Все мы знаем, что английские длинные луки своими огромными стрелами пробивали навылет рыцаря вместе с конем, причем вдоль. Ну, хорошо, не пробивали, но могли же пробить. Ну хоть немного. Как не пробивали даже кольчугу, надетую на плотный поддоспешник? В смысле, даже с пятидесяти шагов могли только ранить и то не смертельно? Ну, значит, это были неправильные луки!
То ли дело составные луки Востока. Арабские и венгерские лучники наверняка гоняли этих самых рыцарей мокрыми тряпками по полю боя, останавливаясь только для того, чтобы выпить пива или совершить намаз. Ведь всем известно, что составные восточные луки, не чета хилым европейским монотельникам. Знающие люди говорят, что их плечи склеены из лучшего дерева, рогов, сухожилий, а где-то даже и конских копыт. Вот где настоящая сила.
Ну что же, дорогой друг, давай поглядим, насколько эти замечательные, высокотехнологичные луки были лучше английских лонгбоу на поле боя. И помогут нам в этом сегодня арабские военачальники, хронисты и Жан де Жуанвиль. Рыцарь, писатель, крестоносец, хронист и друг короля Людовика IX.
А начать сегодняшнюю историю предлагаю с чуть более внимательного рассмотрения этих самых арабских луков, вернее, с их описания что мы можем найти на страницах "Трактата о лучной стрельбе", написанном в XIV веке. И если отталкиваться от мнения его автора, человека не последнего в военных вопросах, то идеальный лук должен был выглядеть где-то примерно так.
- Луки qisiyy as-sabq (для дальней стрельбы) должны иметь короткие упругие части плечей, длинные жесткие части, и сильный sur'at at-tarjih (обратный выгиб). Накидывают тетиву на них, таким образом, сначала надо выпрямить изгиб жестких частей и dustar каждого плеча (то есть разгибая siyahs из выгнутого положения) и потом надо согнуть одинаково на один угол оба плеча посередине. На каждые 10 ротлей силы лука должно быть использовано по одному дирхаму шелка для тетивы. Шелк должен быть новым, необработанным, крученым, тогда он будет очень прочным. («Arab Archery». Арабский трактат по стрельбе из лука).
И да, это классический восточный лук в том виде, как мы привыкли его видеть. средней длины, с жесткими, выгнутыми вперед плечами. В общем, классика восточного лукостроения. Но сколько силы было в этих луках? Ответ на этот вопрос также есть на страницах трактата.
- Если лук эластичен и имеет силу менее 80 ротлей, стрелы для него должны весить 7 дирхемов, что значит: 6 дирхемов без / приходится на вес дерева, 1 дирхем на наконечник, а / дирхема на клей и перья. Если же лук имеет 80 ротлей, стрелы для него должны весить 10 дирхемов: 8 S дирхемов приходится на древко, полтора дирхема на наконечник, перья и клей. Для исключительно сильных луков свыше сотни ротлей стрела должна весить от 16 до 20 дирхемов и никогда больше, если вы хотите достичь точности и скорости. («Arab Archery». Арабский трактат по стрельбе из лука).
То есть, как ты понимаешь, дорогой друг, луки натяжением выше сотни ротлей, то есть сорока с небольшим килограммов, были уже редкостью и совершенным нестандартном в арабском мире. Даже если брать во внимание, что ротл мог быть не "багдадским", а редко использующимся "шелковым", то все равно получается, что натяжение самых сильных арабских луков редко превышало пятьдесят килограмм. При том, что натяжение английского лонгбоу, напомню, оценивается от семидесяти до ста пятидесяти фунтов, что составляет в среднем плюс-минус те же сорок-шестьдесят килограмм и даже несколько больше.
И это, в общем, не удивительно. Лук - это ведь чисто механическое средство войны. и натяжение его не может быть намного больше того уровня физической силы, что может предложить ему обычный человек. А люди, как-то так получилось, в общем и целом примерно одинаковы, что на Востоке, что на Западе. И это отлично понимали как арабские воины, так и их коллеги из христианской Европы.
- Лучник может определить силу своего лука несколькими способами. Один из способов - это взять свой лук, установить тетиву, взяться за рукоять левой рукой, захватить тетиву указательным, средним и безымянным пальцами правой руки, и растянуть тетиву до локтя левой руки. В этот момент надо убрать безымянный палец и продолжать растяжение, пока лук не будет растянут на всю длину стрелы. Если лучник может удерживать натянутый лук без тряски, дрожания или напряжения, то это будет пределом его растяжения, и лук будет пригоден для прицельной стрельбы. Если, с другой стороны, при выпуске безымянного пальца руки начинают дрожать и трястись, и лучник не в состоянии растянуть тетиву на полную длину стрелы, то лук тяжелее, чем необходимо. («Arab Archery». Арабский трактат по стрельбе из лука).
Ну, с луками мы худо-бедно разобрались. Давайте поглядим, что случалось, когда затянутое в железные кольчуги рыцарство встречалось на поле боя с арабскими стрелками. Благо, что хроник о первых крестовых походах в нашем распоряжении более чем достаточно.
А получалась, откровенно говоря, довольно паршивая история. Вообще, одной из главных причин такого невероятного успеха Первого крестового похода было то, что арабы в самом его начале просто не понимали, как вообще бороться с этой всесокрушающей конной атакой бронированных по самые брови европейских рыцарей. И по этой причине пробовали воевать с ними так, как привыкли.
В отличие от христиан, восточные армии в начале классического Средневековья делали заметно большую ставку на пехоту, особенно пехоту стрелковую. И в этом был смысл. Достаточно дальнобойные луки, позволяли к этому моменту восточным военачальникам сводить стрелков в отряды и использовать их как отдельный род войск на поле боя. И в реалиях арабского Востока такие отряды были довольно эффективны.
Обстрелять атакующую легкую конницу, отогнать конных стрелков, проредить иррегулярную пехоту противника, перестрелять в дуэли коллег лучников. Все эти задачи мусульманские стрелки выполняли более или менее хорошо, и это делало их ценным и важным инструментом войны. Вот только против рыцарской кавалерии это не работало вообще никак.
На протяжении XI-XIII века мы видим великое множество изумлённых, а где-то даже возмущённых цитат в арабских хрониках, описывающих франков, что отказывались умирать даже после нескольких десятков попаданий из луков и арбалетов.
- Один из воинов, преодолевших траншеи, сообщил, что видел некоего человека, франка огромного роста, который в одиночестве стоял на вершине стены. Он при этом собственными силами удерживал мусульман на большом расстоянии; его товарищи, слева и справа от него, передавали ему камни, которые он обрушивал на наших воинов, когда те приближались к укреплению. В этого человека, попало более пятидесяти стрел и камней, но ничто не отвлекло его внимания от его действий. Он продолжал сражаться и отгонять наступающих до тех пор, пока не сгорел заживо от бутыли с нафтой, брошенной в него нашими пиротехниками. (Баха ад-Дин).
Или вот, при осаде Антиохии, например, легкая и стрелковая пехота арабов частыми залпами стрел и дротиков отчистила от пехоты крестоносцев участок стены и, приставив лестницы, попыталась прорваться внутрь. Но на их пути встали три рыцаря, что командовали этим участком обороны. В отличие от своих подчиненных, с бронированием у этих парней было все отлично, поэтому забравшихся на стену арабов, франки встретили, хотя и утыканные стрелами, но без серьезных ранений. Более того, они просто сбросили вниз попытавшихся укрепиться на стене лучников, пользуясь тем, что стрелы практически не пробивали их даже в упор, а нормальной тяжелой пехоты на стену не завезли.
Немногим позже, когда последние оставшиеся на ногах десять дюжин рыцарей под командованием Боэмунда Торентского, выйдя за стены города по мосту, разворачивалась для атаки, арабские полководцы, попытались остановить или хотя бы задержать привычным способом, массированным обстрелом. И это им даже отчасти удалось. Они действительно отсекли от атакующих рыцарей немногочисленную пехоту и легкую кавалерию. Но сто двадцать рыцарей со своими оруженосцами просто переехали сначала стрелков, а потом легкую конницу турецких эмиров. что кинулась на перехват этого железного потока.
- Я видел некоторых (франкских воинов) с торчащими из них от одной до десяти стрел, но, несмотря на это, они продолжали наступать обычным темпом, не покидая рядов. Баха ад-Дин
И вот именно это непонимание, как вообще можно воевать с теми, кто с великолепнейшим презрением игнорирует стрелковую военную традицию арабского Востока, и стала, наверное, той соломинкой, что сломала хребет верблюда. Понятно, что несколько позже, уже во времена Второго и последующего крестовых походов, мусульманские полководцы сделали правильные выводы и встретили гостей с Запада настолько радушно, насколько смогли. Но можно совершенно точно сказать, что во времена первых крестовых походов, схватку христианской кольчуге, надетой поверх плотного стеганого поддоспешника, арабский лук проиграл.
Кстати, очень показательным моментом этого противостояния стала небезызвестная Битва при Дорелее, где разделенная на две части армия крестоносцев столкнулась с войском султана Кылыч - Арслана I. Та ее часть, что вел за собой тот-же самый герцог Тарентский, наткнулась на передовые части арабов, состоящих в основном из конных стрелков и, не имея возможности их даже догнать, несколько часов стояли, сомкнув строй, под ливнем стрел, неся серьезные потери. В пехоте.
При этом, когда вторая часть христианской армии наконец-то подошла, рыцарство под командованием Боэмунда совершенно спокойно поперло в атаку, оставив за собой остатки пехоты, стрелков и легкой конницы, которые в бой идти были уже не способны.
Вообще, непонимание того, как и вокруг чего была построена типичная европейская армия, сыграло с арабами злую шутку. Нанося построенной армии христиан заметные потери стрелами, арабы, не знакомые с концепцией рыцарского феодального ополчения, видели, что солдаты врага падают, и понимали, что вот еще немного, и враг побежит. Просто потому, что невозможно нести такие потери и не бежать. Вот только был один нюанс. Гибла под их залпами обычная пехота, на которую рыцарству, бывшему главной и единственной ударной силой европейской армии, было глубочайше наплевать.
В конце концов, именно для того и существует этот расходник войны, чтобы принимать в себя стрелы и вражеские удары, давая возможность рыцарям бить тогда и туда, куда они посчитают нужным.
Самих же рыцарей вплоть до начала XIV века стрелковый обстрел не очень беспокоил. Да, это было неприятно, да, случалось, что можно было потерять коня еще до атаки, но в целом, как утверждал Жан де Жуанвиль, вся эта история была вполне себе терпимой. В 1250 году от Рождества Христова, он вместе с королём Франции Людовиком IX Святым, столкнулся под Мансурой с египетскими мамелюками и в первой же копейной сшибке утратил вверенный ему щит. Но, как и положено доблестному рыцарю, не впал в уныние.
- Мне подвернулся стеганый гамбезон, ранее принадлежавший некоему сарацину, и я вывернул его порванной стороной к себе и сделал из него щит, оказавший мне большую услугу; так что я был ранен стрелами только в пяти местах, а мой конь — в пятнадцати. («Книга благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика» Жан де Жуанвиль).
Как ты видишь, дорогой друг, даже потеряв главное средство защиты от лучного обстрела и оставшись с накинутой на плечо длинной стеганой курткой поверх кольчуги, благородный рыцарь получил множество попаданий и всего несколько ран от стрел, едва пробивших кольчугу. К слову сказать, Жан, бывший писателем, хронистом и мемуаристом короля Франции, получил за свою жизнь семнадцать ранений, более двадцати раз был сбит с коня и умер в своем замке в возрасте девяноста трех лет. Перед смертью сетуя на то, что последние десять лет не может водить своих рыцарей в атаку лично.
Вот такая вот история, про великолепные восточные луки и обычную кольчугу, которую так-то "даже гвоздем можно пробить" (с). И тут самый проницательный читатель немедленно скажет, -автор, а как же монгольские луки? Вот они-то совершенно точно пробивали рыцарскую кольчугу! Ну что тут сказать, про монгольские луки мы, конечно, тоже поговорим. Но уже в следующий раз. А на сегодня все.