Работая с материалами о посещении Алтая первых лиц страны, я удивился, почему же краеведы прошли мимо того факта, что в Барнауле родилась тёща Ленина — Елизавета Тистрова, до конца дней своих жившая в семье будущего вождя мировой революции.
Василий Тистров, родной дедушка жены Владимира Ленина — Надежды Крупской, оказался в посёлке Барнаульского сереброплавильного завода в 1822 году, после окончания Петербургского горного кадетского корпуса. Через год после приезда в Колывано-Воскресенский горный округ, Василий Иванович был назначен приставом (смотрителем экспонатов) музея здешнего завода, а также учителем Барнаульского горного училища. Иными словами, он был первым директором старейшего в Сибири краеведческого музея, основанного в 1823 году инженером-изобретателем Петром Фроловым и врачом и общественным деятелем Фридрихом Геблером.
Сохранилось лестное признание деятельности музейного пристава: в журнале «Отечественные записки» в 1827 году подчёркивалось, что «барнаульский музей сохраняет имена К. Фролова, И. Ползунова, П. Ярославцева. Но их таланты и полезные труды без В.И. Тистрова не были бы известны».
Дед будущей соратницы Ленина считался одним из самых образованных специалистов своего времени. Знал несколько иностранных языков, прекрасно изучил технологию плавильного производства. В частности, разработал улучшенный способ вымывки золота из рудных отвалов. Он был не только хорошим специалистом, но и исключительно честным человеком. Неудивительно, что именно Тистрову поручалось такое ответственное дело доставки выплавленного на Алтае серебра в столицу и на Ирбитскую ярмарку для закупки припасов и горнозаводского оборудования.
В 1829 году 30-летний горный инженер женился на 16-летней Александре Гавриловне Фроловой — внучке знаменитого алтайского механика Кузьмы Фролова и племяннице Петра Кузьмича Фролова — будущего начальника Колывано-Воскресенских заводов и Томского гражданского губернатора.
А через три года, в 1832 году Василия Ивановича назначили управляющим Барнаульским сереброплавильным заводом, затем направили в Салаир, где он открыл золотые залежи. Потом опять оказался в посёлке Барнаульского завода, где в 1843 году появилась на свет Елизавета — будущая мать Надежды Крупской, восьмой ребёнок в семье горного инженера.
Жили Тистровы в добротном деревянном доме на улице Мало-Тобольской. В зимние бураны дом до крыши заметало снегом.
В книге Зои Воскресенской «Пароль — Надежда», посвящённой судьбе Надежды Крупской, приводится сюжет с участием её и родной тети Марии Васильевны Тистровой:
«Вечером Надя забралась с ногами в кресло. Было пронзительно тоскливо, и это настроение ещё нагнетал вой ветра за окном. Мокрые хлопья снега налипали на стекла и сползали вниз.
— Вот такая метелица мела, когда умер папа, — с тоской произнесла она. Мария Васильевна внимательно посмотрела на племянницу. — Эх, ты, Надюша! Не знаешь, что такое настоящая метель, что такое настоящий мороз.
— А какие же они, настоящие? И где это, настоящие?
— На Алтае. Там, где мы жили. В Барнауле».
Вскоре Василия Ивановича перевели на аналогичную должность на Новопавловский сереброплавильный завод. Кстати, на старом кладбище алтайского райцентра Павловск похоронена одна из дочерей Тистрова.
Новое назначение в 1843 году — управляющим Сузунского завода было недолгим. В конце 1844 года, после рождения девятого ребенка — сына Александра, неожиданно умерла жена Василия Ивановича.
«Я не помню лица мамы, её глаза, — рассказывала своей дочери Елизавета Васильевна, которой в момент кончины матери не было и двух лет (поэтому данный сюжет, скорее всего, выдумала писательница и Зоя Воскресенская-Рыбкина — советская разведчица и детская писательница — А.М.) — Но почему-то мне вспоминается её высокая, стройная фигура и большая клетчатая шаль. Она с трудом открывает дверь и в сени врываются снежная метель... Это, пожалуй, всё, что я помню из детства в Барнауле».
Из-за ухудшения здоровья Василия Ивановича направили в длительный отпуск в Барнаульский посёлок, к врачу Фридриху Геблеру. Однако болезнь не отступала, и в 1846 году он был уволен в звании обербергмейстера (подполковника), с пенсией. Отставной горный инженер вместе с детьми выехал к родственникам в Петербург, где и скончался в 1870 году, когда внучке Наде было около годика.
Благодаря ходатайству родственников и друзей покойного горного инженера, 9-летняя Елизавета и её сестра Ольга были определены в Павловский военно-сиротский институт благородных девиц, располагавшийся под Петербургом.
Дочь Надя упоминает в своих воспоминаниях то, что мать рассказывала ей об учёбе. Елизавета не отличалась примерным поведением, могла «стащить бутерброд у классной дамы и накормить им голодных подруг», «устроить бомбардировку двери комнаты начальницы», не отвечать урок, потому что другие ученицы его не выучили…
Спустя восемь лет, по окончании Павловского института, девушка устроилась гувернанткой в семью богатого виленского помещика Русанова, где познакомилась и в 1867 году вышла замуж за поручика польского происхождения Константина Крупского, а через два года родила в Петербурге дочь Надю.
Елизавета Васильевна, получила неплохое образование. Прекрасно пела. Работая гувернанткой, страстно полюбила детей, педагогику. Для маленькой Нади написала и издала детскую книжку с иллюстрациями.
Глава семьи, после окончания Военно-юридической академии в Санкт-Петербурге, стал военным начальником Гроецкого уезда под Варшавой. Но в 1883 году, когда Наде было 14 лет, отец скончался.
Далёкая от политики, вдова делала всё, чтобы дочь получила хорошее образование. Но единственное её дитя, окончив частную некоммерческую гимназию Оболенской и педагогический класс, не захотела продолжать учёбу на Бестужевских высших женских курсах. Мать с тревогой наблюдала, что её стеснительная дурнушка-дочь вместо общения с женихами, страстно увлеклась педагогикой, а затем и политикой.
Впрочем, в их доме революционеры появились раньше, сразу после кончины Константина Игнатьевича: помогали вдове справиться с горем. Они-то, видимо, и заронили в душу юной будущей революционерки сомнения в существующих основах.
О том периоде их жизни оставила воспоминания гимнастическая подруга Нади Ариадна Тыркова-Вильямс: «Тихая жизнь была у Крупских, тусклая. В тесной из трёх комнат (на троих! — А.М.!) пахло луком, капустой, пирогами. В кухне стояла кухарская кровать, покрытая красным кумачовым одеялом».
Спустя десяток лет, уже приехав в ссылку к Ленину в Шушенское, мать и дочь Крупские были удручены тем, что им самим поначалу приходилось заниматься хозяйством.
Вот как вспоминала об этом Надежда Крупская: «Мы с мамой воевали с русской печкой. Вначале случалось, что я опрокидывала ухватом суп с клёцками, которые рассыпались по исподу. В октябре появилась помощница, 13-летняя Паша, худущая, с острыми локтями, живо прибравшая к рукам всё хозяйство».
Пламенных революционеров, мечтавших избавить весь мир от эксплуатации, ничуть не смущало то, что они сами используют наёмный детский труд.
Проживая полтора десятка лет в эмиграции, постоянно нуждающаяся в деньгах семья Ленина жила в основном за счёт скромной пенсии Елизаветы Васильевны и посылок матери Владимира Ильича Марии Александровны.
В столь стесненных материальных условиях тёща вождя вынуждена была взять на себя всё хозяйство. На прислугу денег не было, а её дочь и зять предпочитали «политическую кухню».
Брат Ленина Дмитрий, вспоминал, что Надежда умела готовить для Владимира Ильича только «омлетку».
А Ленин вообще был далёк от разрешения простых житейских вопросов.
Не разделявшая увлечения семьи Ленина политикой, Елизавета Васильевна вынуждена была помогать дочери: шила вместе с ней пояса-корсеты для провоза через границу газеты «Искра», помогала вести оживлённую переписку с Россией.
Многие годы Елизавета Крупская отбивалась от атеистических нападок зятя и дочери, сохраняя верность православным канонам. Однако накануне смерти распорядилась не отпевать её в церкви.
Дочь писала о матери: «Они часто спорили с Владимиром Ильичом, но мама всегда заботилась о нём. Владимир тоже был к ней внимателен».
Впрочем, некурящий зять яростно критиковал тёщу за тягу к курению.
Брак Надежды и Владимира, основанный на идейной близости, был бездетным. У Крупской с ранних лет было обнаружено аутоиммунное заболевание — диффузный токсический зоб. Из-за этой болезни она не могла иметь детей.
Письма престарелой уроженки Барнаула Елизаветы Тистровой к российской родне оставались без приглашения — никому не нужна была пожилая женщина. Так она и умерла в 1915 году в эмиграции.
Текст: Анатолий Муравлев, фото: Википедия, Pixabay, Freepik.