Часть 1
Заказ на проект Стеклянного дома Пьер Шаро получил в конце 1920-ых годов от своих давних друзей, врача-гинеколога Жана Дальзаса и его жены Энни. Дальзас мечтал о доме, в котором он мог бы работать, принимать пациентов и жить. Вскоре, такой дом им подарили родители Энни, выкупив особняк по соседству с их квартирой, которую, кстати, также обставлял Шаро. Изначально предполагалось полностью снести старое здание, но на верхнем этаже жила пожилая дама, которая наотрез отказалась переезжать.
Удивительно, но этот факт стал ключевым в образе будущего Maison de Verre. В итоге, Шаро был вынужден вписать 3 этажа нового дома в существующую постройку, сохранив при этом верхний этаж для соседки.
Эта история любопытна и потому, что Шаро ещё со времён работы в мебельной компании имел страсть ко всяким встроенным системам, шкафам и разным металлическим подвижным деталям. Так вот, говорят, что по сути Стеклянный дом стал для Шаро возможностью сделать встроенный шкаф громадного размера.
Над проектом Шаро работал вместе с голландским архитектором Бернардом Бейвутом и потомственным кузнецом Луи Дальбе, с которым познакомился за год до этого. Шаро был впечатлён его работами и стал использовать металл в своей мебели именно тогда.
Вообще, вклад Дальбе в Дом огромный. Каждый металлический элемент выкован им на заказ, а их очень много. Среди них подвижные перфорированные металлические панели, лестницы, оконные рамы, книжные полки, двери.
Дальзас и его жена были активными членами коммунистической партии, коллекционерами, любителями авангарда. С Шаро они познакомились через его жену Долли и их всех объединяла любовь к искусству. А когда Дальзасы купили особняк, не было сомнений в том, кто будет его проектировать.
Из-за своего расположения, Стеклянный дом обрастал многочисленными мифами. По сути, много лет его видели лишь пациентки, прислуга и гости хозяев. Другая публика и журналисты Дом всерьез не воспринимали, шутя, что из стекла хорош только стакан.
1930-ых годах Дальзасы стали устраивать в доме салоны, а сами переехали обратно в свою квартиру через дорогу. Салоны регулярно посещали интеллектуалы, сюрреалисты и художники, например Луи Арагон, Поль Элюар, Пабло Пикассо, Макс Эрнст, Жак Липшиц, Жан Кокто, Ив Танги, Жоан Миро и Макс Джейкоб.
Часть 2
Говорят, на самом деле Стеклянный дом должен был называться Световым, а не Стеклянным — стекло здесь призвано отражать и пропускать свет, создавая интересную игру. В связке с необычной спиральной планировкой и с большим количеством резких поворотов, свет ведёт посетителя.
На фото лестница к жилым помещениям на втором этаже. Днём она закрыта перфорированными панелями и солнечный свет ведёт от входа к офису и кабинетам. Вечером панели открываются и лестница освещается через фасад фонарями, приглашая в жилую часть.
Пространственное решение дома идеально тем, что здесь сохранен баланс между потребностью человека в общении и уединении.
Один из приемов для этого эффекта — разность уровней. С каждого уровня открывается ракурс на другой и если дома много людей, они то появляются, то исчезают из виду. То же со звуком — он плавно перетекает из помещения в помещение.
Передвигаясь по дому, в конце концов снова оказываешься в салоне — центральном двусветном пространстве, в котором немного театрально и небрежно расставлена мебель. В ванной можно находиться вдвоём и при этом не видеть друг друга — здесь опять же есть перфорированные панели, а в некоторых местах приподнят или опущен пол.
Часть 3
Как я уже писала, в 1930-ых Стеклянный дом стал местом силы для всей творческой интеллигенции Парижа. Интеллектуалы его любили и проводили здесь много вечеров. С другой стороны, дом стал мишенью для агрессии многих антисемитов Парижа (Жан и Энни Дальзасы из семей французских евреев).
В 1940-ом, когда немцы вошли во Францию, Дальзасы покинули дом и присоединились к Сопротивлению. Во время оккупации они тайно путешествовали по Франции, а после окончания войны вернулись в Париж. Доктор Дальзас посвятил себя изучению планирования семьи, хотя в католической Франции эта практика была незаконной. У самих Дальзасов было двое детей — сын Бернар и дочь Алин.
Алин вышла замуж за молодого аспиранта Дальзаса — Пьера Валле. У них было пятеро детей.
Удивительно, но дети и внуки Дальзасов жили в квартирах неподалёку от Стеклянного дома, но не жили в нем самом. Пьер Валле продолжал свою медицинскую практику в нем, иногда проходили встречи друзей, концерты. Но что делать с домом дальше было вопросом. Наследие Дальзасов стало их бременем.
Причём, судя по воспоминаниям разных людей, совершенно неясно в чем была причина. Одни говорили, что в нем всегда было холодно, а другие — что там стояла жара. Но никто так и не смог надолго в нем задержаться.
Почему?
Мне кажется, имея большой опыт в проектировании гостиниц и яхт, Шаро создал продуманное общественное пространство, но в его формуле не оказалось каких-то важных переменных для того, чтобы считать это домом. Стеклянный дом не был гибким, не подстраивался под нужды своих жильцов, а диктовал им слишком суровые требования, вероятно, к которым они не оказались готовы.
Не случайно дети и внуки Дальзасов жили в квартирах, обставленных мебелью времён Людовика XVI и деревянным паркетом.
Ну а ещё, я начинаю верить в то, что дома, как люди — у некоторых из них бывает особое предназначение в этом мире. Maison de Verre именно такой.
Часть 4
В 1980-ых годах Алин и Пьер Валле попытались решить семейную диллему и продать Стеклянный дом французскому правительству, сделав из него национальную достопримечательность, по примеру виллы Савой. Но по каким-то причинам им в этом отказали.
Новая жизнь Дома началась только в 2006 году. Именно тогда Дом был продан американскому коллекционеру и предпринимателю Роберту Рубину по неизвестной цене. И это даже не первый модернистский шедевр, принадлежащий Рубину. В его коллекции уже «Тропический дом» Жана Пруве, а также один из куполов Бакминстера Фуллера.
Несмотря на то, что свое состояние Рубин сделал на Уолл-стрит, идея покупки архитектурных шедевров для него не вопрос престижа. Этот человек прирожденный коллекционер. В 48 (!) лет он поступил в аспирантуру на кафедру архитектуры Колумбийского университета и работал ассистентом Кеннета Фрэмптона, историка архитектуры, написавшего знаменитый учебник по модернизму 20-го века. Сам Рубин признается, что коллекционирование – это "некая глубоко укоренившаяся болезнь, глюк в генетическом коде".
Тем не менее, этот его недуг пошел Стеклянному дому только на пользу. Рубин подошел к реставрации дома особенно бережно, привлек для этого группу историков архитектуры и аспирантов. Ему было важно не потерять дух места. Прежде всего он занялся восстановлением коммуникаций: электричества, водоснабжения, отопления. А самые заметные «шрамы» — затертый резиновый пол, потускневшие металлические поверхности, изношенный текстиль — оставил.
Самое удивительное в этой истории для меня оказалось то, что Рубин с семьей, кажется, живет в Стеклянном доме до сих пор, находя в нем все новые и новые артефакты. Получается, настоящий хозяин нашелся спустя 70 лет.
Говорит, что несмотря на отсутствие некоторых удобств, жаловаться ему не приходится. Жить в центре Парижа, в тихом дворике с фантастическим садом — и правда, что может быть лучше?
