Так случилось — в результате стечения труднообъяснимых обстоятельств, — что именно «Евгений Онегин» в последнее время оказался в фокусе пристального внимания исследователей пушкинского творчества. Вокруг романа закрутились вихри нешуточных споров с провоцирующими интригами и конструкциями, попадающими в резонанс с переменами, происходящими в стране. «Сочинение Александра Пушкина» сотрясали суждения, обращённые и в историю, и в современность, эволюционного и революционного характера отнюдь не только чисто литературной направленности, но и политической, духовной, культурной, философской.
Спор вместо застоя мысли — это, наверно, хорошо. Но с годами приходит понимание, что в споре не рождается истина, в споре рождаются конфликт и скандал. Зачастую оба спорящих твёрдо уверены, что есть одна правильная точка зрения — его, и неверная — собеседника.
Истина рождается в диалоге и компромиссе. Потому что любой разговор, спор и дискуссия состоят из слов, а почти каждое слово имеет многоуровневый смысловой ряд. Спорят тогда, когда говорят о разном, заложенном в одном и том же слове. Как меня учили мои учителя: сначала надо договориться о терминах. Но, если честно, способных и готовых на диалог и согласных на компромисс явное меньшинство.
Применительно к литературе в основе любого спора варианты прочтения одного и того же текста. Точно так же как применительно к действительности история — это варианты прочтения одних и тех же фактов.
Напомню строки: «— И, полно, Таня! В эти лета // Мы не слыхали про любовь…». Упоминающие их обычно соотносят сказанное с возрастом. Но не учитывают, что говорит крепостная. И её «мы не слыхали про любовь» вообще-то означает: «О чём ты говоришь? О какой любви? Меня просто выдали замуж — отдали в другую семью. Потому что мне уже было 13 лет, и можно было сделать это». В дворянской семье ещё могли быть какие-то разговоры, в патриархальной крестьянской их и быть не могло. Отец мог торопить событие, как-никак девочка — лишний рот в семье, разрешение давал барин, он — хозяин. Так что Таня со своим вопросом про любовь обратилась не по адресу.
Или порой можно встретить мнение, основанное на удивлении, мол, как так: Евгений Онегин и Татьяна Ларина «говорят (и даже думают) на разных языках. У них полное взаимонепонимание. А ведь они современники, одноклассники (дворяне), язык, быт, климат — всё одинаковое...» Ан нет, смею заверить, всё разное: потому что дворяне московские, петербургские и провинциальные, каждые по-своему несхожие и по языку, и по быту, и по привычкам, и по климатическим ощущениям, и по образованию, и по воспитанию. Тому пример лицеисты первого, пушкинского, выпуска. Как и сколько им пришлось притираться, а ведь так и не притёрлись в большинстве случаев.
Кстати, коли уж зашёл разговор о разных языках. Меня с детства занимал вопрос: почему в письме Татьяны (той, что «была дика, печальна, молчалива») столько пафосности, положенной на стихи? Даже для девицы, влюблявшейся в обманы и начитавшейся Ричардсона и Руссо, стилистика какая-то странная, — прикидывал я. Позже сообразил, что, читая перевод с французского, имею дело с текстом не самой Татьяны, а его переводчика. И, грешен, думал, что мог бы Пушкин перевести и лучше, без очевидной выспренности и излишней красивости. Но это моё недоумение снимается, если исходить из того, что переводчиком был Онегин-Катенин. К нему у меня претензий быть не может: каждый пишет (переводит) как он может.
С этой «точки» зрения и сами другие главные герои — Ленский и Татьяна должны выглядеть иначе. Какими? Наверняка Пушкин не мог обойтись с ними без иронии. Той самой, что присутствовала в его издевательской пародии, сохранившейся в дарственной надписи Пущину на экземпляре «Невского альманаха»:
Пупок чернеет сквозь рубашку,
Наружу титька — милый вид.
Татьяна мнёт в руке бумажку,
Зане живот у ней болит.
Она затем поутру встала
При бледных месяца лучах
И на подтирку разорвала
Конечно «Невский Альманах».
Как заметил на сей счёт А. Барков, «теперь становится ясным,.. куда клонил Пушкин, когда писал про Татьяну! Ведь любовь к такой женщине гораздо больше говорит об Онегине, чем сказала бы куча психологических подробностей!»
Под стать Татьяне и Ленский, изображённый «пером Онегина», — пошляк, чьи «стихи, полны любовной чепухи», он их читает «вслух, в лирическом жару, // Как Дельвиг пьяный на пиру».
И всё же где в «Евгении Онегине» настоящий поэт Пушкин? В чём же истинная прелесть романа? В музыке стихов, в языке, в невероятной поэтической интонации. Погружаясь в неё, мы невольно укладываем в своём сознании и сохраняем на кончике языка строки из «сочинения Александра Пушкина», рисующие картины природы, городского или деревенского быта.
Да, читая роман, приходится всё время помнить, что рассказчик — Евгений Онегин, что это он — автор дневника, и, значит, его текста, который Пушкин, «тоской и рифмами томим», сумел с такой психологической точностью стилизовать («причесать»), ничего не нагнетая, не заманивая нас сюжетом, не повествуя о невероятных приключениях, не балуя диалогами, не перегибая палку эмоций и страстей.
Летом 1830 года Пушкин завершает основную работу над «Евгением Онегиным». 31 августа он отправляет письмо Петру Плетнёву:
«Милый мой, расскажу тебе всё, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска... Еду в деревню, бог весть, буду ли там иметь время заниматься и душевное спокойствие, без которого ничего не произведёшь, кроме эпиграмм. Так-то, душа моя. От добра добра не ищут. Чёрт меня догадал бредить о счастии, как будто я для него создан».
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Не противьтесь желанию поставить лайк. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—148) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!», продолжение читайте во второй подборке «Проклятая штука счастье!»(эссе с 29 по 47)
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 35. К кому обращено знаменитое восьмистишие «Я вас любил…»?
Эссе 36. В ту пору Пушкин пред гордою полячкой «унижался»… и вынужден был прощаться с ней навек
Эссе 37. Пушкин появлялся в доме Ушаковых чуть ли не всякий день, в иные дни по два-три раза