Рассказ Бориса Панкова
5
За окном черными бабочками закружились сумерки. Над головой большая электрическая лампа ослепительными лучами залила стол, бросила на пол длинную тень гестаповца. Он оторвал взгляд от карты, щеки его холеного лица залоснились до самых ушей. Вытянув спину поперек стола, он сказал без всяких намеков на будущее:
— Оперировать туда поедет особый украинский батальон. Вы, господин Стрельцов, тоже отправитесь с ними. Ваше присутствие необходимо там. Могут возникнуть некоторые трудности в знании местности, которую вы хорошо изучили. Сейчас вам еще раз придется обрисовать обстановку нашим специалистам в солдатских казармах. Там же получите специальный инструктаж.
Семена очень озадачило такое предложение. Он думал, что роль его на этом закончена, ведь он больше месяца жил под страхом и чувствовал себя как в аду. От постоянного напряжения у него расшатались нервы. При неожиданных громких звуках он вздрагивал так, что в голову подступала резкая боль. Хотелось отдохнуть, забыть все на время. Но что поделаешь... Обижаться только можно было на самого себя. Холодный тон офицера его несколько смутил. «Почему он мало обрадовался тому, что я ему сообщил? Пойми этих немцев, что у них на уме. Они, конечно, на русских смотрят как на служивых собак», — мысленно прикинул Семен и на все слова гестаповца покорно пригнул голову, ничего не оказав.
— Смирно-о-о! — крикнул протяжно капитан и воинственно прошелся вдоль первой шеренги.
Лицо его багрово окрасилось от потуги, а толстые вены надулись на короткой, с острым кадыком шее. Он, делая большие шаги, остановился на середине до половины набитого солдатами помещения. Метрах в пяти от него несколько немецких офицеров о чем-то вполголоса озабоченно разговаривали. Солдаты в высоких лохматых шапках качнулись в одну сторону, точно старые, гнилые подсолнухи под ударами осеннего ветра, и застыли в покорном молчании. Их было человек триста. Рослые, широкоплечие, как на подбор, с жалкими плаксивыми физиономиями, они напоминали громадных детей, которые собрались для наказания. Каждый из них знал, что готовится какая-то серьезная операция и многим из них больше не придется стоять в этом бараке, поэтому так сурово и скорбно смотрели они на капитана и на столпившихся в стороне немцев.
— По приказу военного коменданта, — громко произнес капитан и, поднявшись на носки, взглянул мутно, неопределенно на немцев, как будто собирался упасть и искал точку опоры, потом медленно опустился на каблуки, стал ниже, точно врос в каменный пол, и, бросив острый взгляд в самые дальние шеренги солдат, торжественно продолжил: — Мы направляемся на особое задание против партизан. — Тут капитан повысил голос, опять поднялся на носки: — Разумеете, что есть такое партизаны?
По рядам солдат пролетел недовольный гул и где-то под самым потолком растворился.
— Знаемо, як не знать! — ответил один за всех пожилой унтер-офицер, как бы извиняясь за свою дерзкую выходку, нагнул голову и, сгорбившись, попятился назад. Он стоял крайним в первом ряду, и поэтому особенно ему было не по себе. — Партизаны—это москали.
— Красны комиссары, — продолжал капитан, не обращая внимания на говорливого унтер-офицера и даже не взглянув в его сторону, — которые заховалысь в лисах и роблять збройный нападок на нимецки коммуникации. Наша задача, — капитан тряхнул перед собой кулаком, сузил строго глаза, — вышкодить их всих оттудова.
Вдруг чей-то недовольный голос проговорил:
— Як же так, казалы, що мы будемо в миський охорони служити, а тут партизаны...
Капитан заметил, кто сказал, подошел вплотную к шеренгам, крикнул:
— А ну, Буцуко, выйдь-ко сюды!
Солдат, похожий на живую зеленую каланчу, неуклюже пробрался сквозь строй и вытянулся перед капитаном. Лошадиная челюсть его нервно дрогнула, руки повисли, как плети, до самых колен.
— Ты що, шляк твоий мами, паниковаты, а? — сдерживая голос и глядя исподлобья на солдата, спросил капитан, вращая, как фокусник, глазами.
— Я ничого... Я тильки так казав, — испуганно забормотал солдат, дергая по очереди то одной, то другой рукой.
— Мовчаты, быдло! — гаркнул капитан. — Расшлепаю, як скотиняку, зараз! — Он отошел, ткнув рукой в гущу солдат: — Стань на мисце. Повэрнэшся — пидэш пид арэшт.
Солдат молча, скрябая по полу подковами сапожищ, вернулся в строй. Капитан сделал полукруг на одном месте, так что шинель его пошла веером, и обратился опять к солдатам:
— Хто добре себя покаже на ций справи, тому и хреста приляпають. Сам комендант мэни про цэ казав. А еще вин дав вам три канистры шнапсу.
Лица солдат прояснились, несколько повеселели.
— Фельдфебель Салодкий! — важно выкрикнул капитан.
Из толпы солдат, как пробка из бутылки, выскочил тонкий в талии и с большими навыкате глазами фельдфебель. Грудь его была перепоясана шерстяным шарфом крест-накрест. Он встряхнулся, как после долгого сна, и, не моргая, уставился на своего командира.
— Дашь кажному по чарцы, — приказал капитан, — больше ни-ни! Вразумив? Я потом кажного перевирю. Так що дывысь мэни...
— Слухаю, пан капитан! — рявкнул фельдфебель, — Буде выконано!
Вдруг брови капитана слегка дрогнули:
— Це що за маскарад? Чому за путлял сэбэ як баба на торгу? — напустился он на фельдфебеля.
— У мэнэ трохи в грудях ломыть. Та и горло також, — начал оправдываться тот и тут же стянул с себя шарф и заткнул его в карман шинели.
— Разойдись! — раздалась команда.
Солдаты, что пуганые лошади, гулко, дружно затопали.
Медленно, лошадь за лошадью, двигался карательный обоз. Он растянулся в одну живую полукилометровую нить. Тревожная тишина сковала седоков. Только было слышно, как скрипели полозьями десятки саней да натужно отдувались лошади. Во тьме солдаты казались черными навозными кучками, которые везли на удобрение безбрежных русских полей. По тактическим соображениям немцы вместо машин снарядили лошадей. Первая причина — бездорожье, вторая —гул моторов мог испортить ход дела. Решено было выехать попозже, чтобы к месту нагрянуть на исходе ночи. Нападение должно быть неожиданным и беспощадным. Деревню придать огню, и всех, кто в ней есть, уничтожить, так гласил приказ коменданта. В голове обоза на первых санях в хмельном раздумье полулежал Семен. Рядом с ним, закутавшись в теплый полушубок, сидел капитан. На самом передке саней два солдата пристроились за пулеметом. На следующих санях сзади ехали два немецких офицера. Они были специалистами по карательным операциям. Семен, чувствуя веселое настроение, запел тихо тонким кошачьим голосом: «Поцелуй меня, потом я тебя. Потом оба мы арестуемся...» Капитан распахнул полы шубы, дружелюбно посмотрел ему в глаза:
— Це що тюримна писня чи шо?
— Почему тюремная? — удивился Семен. Ворочая в руках новый автомат и поглаживая вороненый ствол, задумчиво добавил: — Это старинный романс.
— А почему же тогда арестуемся? — продолжал любопытствовать капитан, пряча лицо в лохматый мех шубы.
— Арестуемся почему, говоришь? — переспросил Стрельцов с таким безразличием, как будто бы эти слова относились не к нему. — Ну, это я сам, понимаешь, взял и придумал. Просто так вставил в песню слово, оно очень подходит к этому романсу.
— Ага ... — произнес капитан, будто догадавшись о чем-то важном, и, дыхнув в лицо собеседнику винным перегаром, серьезно предупредил: — Только зараз друже спевать не вольно.
— Как же так? По какой причине? Партизанская зона еще далеко. Кругом безлюдные поля. Почему же нельзя? Не понимаю!
— А потому нельзя, друже, шо хлопцы мои могуть гаркнуть. Бач, як уши навострили. Они по чарке хватили, теперь им море по колено. Я и сам спевать люблю, но сейчас нельзя.
— Нельзя — значит нельзя, — согласился Семен. — Скоро автомат вместо меня запоет. А вас откуда прислали в этот город? — тут же спросил Стрельцов, осторожно трогая пальцем кованую подошву сапога рядом лежавшего солдата.
Просим оказать помощь авторскому каналу. Реквизиты карты Сбербанка: 2202 2005 7189 5752
— Рекомендуемое пожертвование за одну публикацию – 10 руб.
Капитан без всяких возражений и опасений начал рассказывать всю прошлую черную жизнь. В голосе его звучали гордость и хвастовство.
Продолжение следует.
