские каникулы» я посвятила папе. Так вышло, что в десять лет я осталась без мамы, и мы с папой жили вдвоем до моего совершеннолетия. Папа много работал (он хирург), но те редкие незанятые вечера, выходные или праздники он всегда проводил со мной. Это время я вспоминаю как бесконечно счастливое и абсолютно безопасное. Мы много ездили на машине, играли в шашки и бадминтон, плавали. В посвящении я написала «Папе, который верит в меня». Именно его вера помогала мне чувствовать себя свободной. А в какой-то момент — свободной настолько, чтобы открыться другим людям через творчество, писательство.
Что бы я не делала, на какие бы эксперименты не соглашалась, папа говорил: «Ничего не бойся, все получится, я верю в тебя». И этим укреплял мою веру в себя. Он и сегодня остается моей самой большой поддержкой, несмотря на дикое расстояние между нами. Пусть так будет и впредь.
Ольга Сафронова
«Любопытная Швабра» посвящена «моему сыну Дусе, который, к счастью, везде суёт свой нос». У него ещё и слух очень тонкий, так что с подругой при нём обсуждать животрепещущее не вариант. Его невыносимо интересует, кто что сказал на уровне от комнаты до мировой закулисы. Но, как считала Швабра, «любопытство никогда не бывает лишним». Благодаря ему восстанавливается справедливость, а люди (и Швабры) не коснеют.
Ирина Мышковая
Повесть «Травелог твоей бабушки» я, что не удивительно, посвятила своей бабушке, бабусе, Марии Николаевне. У нас складывались довольно непростые отношения: бабушка была человеком с резким, непреклонным характером, и я многому в ней сопротивлялась. Но все-таки одна её страсть проросла в меня намертво — страсть к путешествиям.
В советское время бабуся умудрилась побывать в Индии, Японии, Европе и написала об этом так называемые «мемуары»: толстые тетради с вклеенными в них фотографиями, обертками от заморских конфет, засушенными листиками экзотических растений. Бабуся писала от руки перьевой ручкой, срок жизни такой рукописи невелик. Поэтому мне всегда хотелось оставить память об этой невероятной страсти, которая преодолела все препятствия.
В повести время сместилось на одно поколение, моя бабушка превратилась в бабушку современного подростка, но «мемуары» так и остались основой истории. Благодаря чуткости и бережности издательства, благодаря всем, кто работал над книгой, в ней есть настоящие листочки из бабусиных мемуаров. Невероятно, что их все-таки удалось увековечить.