(Сказка)
Я вышел от профессора не обескураженным, нет, опустошённым.
Мой румянец на бледных щеках, это ни то, что мы подумали с мамой, это совсем не то.
Не потому, что я занялся спортом усиленно готовясь к службе в авиации, я бредил этим, а оттого, что злая и коварная болезнь подобралась ко мне и жрёт мои лёгкие.
- Поезжайте, батенька в деревню, на свежий воздух, там парное молочко, сено душистое, небо синее- синее, высооокооо.
А в небе коршун парит, знаете, занятная птица этот коршун, помню, как таскал цыплят у нас, я ведь из деревни сам, дааа.
Матушка заставит караулить, ты сидишь, задрав голову в небо и караулишь его, а он парит, парит.
Головёнка закружится, ты раз и упадёшь, а он тут как тут, камнем упадёт и моментально взлетит, а цыплёнка уже нет, - профессор провожал меня до дверей, похлопывая по плечу.
Маленький, толстенький, с большими пушистыми, фельдфебельскими усами и пенсне. -Да не на дачу в ближайшем пригороде, а в деревню, мой вам совет.
А теперь посидите немного, мне нужно поговорить с вашей матушкой.
-Вера Егоровна, зайдите, прошу вас.
Мама быстрым шагом вошла в кабинет профессора, кивнув на меня встревоженный взгляд.
Она вышла оттуда с красными от слёз глазами, делая вид, что ничего не произошло.
Мой дед по маме, профессор Одинцов, был другом и наставником профессора, мой дядя тоже добился высот на поприще медицины, моя матушка преподаёт в медицинском образовательном учреждении, неужели они думают, что я настолько глуп и несведущ?
Неужели они думают, что я не понимаю, что всё...
-Егорушка, идём милый, - матушка взяла меня под локоток и тихонько, словно драгоценность, повела по мраморным ступеням вниз.
До дома мы доехали молча, дома она ушла в кабинет и долго оттуда не выходила, передав меня Глаше.
Мама кому -то звонила, что-то говорила, Глаша кормила меня и гладила по голове, эта простая русская женщина будто чувствовала, что внутри меня происходит неотвратимый процесс.
-Я не голоден, Глаша, - пытаюсь отодвинуть шаньги и молоко.
-А как же, - подперев щёку рукой говорит Глаша, - не голодны оне, ешьте, давайте, а не то...
Глаша грозит мне пальцем.
Я стараюсь держать себя в руках, конечно, мне хочется кричать, орать, грызть землю и кататься по полу, вырывая на себе волосы.
Ну а как ещё?
Мне едва исполнилось восемнадцать, у меня вперёд идущие планы, я хочу жить...
Но я держусь, ради матушки, Глаши, папы и сестры Аннушки.
Вечером приходит папа, он военный, вся семья со стороны папы военные, я тоже хотел, но...
Мы разговариваем с папой, смеёмся, а потом они с мамой закрываются в кабинете и о чём -то говорят.
Я слышу, как папа меряет шагами кабинет.
Ко мне прибежала Аннушка, ей восемь, но мне иногда кажется, что все сорок. Она такая мудрая, моя сестрёнка.
- Егорушка, я вырасту и изобрету лекарство, которое вылечит всех людей на свете, тебя в первую очередь, ты потерпи, хорошо?
- Хорошо, - говорю я сестре, хорошо, что мы сидим в темноте и не видно моих слёз, которые непроизвольно текут из моих глаз, - хорошо.
Меня показывали каким-то врачам, все говорили одно и тоже, надежды увы, нет.
Болезнь прогрессировала...
Глаша постучала в кабинет, когда мы с папой и мамой там сидели и решали куда ещё можно отправить меня на обследование.
-Я извиняюсь, в деревню ба, на молочко Егорушку. Травками ба полечили, тётка у меня, Матрёна Никаноровна, целебница, знатная, к ей откель токма не едут, а?
Батюшка Семён Прокопьевич? Вера Егоровна, нечто я Егорушке плохого насоветовать могу?
Глаша вытерла заплаканные глаза передником.
Мама с папой переглянулись...
И я поехал в деревню.
Ехать пришлось долго четверо суток, вот так далеко я забрался.
-Вы уверены, - спросил я у родителей, - ведь потом если что, тяжело будет доставить обратно...
-Не смей даже думать б этом, слышишь, - заплакала мама, - мне пообещали хорошее лекарство, правда привезут его из Америки, - мама понизила голос, - говорят это лекарство творит чудеса.
-Я жду тебя сын, - сказал отец и обнял меня бережно, будто я был из хрупкого стекла.
На станции меня ожидал Герасим, так он представился, крепкий мужик с окладистой рыжей бородой.
Он устелил свежескошенной травой дно телеги, я закинул туда свой чемодан и лёг, вытянувшись на эту траву, пахнущую так, что дурманило голову.
Я начал дремать под мерный стук деревянных колёс, когда услышал тихое пение.
Ты добычи не добьёшься, чёрный ворон я не твой, - пел тихонько мой возница, я приоткрыл глаза, высоко, в синем небе, парила чёрная птица, нарезая круги и опять расправляя свои мощные крылья.
Коршун, вспомнил я слова профессора, коршун, не ворон...
Домик Матрёны Никаноровны был маленьким, выбелен белой глиной, крыт свежей соломой, наличники были нарисованы красной глиной, с различными птицами и цветами.
-Ой гостенёк дорогой, ну - ка, ну- ка, баушка Матрёна сейчас тебя милай оглядит всего.
От таконьки, от таконьки.
Тётушка Матрёна была маленькая, сдобная старушка, в белом передничке, расшитым чудесными птицами и красными маками, платок покрывал голову, ни одной волосинки не было видно, ей было видно много лет, но держалась старушка хорошо, очень бодренько.
Накормив и напоив меня с дороги, она велела пойти в баньку.
-Не жаркая, милок, не надо тебе в жар, так, ополосниси, да гляди, сырой не выскакивай на улицу, оботрись хорошо, я там полотенце положила иди, иди милок.
Мы пили чай на травках, я ел мёд, янтарный, тягучий.
Матрёна Никаноровна исподволь за мной наблюдала и украдкой вздыхала.
Ночью был жар, кашель опять одолевал меня.
Утром Матрёна Никаноровна делала какие -то манипуляции, поила меня отварами.
Мне становилось хуже, болезнь будто сорвалась с цепи и накинулась на меня, пожирая словно стая голодных волков.
Однажды, промучившись всю ночь, я немного уснул под утро, сквозь сон услышал голос, молодой, девичий, звонкий такой.
-Не знаю Найка что и делать, видно старая стала...
-Корой поила? - деловито спрашивает голос.
-Поила, чем только не поила, не борется он...
-Молодой?
-Молодёхонький, рази на годок - другой постаршее тебя будет.
-Отдай мне его, бабуничка.
-С ума сошла? Родителям тириграмму дать завтра отправлю Герасима.
-Не спеши, дай я спробую.
-Ково спробуешь, Найка, коли мне не под силу, куды тебе-то? Што ты? Блажная што ли?
-Отдай, бабуничка, ей-ей, как пойму, что не по силам, сама отвезу, куда скажешь...
-В город ли? В саму Мошкву?
-Да...
-Ну смотри, Найка, ежели чего, меня подставишь, ты в леса уйдёшь, а мне что делать?
-Не боись, бабуничка.
Я уснул.
Проснувшись утром, вспомнил разговор Матрёны Никаноровны с кем-то, решил попозже узнать, очень хотелось пить, чистой воды, а ещё есть.
Отчего -то хотелось есть.
Я открыл глаза, не понял, что это?
Потолок совсем не такой, как в комнатке, в которой я жил, и запах, терпкий запах чабреца, я его знаю, Глаша всегда чай заваривала и заставляла зимой пить для профилактики.
-Проснулся, сокол ясный.
На меня смотрела девчонка, красивая такая, глазки живые, молоденькая.
-Привет, ты кто?
-Я? Найка.
-А где я?
-У меня, тебя Герасим привёз, ты совсем плохой был.
-А сейчас? Сейчас я хороший? - спросил я.
-Сейчас уже лучше, вон даже шутишь, - говорит девчонка и улыбается.
Так я поселился у Найки.
Каждый час, каждую минуту она лечила меня, поила отварами, натирала мазями , заставляла есть какие -то супы со странными грибами.
Я не знаю сколько времени я пробыл у Найки, через время я начал выходить из дома, кругом был лес, у дома большая поляна, на поляну приходили разные животные.
Трепетные косули брали своими нежными губами корм прямо с моих рук.
Зайцы грызли морковку, словно домашние, приходили большие и важные лоси, качая большими несуразными головами, крепко стояли на тонких, казалось, подламывающихся ногах, трагичные в своей красоте.
Я просыпался от свиста и чириканья птиц, белки прыгали по мне как сумасшедшие, а бурундук спал в моих ногах.
Тело моё крепло, я чувствовал это, я выживал, я вдруг отчаянно, как может только молодость, захотел жить.
Мы были молоды, стоит ли говорить, что одни, где-то в лесу, двое молодых людей испытают то самое светлое чувство.
Я не знаю сколько я был у Найки, месяц, неделю или год, я не знаю...
-Я хочу прожить с тобой вечно, - сказал я однажды, лёжа на лугу и смотря в синее, чистое небо, где -то там, в вышине, виднелась чёрная точка, наверное, это коршун подумал я.
- Вечно? - спросила меня Найка, блестя озорными глазами, - иии, милай, - изображая бабушку певуче сказала любимая, да, к тому времени она была моя любимая, я же надоем тебе за вечность...и.…однажды ты меня придашь. А я тебя не прощу и нам обоим будет больно.
Лучше пусть всё идёт как идёт, но однажды получится так, что ты меня всё равно предашь...Не со зла, а потом ты придёшь ко мне, чтобы остаться навек...
-Нет, - воскликнул я, - я никогда не уйду от тебя и не предам.
Она покачала головой и тихо засмеялась своим чистым смехом, словно колокольчик где -то звенят.
Странно, судя по моим ощущениям, уже давно должна наступить осень, а у нас всё было лето.
Я совсем окреп.
-Ну вот, теперь ты здоров, милый. Пора тебе.
-Что значит пора? Как пора? Куда пора?
-В твой мир...
-Как это? Я не хочу, я хочу быть с тобой.
-Ещё не время, милый...Впереди тебя ждёт много испытаний, однажды ты придёшь ко мне...Иди, я буду ждать тебя.
-Я никуда не уйду, слышишь, я.…я не хочу, я не пойду...
Я открыл глаза, всю ночь меня душил кашель, страшно хотелось пить и есть.
- Проснулси, соколик. Уф, напужал, трое сутков проспал, ну.
- Матрёна Никаноровна?
-Ну, ты что, соколик, а кто же?
-А где Найка?
- Найка? Какая Найка, ты чего милок, давай, вставай, вставай, я бульончик сварила...
Неужели мне это всё приснилось, думал я...
Я точно помню, что уснул летом, никто мне не хотел ничего сказать про Найку.
Я вышел на улицу, там было начало осени, я явно это ощутил, а потом приехала мама, моя мама.
Она плакала и ощупывала меня всего, мама не верила своим глазам, а я не верил тому, что Найка мне приснилась...
Мама, щедро отблагодарив Матрёну Никаноровну, увезла меня домой, мне казалось, что, когда мы ехали на телеге с Герасимом, кто-то следил за нами из леса.
- Герасим, это ты меня отвозил к Найке и потом обратно привёз, - спросил я у мужчины.
-Чего вы? Какой Найке, кого увозил, - прикинулся дурачком Герасим.
-Герасим...Передай вот, больше мне нечего оставить на память, передай ей, пожалуйста.
Я открутил оловянную пуговицу с пальто, которое привезла с собой мама и заставила меня надеть и положил в большую ладонь мужчины, тот ничего не сказал и спрятал пуговицу в карман.
Пробыл я у тётушки Матрёны всё лето и начало осени.
Врачи крутили меня всяко разно, профессора жевали кончики своих усов и строили разные предположения, они даже собирались на следующее лето поехать к Матрёне Никаноровне.
Я бы тоже поехал, я страшно тосковал по Найке, но с каждым днём тоска превращалась в лёгкую грусть.
Летом никто и никуда не поехал, потому что это было лето одна тысяча сорок первого года...
Я ушёл воевать, я прошёл всю войну, был трижды ранен, дважды горел в самолёте, на моём счету много сбитых вражеских самолётов, но...я оставался всегда жив, ранения были настолько лёгкими, что все диву давались.
И каждый раз я видел её, девушку с озорными глазами.
Я перед отправкой на войну спрашивал у Глаши, может она чего знает про Найку.
Женщина перекрестилась и пожала плечами.
-Тётка с нечистью всякой водится, а тебе милок в бреду может чего почудилось?
После победы Глаша сама завела разговор про Найку.
Видно, лесная девица тебя сберегала Егорушка, дочка Лешего, ведунья, вечно молодая и вечно старая, вот так -то Егорушка.
-Ты хочешь сказать, - засмеялся я, что превидевшаяся мне девушка, это лесная нечисть?
-Как знать, Егорушка, как знать.
Ночью спалось мне тяжко, видел смутные сны, слышал голоса.
Под утро чётко услышал кем-то произнесённые слова о том, что стал забывать соколик...Скоро и предаст...
Я стал забывать, как чудесный сон своё пребывание в той чудной деревне, реальная жизнь вытеснила мой прекрасный сон...
Я прожил долгую жизнь, женился на хорошей девушке, у нас родились дети, прекрасные дети, потом внуки, правнуки.
Ушла моя прекрасная жена, а я дождался даже праправнука.
И вот я пишу эти строки, мои руки не слушают меня, но всё чаще стала мне сниться во сне девушка с озорными глазами.
А однажды я позвал я её во сне странным именем, Найка, она обернулась и засмеялась, в том сне я был молодым.
Она протянула ко мне руки и сказала, что ждёт меня...
Мне кажется, что я помнил что-то важное, а потом забыл...
Во сне я вспоминаю это важное, поэтому я всё больше сплю...
Доброе утро, мои хорошие.
Вот и сказочка подоспела…
Обнимаю вас, крепко.
Шлю лучики своего добра и позитива.
Всегда ваша.
Мавридика д.
