-Вот вы, молодежь! У вас на все один ответ! Хозяйство сдавай, огород не сажай. Так а если я свое хозяйство все сдам, изведу, для чего мне жить-то тогда? И на что? Оно может мои свиньи, да бараны и есть весь смысл жизни. Пока хожу за ними, двигаюсь, да живу. Копеечка опять же никогда не лишняя, а то на пенсию не шибко-то разгуляешься. А потом что, без хозяйства, ложись, да помирай?
-Пап, вот ты мне объясни тогда свою логику. Баранов ты не сдаешь, не продаешь. Они же у тебя своей смертью мрут. Для чего ты их вообще держишь? Люди просят продать барашка- ты отказываешься.
-А народ у нас дурной. Им все молодое мясо подавай. Вот как я могу ребенка, пусть и овечьего, заведомо на съедение отдать? Маленький он еще, чтобы им закусывать. Пусть растет.
-Так людям хочется молодое мясо есть, сочное и нежное, а не резиновое и вонючее. Ты же сам знаешь, что старая баранина мало кому нужна.
-Да ну тебя, много ты понимаешь! Свое вырасти, а потом рассуждай! Вы и для себя не хотите скотинку держать, все вам отговорки одни. Я же каждого ягненка вот этими вот руками принимаю, обтираю, с бутылок иной раз выпаиваю. Знаешь, как душа болит за них! Вот ей-богу, как за детей родных.
-Ладно, Бог с ними, с баранами. Тебя не переубедить. Но свиней-то ты зачем держишь, если мясо в магазине покупаешь? Зачем опять в све....р ездил?
-Дашка, вот ты вроде умная, грамотная, институты кончала, а очевидного не понимаешь! Я свое-то мяско за сколько продаю? За 350 рубликов. А в магазине я его за 200 покупаю. Своего 10 килограмм продам- вот тебе и 3500 тысячи. А в магазине я столько же мяса на 2000 куплю. И еще на пельмени с котлетами деньги останутся. И выходит, что пельмени с котлетами мне купить выгоднее, чем со своего мяса делать. Не умеете вы экономить, молодежь!
-Пап, а как ты думаешь, почему это мясо, ну то, которое в магазине ты покупаешь, так дешево стоит? Может с ним что-то не так? Ну не может нормальное мясо стоить так дешево, и котлет нормальных за 100 рублей ты не купишь. Ты же сам себя этой гадостью покупной тратишь, свое здоровье портишь. Ну оставь ты себе нормального, своего мяса немного, сколько там тебе надо, зато это свое, домашнее, без химии всякой.
-Много вас таких умных развелось! Что, денежки мои считать только и привыкли? Думаешь, если я институтов не кончал, значит дурачок? Думаешь, что выгоду свою не посчитаю? Все, некогда мне тут с тобой. Звонят тут, от работы отвлекают! Как помочь, так некому, а как деньги считать, так все горазды! Огород вон, зарастает, полоть пора, да разве же дозовешься кого!
Федор Иванович в сердцах бросил телефон на стол, и выругавшись на свою вроде и грамотную, но такую глупую дочь, пробормотал:
-Мясо магазинское ей плохое! Почему дешево, почему дешево! Да потому, что конкуренция у магазинов, вот цену и снижают. В иных магазинах и глядеть страшно на цены эти, под тысячу рублей доходит за килограмм. А вообще, разве 200 рублей- это дешево? Вот когда повезло один раз, да урвал Иваныч пол туши по 90 рублей, вот где дешево. Да он, Иваныч, лучше в магазине купит. Совесть не позволяет есть тех, кого сам вырастил. Разве им, детям этим можно объяснить? Ещё и на смех поднимет дочка, скажет, сдурел отец на старости лет.
Даша тоже хмурилась после разговора с отцом. Нет, это надо же так! Совсем под старость лет с ума сошел! И ведь никогда таким наивным да доверчивым не был, как сейчас. И деньгам цену знал, и в продуктах разбирался, сроду что попало не ел. И главное, что не доказать, не объяснить ему ничего, и слушать не хочет даже.
Помнит Даша, как она маленькая была. Всегда у них хозяйство было. Пусть и не слишком большое, так, чтобы самим прокормиться, но к покупному мясу у отца всегда недоверие было, мол ну его, мясо такое, кто знает, чем ту хрюню кормили? Может на дрожжах росла. Свое есть свое. Тут уж уверен, что мяско и чистое, и вкусное.
И пельмени покупные не уважал Иваныч. Ну что это за пельмень, когда начинки с ноготок, а остальное- тесто. Да и начинка- поди, разберись, что там напихано?
Мама с Дашей лепили пельмени, намораживали их, и ели всю зиму. Летом конечно впрок не налепишь, негде хранить было, один раз поели, и все, до следующего раза. Но всегда со своего, домашнего мяса. Ничего лишнего. Лук, чеснок, перца чуток да соли. Иной раз картошки добавят, так и она своя, домашняя.
И огород садили сами. Не большой, и не маленький. Чтобы и самим хватило, и животным.
С возрастом конечно и хозяйство урезали- ну куда им столько, и огород уменьшили, ни к чему им столько соток земли.
Когда мама умерла, отец сильно сдал. Вроде и ест, и пьет, и двигается, а все равно словно не живой, а каменный. Поначалу вроде поддался на уговоры дочки, да коров с телятами продал, свиней почти всех перевел, только супоросных и оставил.
Даша его все уговаривала в город переехать, мол давай к нам, папка, у нас дом большой, и огород есть, и не город, а пригород.
Иваныч поначалу вроде согласился, и даже готовился к переезду, но чем ближе подходила осень, тем больше хмурился старик. В размышления пускался, и мысли разные одолевали.
Дочь, не дочь, а своя семья семья у нее. Это ведь как бывает? Пока детки маленькие, им и мамка, и папка нужны. А как выросли, оперились, так о родителях и забывают. Она, дочка-то, может и зовет его только ради приличия. Выгнать- конечно не выгонит, а будет он, Иваныч, от дочкиного недовольства пятый угол в чужой избе искать. Нет, не дело это, из своего дома бежать. И руки, и ноги пока на месте. Хоть и плохо, да пока еще работают. И голова соображает еще у Иваныча, и мысли покоя не дают, ехать ли, или дома век свой доживать?
А тут еще оказия приключилась. Пошел Иваныч за грибами, да заплутал маленько. Пока выбирался из чащи, услыхал, вроде плачет кто. Пошел старик на звук, да двух ягнят нашел. Маленькие такие, с ладошку, слабые шибко, видать, давно в кустах лежат. Сунул он их за пазуху, да домой приволок. Думал, что не жильцы, да ничего, обошлось, выходил он их. Вот так вопрос с переездом и решился. Ну куда ехать, когда дома такие питомцы крохотные?
Зачем Иваныч купил еще овец? А чтобы его малышам не скучно было. Да и самому без дела сидеть негоже. Одна, вторая, третья, и к осени набралось целое стадо, 12 голов.
Радовался Иваныч, как ребенок. Свинки к будущей весне опоросятся, овечки тоже потомство дадут, вот и увеличится поголовье. Есть для чего жить, значит, не время умирать.
Чтобы выкормить свое хозяйство, пришлось Иванычу весной увеличивать огород. Ту часть, что давным давно забросили, разработал Иваныч, засадил тыквами, да картошки посадил на порядок больше. Оно и понятно, ему-то много ли надо? А вот чушки есть хотят, их кормить надо.
Дочь, Даша, которая поначалу ворчала на отца, глядя на то, как он ожил, и начал улыбаться, махнула рукой, и по возможности приезжала помогать сама или отправляла ребятишек на помощь деду.
Только странное дело. Поголовье овец только увеличивалось. Иваныч наотрез отказывался продавать овец, и их становилось только больше. Даша снова начала ворчать, мол куда тебе столько, папа? Продавай! Давай я тебе клиентов буду находить.
-Ну не могу я, дочка! Я же с ними, как с людьми разговариваю! Не поднимется рука у меня. Пусть живут.
Никакие разговоры о том, что можно продавать их живыми, на Иваныча не действовали, мол я же знаю, что на шашлык их берут! Нет, и точка.
Дальше- больше. О том, что все мясо, до последней косточки отец продает, Даша узнала случайно. У детей были каникулы, и они решили всей семьей приехать к Иванычу в гости.
-Пап, давай мы пока тут, пельменей тебе налепим.
-Нету мяса, не купил еще.
В смысле не купил? Ты же вот только свинью колол. Ты что же, себе и мяса нисколько не оставил?
-А зачем? Я и купить его могу. И пельменей готовых тоже куплю.
-Папка, да ты что, сдурел? Свое мясо продать за копейки, а потом покупать в 2 раза дороже?
-Вон, с Михалычем ездим в город, там мясо по 200 рублей продают. Выходит, что мне свое-то выгоднее продать, а потом купить.
Сколько ни пыталась Даша объяснить отцу, что ничего хорошего за такие деньги не купишь, все бесполезно. Он умный, он все посчитал.
Неизвестно, сколько еще билась бы Даша с отцом, но возраст берет свое.
Одним утром не смог Иваныч подняться с постели. Словно обезножил. Вроде есть они, ноги-то, на месте, никуда не делись, а только еле шевелятся. Будто и не ноги это вовсе, а палки!
Промаявшись до обеда, позвонил Иваныч дочке. Был бы один, может и не позвонил бы, как нибудь уж выкарабкался бы, а вот хозяйство жалко. Сам не сможет справиться.
***
Рёвом ревел Иваныч, когда все его поголовье овец грузили в машину под командованием Даши. Сердце на куски разрывалось от одной только мысли о том, что кто-то станет пировать, да наслаждаться его ягнятами, ярочками да барашками. Он ведь сам ни кусочка не отведал, потому как жалко было, до того прикипел к ним, что и правда относился, как к детям малым. Пусть растут, да глаз радуют. Да и заботиться о ком-то надо.
Блеяли овцы, и никак не хотели понять, почему их палками гонят по узкому трапику в большую машину. Оглядывались по сторонам, смотрели своими большими, печальными глазами на собравшихся, словно ища в толпе Иваныча.
-Уууу, глупое животное! Пошла, пошла, кому говорю! Сколько мы тут еще с вами играться будем?
В глазах у Иваныча потемнело, когда увидел он, как мужик, из тех, что на большой машине приехал, так стеганул по стриженому овечьему хребту тонким прутом, что зашлась в крике его любимица- Стеша, крошечка, что на ладошке помещалась, когда нашел он их, первых своих ягнят в лесочке.
Откуда только силы у старика взялись? Ноги словно сами его несли к той машине, к нелюдю, что прутом размахивает.
Еле оттащили Иваныча от мужика. Так лупил он его костылем, так охаживал, да приговаривал:
-Я тебе покажу, как Стешку бить! Да они слова бранного не слыхивали, а ты их прутом! А ребятенок стоять будет, ты и его прутом?
Вдвоем кое-как скрутили Иваныча. Силы в нем столько было, словно молодым враз сделался. Все вырывался, да руками размахивал, а тут враз обмяк, обессилел. Усадила его Дарья на лавочку, да к машине вернулась за расчетом.
До самого поворота слышалось надрывное блеяние овец. Кричали бедные, толпились в одну кучу так, что кузов машины накренялся в одну сторону. Уже и машина за поворотом скрылась, оставив на память о себе лишь клубы пыли на разбитой дороге, а та картина, где тонкий прут опускается на хребет Стешки навсегда застыла в безжизненных глазах Иваныча.
Даша, не глядя на отца присела рядом с ним на лавочку.
-Обижаешься, папа? Ты пойми, что некуда нам их забрать. Дом- то большой, да участок маленький. Мы курей держали, так столько от соседей наслушались, а тут овцы! И ведь договорились с тобой, что ты в доме сидеть будешь! Зачем вышел? Только себе переживания устроил, да меня перед людьми опозорил. Да и честно сказать, давно пора было их всех продать. Они же все соки из тебя вытянули. Может без них и ходил бы нормально до сих пор, а так теперь с палочкой, и то еле еле. Свиней же нормально увезли, ты и слова не сказал, а тут что началось? Ну что ты молчишь, папа? Дуешься? Ты же понимаешь, что мы тебя тут одного оставить не сможем.
Никогда больше ничего не скажет Иваныч. Ни того, что овечки эти заменили ему семью. И жену, безвременно ушедшую, и дочь, у которой своя жизнь, и стариковские заботы кажутся такими глупыми, и несерьезными.
Не скажет Иваныч, что рука у него не поднималась на этих овец, которых кормил он с рук, которых стриг самолично, пас, и беседовал с каждой. Что взрослые овцы, что маленькие ягнята, все они для него детьми стали.
Не скажет Иваныч и того, что без них, овец своих, свиней, да огорода, давно бы свалился, слег. Только они ему силы и придавали. Только они для него и стали целью, стимулом. Не станет его, Иваныча, кто их кормить станет?
Не скажет Иваныч, что и куска мяса от собственных свиней проглотить не мог. Может с возрастом сентиментальным стал, а может еще что, но как отрезало, в горло не лезло.
Не скажет, что все понимает, а принять не может. И старость свою принять не может, и немощность.
Не скажет он, что нет у него больше смысла жизни. Был, да весь вышел. Не для чего жить.
Не скажет и того, что даже рад такому исходу. Трудно на старости лет в чужой дом ехать. Пусть и к дочке родной, а все же не у себя дома, не хозяин уже.
Не ударь тот мужик прутом Стешку, может и сдержался бы Иваныч, не выскочил, а так- зачем безвинное да беззащитное животное лупить? Он, Иваныч, хозяин. Он- настоящий мужик.
Хотел бы сказать Иваныч Даше, что не виновата она, что так случилось, да не скажет уже.
Еще долго у Даши и в глазах эта картинка стоять будет, и во снах сниться. И просыпаться с криком еще долго Даша будет, и себя винить в случившемся, прокручивать в голове варианты развития событий.
А Иваныч будет ей сниться, и говорить, мол не вини себя, дочка. Просто срок мой пришел. Так уж вышло.
Спасибо за внимание. С вами как всегда, Язва Алтайская.
