Мы сидели с Алексеем Алексеевичем и пили чай – законный обеденный перерыв.
Он хитро посмотрел на меня и сказал: Всё хочу тебя спросить, Откуда у тебя такая фамилия интересная?
- Так, а что в ней интересного, такая же, как и у тебя, - ответил ему.
- В смысле, как у меня? – немного удивился он.
- Так мы с тобой однофамильцы – Ткачёвы, - спокойно отозвался на его вопрос.
Тут он посмотрел на меня и с удивлением и с подозрением, даже в чашку глянул. Я засмеялся.
- Ты, не думай, мне чай в голову не ударил, - сказал ему, - Сейчас всё тебе объясню. У нас ещё полчаса, если никуда не торопишься.
- Не тороплюсь, расскажи, - неуверенно ответил собеседник.
- Мой дед – Степан Филимонович с семьёй жил в Рязанских краях, в большой деревне. Семья была простой. Коровка, лошадка, да четверо ребятишек: старшая дочка и три сына. Жили простенько. Через двор от них жил Панкрат Лукич – старик высокий, жилистый и хмурый. В деревюю он переехал сразу после Гражданской войны, купил тот дом, да и зажил. Только никто к нему никогда за эти годы не приезжал. Пытались местные сойтись с ним, да не шёл он на дружеский отношения. Одним словом – бирюк. Правда, всегда со всеми здоровался, в церковь ходил, пока её не закрыли.
Вот как – то в праздник заходит он к деду в избу. Те и обомлели. Панкрат Лукич перекрестился на образа, поздоровался, поздравил с праздником.
- Проходи, Панкрат Лукич, к столу, - пригласил дед.
Тот степенно прошёл, поставил на стол бутыль самогона, тряпицу чистую, в которой кусок окорока принёс, а из кармана достал жменю конфеток в бумажках, да ребятне отдал. Бабушка на стол пирог выставила, картошки, капусты квашеной, грибов. Дед достал своего напитка. Только знали деревенские, что у Лукича самогон высшей пробы. Поздравили друг друга с праздником, выпили.
- Разговор у меня к тебе имеется, Степан Филимонович, - начал гость.
Бабушка взяла детей, да и вышла на улицу, чтобы мужикам не мешать.
- Ты видишь, что живу я один, без родни, - начал Панкрат Лукич, - только не всегда я был одиноким перстом, была и у меня семья. Жил я в городе, дом собственный имел. Растили с женой двоих мальчишек. Старший – Макар вырос и пошёл на завод работать. Только через год арестовали его. С большевиками сошёлся, да и погорел. Отправили парня на каторгу в Сибирь. Горевали мы сильно, но делать нечего. Младший Васька к торговому делу приспособился в магазине. Да так у него всё ловко пошло, что стал ему хозяин доверять. Только через год и возраст ему подошёл, и война - злодейка началась. Забрили Ваську в солдаты. Да только фарт ему в руки шёл. Через два года стал он унтер – офицером, да Георгия получил.
Тут ещё одна весть пришла – Макар с каторги бежал. Время мелькнуло, как листок с осины слетевший. Революция одна, затем вторая громыхнули. Приехал домой Васька, да и не скажешь так уже – Василий Панкратович, унтер офицер с двумя Георгиями. Сам важный, с усами. Встретили мы сына, как положено. Прошла неделя. Под вечер стук в дверь. Открываем, а там Макар стоит. Возмужал, в плечах раздался. Стол накрыли, посидели. Мы с женой спать пошли, а сыновья остались. Разругались они в пух и прах. Старший за Советскую власть горой стоит, а Васька за царя. Через три дня Васька ушёл из дома. Подался он в Белую армию. Макар тоже долго не стал засиживаться и ушёл с отрядом красных.
Как их судьба по фронтам бросала – это нам неведомо. Редкие весточки картины не давали. Только свела она их на Перекопе, да с разных сторон. Оба там и полегли. О Макаре нам месяца три сообщили. Приходил офицер один из местного начальства. Вот о Ваське весточка шла полтора года. Вечером пришёл переночевать один бывший его офицер – сослуживец. Он и рассказал нам, как погиб в бою сынок наш. Сохранил и передал нам два его Георгия, да портсигар серебряный. Не вынесла этого жена, и через три месяца скончалась. Помыкался я пару месяцев в пустом доме, да и ушёл. Можно сказать, куда глаза глядят. Так вот в вашей деревне и оказался.
Рассказчик замолчал. Степан Филимонович налил горькой. Выпили за помин душ. Помолчали.
- Ты, Степан Филимонович, не удивляйся, о чём попросить хочу тебя, - начал тихо Панкрат Лукич, - не подумай, что с ума сошёл. Потерял я всех и фамилия моя пропадёт и род. Возьми себе мою фамилию.
- Это как? – опешил Степан Филимонович.
- В городе, где я жил, - отвечал гость, - У меня есть человек, который все документы сделает. Само собой тебе после этого здесь оставаться нельзя. Как так, фамилию поменял? Деревенские не поймут. Вот и переезжай в мой городской дом – он большой. Понимаю, что переезд и прочее ты не задумывал. Поэтому деньги отдам тебе все, что есть. Да и в городе детишкам лучше будет. Я же, пока жив, буду вам помогать, а помру – дом вам опять же достанется.
Сидел Степан Филимонович и очумело на гостя пялился. Тот посидел ещё немного, велел хорошо всё обдумать, да и удалился.
- Поэтому, Алексей Алексеевич, если брать по той, первой фамилии, мы с тобой действительно однофамильцы – Ткачёвы, - продолжил я, - А вторая фамилия - Синеоков, которая сейчас у меня, вот так мне и досталась по всем документам в наследство. Под ней дед мой войну прошёл до Праги. Дядьки мои её с честью пронесли. Один в КБ у Илюшина работал, второй машинистом был, а отец мой строительству себя посвятил.
Только дед, хотя и пошёл на такую сделку ради того, чтобы детям лучшую жизнь дать, завещал им помнить свою историческую фамилию, а новую чтить, поскольку за себя её нести приходится и за тех, кто нам её вручил.
Вот такое у нас бывает.
