Из воспоминаний М. М. Рота
Так как наш Дворянский корпус заключал в себе до восьмисот воспитанников, составляющих семь рот и два батальона, состоящий из одной гренадерской роты, пяти дворянских и 6-й неранжированной, то поэтому назывался не корпусом, а Дворянским полком; весной перед выходом в лагерь неранжированная рота расформировывалась, и воспитанники ее распределялись по строевыми ротам двух батальонов.
Я на второй год (здесь 1845) пребывания в корпусе был переведен во вторую дворянскую роту, где ротным командиром был капитан Александр Максимовичи Савримович, а фельдфебелем Драгомиров (Михаил Иванович), впоследствии генерал-губернатор и командующий войсками одного из западных военных округов.
И в этой второй дворянской роте мне тоже пришлось стоять под красной доской во время приезда в корпус начальства, а рядом со мной, под другой красной доской, стоял кадет старшего класса Романов; и вот, что случилось в том же году, когда в корпус приехал Государь Николай Павлович.
Войдя в нашу роту и увидав в дежурной комнате нас двух под красными досками, он поздоровался с нами и, не останавливаясь, кинул Романову вопрос с улыбкой: - Ты мне родня? и, получив ответ: - Так точно, Ваше Величество! Государь быстро повернулся к нему и спросил:
- Каким образом? Романов ответил: - Вы отец России, а я сын ее.
Государь улыбнулся, поцеловал его и сказал: - Вот тебе поцелуй от твоего дедушки.
Затем Государь прошел дальше в залы, где кадеты нашей роты уже выстроились для встречи его, поздоровался с ними, а когда остановился в конце залы и заговорил о чем-то с директором, то все кадеты сошли со своих места и окружили его. Один кадет, увидав конец носового платка, высунувшегося из заднего кармана сюртука Государя, потянул его, и мигом этот платок был изрезан перочинными ножом на сотни частей и разделён между всеми нами "на память".
Говорили, что Государь уже привык к этому и не сердился за это.
Кадеты вообще были хорошо выдержаны и весьма симпатичны, кроме кадет Полоцкого корпуса, которые по своему направлению были просто отвратительны. Все они были "табаконюхи", и это у них вкоренилось в такой степени, что считалось как бы почетным спортом.
У всякого из них в кармане или за обшлагом был запас нюхательного табаку, и, встречаясь, они приветствовали друг друга следующими словами: "Не знаю вашего ни рода, ни племени, смею вас спросить об одолжении почерпнуть из глубины вашего сосуда вашего благородного зелия; смею спросить, какой вы употребляете, березинский или бобковый, и в чем вы его содержите, в тавлиночке или в бумажечке; в тавлиночке неблагопристойно, в бумажечке сохнет, но зато крепче".
Последние эти слова произносились нараспев, затем происходило взаимное угощение. Кадеты этого корпуса отличались от других крайней неопрятностью и частыми нарушениями установленных порядков: ходили в расстёгнутых на последних пуговицах куртках, с грязными руками и вообще производили очень неприятное впечатление.
По зимам в корпус приезжал несколько раз Великий Князь Михаил Павлович, бывший главным начальником военно-учебных заведений, и один раз в зиму Государь Император Николай Павлович. Приезды их были всегда неожиданные и всегда очень желательные, так как за ними следовал отпуск на несколько дней.
Великий Князь Михаил Павлович ввел во всех корпусах прическу чуб, и все кадеты, и офицеры должны были подчиняться этому, так как и он украшал свою голову таким же чубом.
Однажды Михаил Павлович приехал к нам девятого ноября и, войдя в нашу шестую неранжированную роту, поздоровался: "Здравствуйте, карапузы", а затем спросил: "Кто у вас был именинником?". Меня ротный командир выдвинул вперед к нему. Великий Князь поздравил меня и, надев на меня свою треугольную шляпу, велел за ним носить.
Я в этой шляпе ходил за ним по всем этажам корпуса. Шляпы эти с черным пером надевались офицерами вне фронта, по установленной в то время форме.
Перед выступлением войск в лагерь, обыкновенно, в Петербурге на Марсовом поле, устраивался большой "Майский парад". Все войска гвардии вместе с кавалерией, артиллерией и саперами и даже армейские полки, квартирующие около Петербурга, а также кадеты всех корпусов расставлялись на этой огромной площади в несколько линий в батальонных колоннах, с музыкой и знаменами.
На правом фланге в цервой линии занимали место конвой Государя Императора, состоящий из людей, собранных от всех кавказских племени: кубанцев, черкесов, лезгин, дагестанцев, кабардинцев, грузин, татар и пр. народностей, все верхами в своих национальных костюмах и вооружены.
Рядом с ними в первой линии стояли кадеты всех корпусов, а далее гвардейские полки всех дивизий кавалерии, артиллерии и сапер в несколько линий. Одновременно с приездом Государя Николая Павловича приезжала для присутствия на параде и вся Царская Фамилия с придворными дамами и помещалась в большой роскошно устроенной палатке.
Государь Николай Павлович подъезжал к правому флангу первой линии, где его встречал командующий парадом Великий Князь Михаил Павлович с рапортом. Подъехав к своему конвою, он здоровался: "Сала-малик, мой конвой", на что кавказцы отвечали: "Аликум Сала Николяй Паулейш".
По мере приближения Государя к каждой части, войска отдавали честь, он здоровался с войсками, музыка играла встречу, знамена склонялись к земле, а затем музыка играла народный гимн, а потоми "Коль славен"... Эти разнообразные мотивы, не переставая во все время отъезда, наполняли воздух величественной симфонией.
Окончив объезды всех линий, Государь со свитой подъезжал к палатке, и войска проходили перед ним церемониальным маршем повзводно, затем второй раз в сомкнутых колоннах и при прохождении удостаивались царского "спасибо".
