Эту парочку на обочине я заметил издалека. Услышав звук приближающейся машины, молодой человек остановился и поднял руку, и я увидел рядом с ним детскую сидячую коляску. Нога сама собой нажала на тормоз.
Парню было на вид не более двадцати. Крепкое телосложение, не особо приятное лицо: крупные нос и рот, резкие скулы, холодные серые глаза. Бесцветные волосы безыскусно острижены под машинку. Малыш в коляске с такой же незатейливой стрижкой похож на него, как детская фотография.
– Ну вы и место нашли для прогулки! – сказал я, оглядев необычных автостопщиков. – Куда направляемся?
– В Вознесенское подвезёте? Мне в шарагу надо на счёт диплома, а сына вот не с кем оставить. – сообщил мой попутчик. – На автобус нет денег.
Ехал я из города в свой посёлок, и в Вознесенское мне вовсе не надо было, но бросать этих бедолаг на дороге было бы не по-человечески, и я ответил утвердительно.
Мой попутчик представился Сашей и охотно рассказал свою историю.
Учился в коррекционной школе-интернате, затем поступил в училище на штукатура-маляра. Там начал встречаться с Леной – такой же бывшей интернашкой. Ещё во время учёбы Лена родила от него ребёнка. Сына они назвали Димкой, но мальчика родителям не отдали, а сразу забрали в приют. После окончания училища молодые люди расписались, сняли домик на родине жены, Саша устроился на работу. Димку из приюта им отдали, и они оформили мальчика в детский сад. Всё было, со слов Саши, хорошо, пока в один прекрасный день не случилась неожиданность – его жена ушла из дому.
– Просыпаюсь утром, а её нет. Телефон выключила, в «контакте» не появляется. Заявление в полицию написал... У меня все документы с собой, могу показать, – восприняв моё молчание как признак недоверия, предложил Саша. – Только диплом потерял, вот и еду восстанавливать.
Но я молчал по другой причине – соображал, что будет дальше с этими людьми (и понимал, что ничего хорошего), и могу ли я, раз уж мы повстречались на жизненном пути, что-то положительно изменить в их судьбе.
– Ты сейчас где-то работаешь? – поинтересовался я.
– Я работал штукатуром в посёлке, но когда Лена ушла, уволился. Сейчас на гипсовый завод собираюсь устраиваться. Там зарплата пятьдесят тыщ, но нужен диплом.
– Прям и пятьдесят! Кто тебе сказал?
– У меня друг тоже туда хочет устроиться, мы с Димкой в городе в его квартире живём.
– А на что живёте? Ты сына-то кормил сегодня? – спохватился я.
– Нет, мы ещё ничего не ели.
Я свернул в придорожное кафе. Заказал своим попутчикам каши с котлетами и какао. Пока ребята завтракали, пил кофе и, наблюдая, как Саша кормит сына с ложки, а Дима улыбается измазанным ртом и влюблено смотрит на папу, понимал, что если я сейчас просто их подвезу и уеду, то меня потом замучает совесть.
«Вот так, Саня, был ты никому не нужным сиротой, а теперь рядом появилось существо, которое тебя любит, – думал я про себя. – Только ведь возьмётся за вас социальная служба, и окажется мальчишка опять в приюте».
С Сашиного разрешения я переснял на смартфон их паспорт и свидетельство о рождении и оставил ему свой номер телефона. В Вознесенском я высадил их около училища и дал Саше тысячу на обратную дорогу.
– Купишь билет на автобус, и на пирожки останется. Только не мотайся с ребёнком по трассе! Как доберёшься до дома, набери мне.
Саша кивнул и убрал деньги в карман. Уезжая, в заднее зеркало я ещё долго мог видеть, как они стоят около входа в здание, провожая взглядом машину.
Вернувшись домой, я первым делом позвонил однокласснику-полицейскому, попросив «пробить» Сашу по базам. Через пару часов товарищ перезвонил и сообщил, что Александр действительно учился в школе-интернате рядом с Вознесенским, а потом убыл в другой район, и криминального ничего за ним не числится. Кроме того, одноклассник дал мне номер телефона директора интерната. Я немедленно его набрал.
– Был такой воспитанник, – сообщила директор. – Но ничего хорошего про него сказать не могу. Учился плохо, прогуливал занятия, врал. Если нужны подробности, могу соединить вас с его учительницей… А почему, собственно, вы интересуетесь, он что-то он натворил? – поинтересовалась моя собеседница.
Я вкратце рассказал о том, как мы встретились на трассе и о его злоключениях.
– Вы знаете, он запросто мог обмануть вас, – резюмировала директор. – Чтобы не совершить ошибку, вам нужно кое-что знать о выпускниках интернатных учреждений.
Я выразил готовность слушать, и она пояснила:
– Дело в том, что эти дети совершенно не приспособлены к жизни. В интернате они живут на всём готовом, и эта модель прочно вживается в их сознание. Они не могут сделать элементарных вещей: организовать быт, получить нужный документ, найти работу, спланировать расходы. Чаще всего они живут все вместе в квартире одного из товарищей. Такие подростки легко подчиняются влиянию взрослых, и их часто вовлекают в преступность. Они эгоистичны, не способны к эмпатии, не испытывают благодарности, принимая всё сделанное им добро как должное. До восемнадцати лет им ставят диагноз «умственная отсталость». Те, которым удаётся подтвердить этот диагноз после совершеннолетия, получают статус «инвалид детства» и живут на пенсию. Но это бывает крайне редко. Им положено жильё от государства, но зачастую они просто не способны его оформить. Проследить, что происходит с нашими воспитанниками после выпуска – крайне сложно, обычно контакты прерываются. Лично мне не хочется в это верить, но есть данные, что нормально социализируется примерно один из десяти.
После услышанного я посмотрел на ситуацию совершенно другими глазами.
Саша – не просто упавший, которому достаточно протянуть руку, чтобы помочь встать. Он – расслабленный, никогда не умевший ходить, и даже не представляющий, как это делается, и, самое главное, – зачем это нужно, если тебя и так везде возят. Душевный калека, «инвалид детства».
Но, с другой стороны – что, если он и есть тот один из десяти, способный выкарабкаться? Не станет ли Димка, этот жизнерадостный малыш, его костыльком, его чудесным средством, способным поставить на ноги?
Саша позвонил вечером. Сообщил, что благополучно добрался. Диплом не получил, «было закрыто». Но я всё равно обрадовался: раз позвонил, значит, готов принять помощь, и можно что-то сделать.
Утром я позвонил в соцзащиту, описал ситуацию и спросил совета.
– Самый лучший вариант для отца – самому прийти к нам и написать заявление о размещении мальчика в центре помощи на период трудной жизненной ситуации, – пояснила мне сотрудница. – Через полгода он сможет его забрать, если создаст условия для содержания ребёнка. А если он продолжит бродяжничать, то у соцзащиты будут все основания ограничить отца в родительских правах. Так что советую с этим не тянуть, – заключила она.
Я обхватил голову руками. «Отдать Димку в приют? Но ведь неудачливый отец не заберёт его оттуда ни за что! И на работу не устроится, и ребёнка в детский сад не пристроит. Оставят мальчишку в казённом учреждении и вырастят очередного «инвалида детства». Ребёнку нужны дом и родители – уж какие есть, а Саше нужна ответственность за близкое существо. Чтобы этот маленький человек был рядом и всё время его "мял", как котёнок мамкино брюшко, вытягивая из отца любовь и заботу. А там, глядишь, и мама найдётся. Но вряд ли социальная служба согласится на такой эксперимент. У них всё давно отработано и поставлено на поток. Выход остаётся один: найти неравнодушных людей, которые взяли бы шефство над этой проблемной парочкой. А таких энтузиастов можно найти, наверное, только где-нибудь в церкви.
Я позвонил нашему приходскому батюшке, описал ему ситуацию, и спросил, можно ли пристроить невезучую семью где-нибудь при храме.
– Слушай, моему другу отцу Вячеславу на приходе как раз нужен работник. У него был какой-то парень, да уволился. Позвони ему, пожалуйста – я тебе сейчас номер пришлю.
Но прежде чем звонить отцу Алексию, надо было обсудить эту перспективу с Сашей. Я набрал его номер, и сказал, что хочу привезти продуктов. Он сообщил адрес, и я отправился в город.
Саша открыл сразу, молча принял из моих рук пакет из «Пятёрочки» и унёс на кухню. Едва переступив порог, я понял, что разуваться в здесь не нужно. Пол был грязный, дешёвый линолеум местами отошёл и изорвался, обои были засаленными и ободранными снизу.
Когда Саша повёл меня по коридору, я увидел в комнате направо наваленные на полу матрасы. Кроме них, никакой мебели в помещении не было.
– Это квартира друга, он получил от государства.
– А ты почему не получил?
– У меня дом от родителей остался в деревне, поэтому мне не положено. Только я в нём жить не собираюсь, в деревне вообще работы нет. Ленка должна была получить жильё в посёлке, ждала очереди.
О сбежавшей жене, как и обо всём прочем, он говорил совершенно без эмоций.
В маленькой комнатке в конце коридора был более обжитый вид. Там стояли обшарпанный компьютерный стол со стулом и не заправленная полутораспальная кровать. Димка играл на ней несколькими мягкими игрушками. Увидев отца, он заулыбался и протянул ему плюшевого зайца.
Я присел на стул и начал разговор:
– Саша, слушай, какой расклад. Я позвонил в службу опеки, и они сказали, что при нынешнем положении дел Диму заберут в приют – это только вопрос времени. У тебя сейчас есть два варианта: первый – отдать им сына добровольно на полгода, найти за это время работу, жильё и договорится, чтобы ребёнка приняли в садик. Если этого не сделать, через некоторое время тебя лишат родительских прав, и тогда ты можешь вообще никогда не увидеть сына. Есть и другой вариант. Одному священнику требуется работник при храме. Он готов предоставить жильё, и в их небольшом посёлке, скорее всего, нет очереди в детский сад.
– А какая там зарплата? – поинтересовался Саша.
– Я пока не знаю, Саш, но какая бы ни была, – это надёжный вариант. У него дружный приход, много добрых людей, которые позаботятся о вас, подкормят, присмотрят за ребёнком, помогут обустроить быт. Ну и зарплата небольшая будет.
– А вот на гипсовом заводе… – снова начал мой подопечный.
– Саша, – перебил я его. – Чтобы работать на заводе, нужен диплом. А ты его никак не можешь восстановить. У тебя опека «на хвосте»! Будешь по трассе мотаться – заберут сына, и дело с концом. И не думай, что тебе на этом заводе будут платить пятьдесят тысяч без квалификации и стажа. Тебя вообще туда могут не принять после интерната и ПТУ. Давай лучше попробуем мой вариант?
– Ну, давайте, – без особой охоты согласился Саша.
– Тогда я звоню.
Я набрал номер священника, описал ситуацию, и спросил, не нужен ли им работник.
– А как его имя-фамилия? – спросил батюшка.
Я назвал.
– Объявился, значит, наш Санёк, – неожиданно произнёс батюшка. И крикнул кому-то: – Наталья, Сашка объявился! – и, уже обращаясь ко мне, добавил: – Сейчас я вам матушку дам, она всё расскажет.
В трубке раздался взволнованный женский голос:
– Здравствуйте! Что с Сашей? Натворил что-то?
– Да пока вроде не натворил. Встретился мне на трассе с ребёнком, пытаюсь чем-то помочь. А вы его знаете?
И тогда я услышал от неё эту историю.
Саша с Леной появились в их посёлке чуть больше года назад. Лена была оттуда родом, но родственников у неё не осталось. Отец Вячеслав, узнав об их ситуации, устроил Сашу на работу в свой храм.
– Работник-то он не ахти какой… – поделилась матушка. – Надо следить да понукать, а не смотришь – он и не работает.
Но батюшка работника держал, платил, сколько позволяли скромные доходы храма. Саша и Лена зарегистрировали брак, прихожане нашли молодой семье небольшой домик, выхлопотали из приюта ребёнка, и помогли Лене встать на очередь на получение квартиры. Верующие женщины жалели сирот, частенько подкидывали молодой семье то картошки, то яичек, то молочка. Всё это организовала энергичная матушка Наталья. А Саша с Леной отвечали на эту заботу довольно странно.
– Что удивительно, – всю помощь принимают, как должное, никогда спасибо не скажут! – возмущалась матушка. – Потом ещё приходят и говорят: дайте мяса, у нас кончилось. А зарплату всю на телефоны потратят да ещё на какую-нибудь ерунду!
Прожили они на приходе почти год, как вдруг Саше позвонил интернатский друг и начал его сманивать на работу на гипсовый завод, наобещал золотые горы. Молодой отец затосковал, всё ему стало не нравиться – зарплата маленькая, работа тяжёлая, посёлок скучный. Начал убеждать жену ехать в город. Лена переезжать отказалась. Саша злился, начал выпивать. И однажды случилась беда.
– Напился он, и, видно, её побил. А она же из неблагополучной семьи, отец у неё пьяница, мать при ребёнке бил. Видно что-то у неё там щёлкнуло, у неё тоже с головой не всё в порядке, – собралась и уехала. А пока мы её найти пытались, Саша сам уволился и в город удрал. Теперь, значит, по дорогам мотается? Не жилось ему у нас-то…
Слушая полные горечи слова матушки Натальи, я не сомневался, что если Саша вернётся, она, не раздумывая, возьмёт обратно неблагодарного приёмыша. Дождавшись, пока она изольёт все свои обиды, я осторожно спросил:
– Матушка, теперь ему некуда, кроме вас. Примите блудного сына?
Женщина вздохнула, и ответила:
– Примем, а что ж делать? Кому он ещё нужен…
Я поблагодарил, повесил трубку и обратился к Саше.
– Саша, вам с Димой нужно возвращаться домой. Матушка Наталья вас ждёт и беспокоится. И она поможет исправить всё, что ты уже успел наломать. Поверь мне: это единственный человек на свете, которому вы нужны. Я могу вас отвезти. Как только соберёшься – позвони.
Но он мне так и не позвонил.
Года через три я нечаянно увидел Сашу в компании каких-то подозрительных личностей, и едва его узнал. У него было припухшее от пьянки лицо, а в руках – пластиковая бутылка с надписью «Охота крепкое». Саша поднял на меня бессмысленные серые глаза, но не узнал. И я ничего не стал спрашивать – всё и так было понятно.
Автор: Павел Сушков
Иллюстрации из открытых источников.
