Ольга сидела в машине на пассажирском сиденье и смотрела сквозь запотевшее стекло. Снаружи моросил мелкий дождь, холодные капли стучали по лобовому стеклу. Антон молча положил руку на руль и выглядел так, будто не знал, куда ехать и что делать дальше.
На заднем сиденье лежала папка с результатами третьей попытки ЭКО: в этот раз врачи снова развели руками. Ольга, открывая лист с неутешительным заключением, чувствовала, как её сердце сжимается от боли и бессилия. В груди всё ещё билось упрямое «а вдруг чудо», но документ прямо говорил: «эмбрионы не прижились».
— Мы снова упустили шанс… — наконец прошептала она. Голос звучал глухо, как тонущий колокольчик.
Антон мягко выдохнул и убрал руку с руля, чтобы осторожно коснуться плеча жены:
— Прости, Оля. Мы сделали всё, что могли. Но… врач ведь упоминал суррогатное материнство. Может, нам стоит рассмотреть этот вариант ещё раз?
Ольга провела ладонью по запотевшему стеклу, проведя бессмысленную линию. Она помнила об этом варианте, но внутри всё протестовало — не из-за науки, а из-за страха. Как? Ребёнка будет вынашивать другая женщина? Да, генетически это их малыш, но… «Смогу ли я это принять?» — стучали мысли.
— Если других путей нет, — тихо произнесла Ольга, — то остаётся только это.
Антон коротко кивнул, и в глубине его глаз она увидела смесь решимости и отчаяния. Он всегда мечтал о семье, детях, домике за городом. А теперь ради общего будущего им предстоял рискованный путь.
Серые сумерки окутывали улицу. Антон аккуратно завёл машину и тронулся с места, словно уезжая от очередной неудачи, но в каком-то смысле двигаясь к новой надежде.
Вечером в гостиной Ольги и Антона собрались самые близкие: мать Ольги — Нина Викторовна и сестра Антона — Вероника. Нина Викторовна принесла старые фотоальбомы: «Хотела поднять вам настроение…» Но когда разговор плавно перешёл на суррогатное материнство, настроение у всех стало натянутым.
— Суррогатная мать? — в голосе Нины Викторовны послышалось то ли изумление, то ли осуждение. — Разве это не против… ну, природы?
Ольга заметила, как напряглась шея Антона: он не любил спорить, особенно с тёщей. Вероника слегка поджала губы, словно готовясь встать на защиту брата и Ольги.
— Тётя Нина, это очень непросто, — осторожно начала Вероника. — Но сейчас многие пары так делают. Это шанс иметь генетически родного ребёнка, когда все остальные способы не сработали.
Нина Викторовна тяжело вздохнула и опустила глаза:
— Я понимаю… Просто боюсь, как бы это не стало источником новых бед. Другая женщина будет вынашивать ребёнка… А вдруг она передумает и не отдаст его? Или вы привяжетесь к ней?
Ольга вспыхнула от этих слов: они отражали её самые потаённые страхи. Ей вдруг захотелось крикнуть: «Мама, не добавляй мне тревог!» Но вслух она произнесла лишь:
— В договоре всё прописано. Мы не ищем способ «забрать» чужого ребёнка — это наш эмбрион. Суррогатная мать — это лишь… ну, «колыбель», которая вынашивает его.
Она сказала «всего лишь колыбель», но каждый раз внутри у неё ёкало: «А не превратится ли колыбель в нечто большее? Не станет ли она важнее меня?»
Антон, понимая, насколько тяжел этот разговор, подошёл к жене и осторожно взял её за руку.
— Мама, я всё тщательно изучил. У нас нет другого выхода. Мы должны хотя бы попытаться.
Нина Викторовна не стала устраивать скандалов, только нахмурилась ещё сильнее:
— Ладно… Но вы подумайте. И деньги, и нервы — всё это огромный риск.
Вероника, заметив болезненную гримасу на лице Ольги, тихонько перевела разговор на семейные фотографии, надеясь снизить накал страстей. Но Ольга уже понимала, что её мать отнесётся к суррогатному материнству без особого энтузиазма. Что уж говорить о тех неизвестных переживаниях, которые ждут её саму…
Прошло несколько месяцев. Ольга и Антон подписали договор с агентством, специализирующимся на суррогатном материнстве. В списке кандидатов им понравилась одна женщина — Лидия, двадцати восьми лет. У неё уже была семилетняя дочь, а в анкете значилось: «Здорова, без вредных привычек, прошла все медосмотры».
Ольга волновалась перед встречей, как на экзамене. Они пришли в уютное кафе. Лидия ждала их за столиком: худощавая, с прямыми тёмными волосами, в бежевой водолазке. Она нервно теребила салфетку.
— Здравствуйте, — сказала она с осторожной улыбкой. — Вы Ольга и Антон, да? Очень рада знакомству…
Ольга почувствовала странный укол в груди: «А рада ли я?» Вроде бы да, но мысли путались. «Эта женщина может стать “домом” для моего ребёнка», — билась мысль в голове. Она старалась улыбнуться:
— Здравствуйте, Лидия. Мы… долго обдумывали этот шаг.
Лидия тоже смутилась и призналась, что согласилась на суррогатное материнство, чтобы накопить денег на жильё и учёбу для своей дочери. Эту фразу она произнесла чуть дрожащим голосом, и Ольга вдруг поймала себя на неожиданном сочувствии к ней: «Она идёт на это ради лучшего будущего для своей семьи. И при этом даёт шанс на жизнь нашей…»
Антон подвинул Лидии договор, обсуждал юридические детали, оплату, всевозможные пункты. Ольга молчала, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Шум кафе, люди вокруг, звон посуды — всё звучало как будто из-под воды. А перед глазами — Лидия и Антон, говорящие о том, как и когда они будут встречаться для сдачи анализов, сколько раз в месяц Лидия сможет приезжать. А Ольга? «Я буду сторонним наблюдателем?» — кольнуло внутри.
Вскоре они всё подписали и разошлись, договорившись, что в ближайшие дни проведут процедуру переноса эмбриона (из клеток Антона и Ольги). На прощание Лидия тихо сказала:
— Надеюсь, у нас всё получится. Я понимаю, насколько это важно для вас.
Ольга кивнула, чувствуя, как к горлу подступает комок. Она даже не знала, что ответить.
Через шесть недель после подсадки эмбриона Лидия сообщила радостную новость: тесты подтвердили беременность. Антон и Ольга приехали к ней с букетом тюльпанов, от волнения чуть не забыв дома сумку с фруктами и витаминами.
— Поздравляю… вас, — робко улыбнулась Лидия, её губы дрожали. — Точнее, нас всех…
Ольга мельком заметила, как Антон смотрит на живот Лидии, пусть ещё почти незаметный, но уже наш ребёнок находится там. Снова болезненно кольнуло в груди. Она попыталась улыбнуться, но на душе было тяжело: «Почему это не я? Почему мой ребёнок “живёт” внутри другой женщины?»
Время шло. Нина Викторовна продолжала звонить дочери, каждый раз спрашивая: «Ну как? Не жалеешь? А вдруг та женщина…» Ольга злилась на маму, но понимала, что и сама мучается подобными мыслями.
Во втором триместре беременности живот Лидии стал заметен, и врачи рекомендовали ей больше отдыхать. Антон, беспокоясь о ней, предложил помощь с транспортом, покупал полезные продукты, чтобы поддержать её правильное питание. Ольга наблюдала за тем, как он загружает в багажник машины пакеты с йогуртами, мясом, свежими фруктами… И однажды вечером сорвалась:
— Похоже, у тебя в голове только Лидия! — бросила она Антону, когда он вернулся усталый, но воодушевлённый. — Покупаешь ей всё подряд, носишься с ней… Забыл, что у тебя дома жена?
Антон внимательно посмотрел на неё:
— Оля, ну как ты не понимаешь? Я делаю это ради ребёнка, а не ради неё самой.
— А для меня кто сделает?! — вскрикнула она. — Это я хотела носить под сердцем нашу дочь или сына, а теперь лишь смотрю, как другая женщина живёт тем, что принадлежало мне…
Антон запнулся, открыл рот, желая сказать, что любит только её, но понял: Ольге сейчас нужны не слова. Она разрыдалась, закрыв лицо ладонями. Антон попытался обнять её, но она вывернулась и укрылась одеялом. До утра она пролежала почти без сна, слушая, как капли дождя бьют по стеклу. Чувство утраты и ревности жгло её сердце.
На пятом месяце врач предложил Лидии лечь в больницу на пару дней для наблюдения: у неё повысился тонус матки, и существовал риск преждевременных схваток. Ольга и Антон примчались в клинику, волнуясь, как будто сами ждали родов.
— Я полежу здесь под капельницами, — объясняла Лидия, бледно улыбаясь. — Всё стабилизируется…
Сидя вместе в палате, Ольга впервые обратила внимание на фотографии в телефоне Лидии — там была улыбающаяся девочка лет семи. «Это её дочка Соня», — вспомнила Ольга. На мгновение ей стало стыдно за все те негативные мысли, которые она вынашивала по отношению к Лидии.
— Как Соня? — неожиданно спросила Ольга, стараясь скрыть неловкость.
— Живёт с моей мамой, — тихо ответила Лидия. — Я решила на время переехать поближе к городу, чтобы быть под наблюдением врачей. Мы с Сонькой видимся по выходным… Она, конечно, не знает подробностей. Только то, что «мама помогает другим людям».
Ольга вдруг представила: «А что, если бы я была на месте Лидии? Смогла бы я отдать кому-то своего ребёнка, пусть даже генетически чужого?» Она горько улыбнулась: «Я и себе-то не могу…»
В этот момент Лидия глубоко вздохнула, будто собиралась с духом:
— Вы… вы не бойтесь, я выполню всё, что обещала. Просто иногда я сама боюсь привязаться. Утром я чувствую первые слабые шевеления малыша и ловлю себя на том, что улыбаюсь… а потом говорю себе: «Стоп, это же не твой ребёнок». Это странное чувство.
У Ольги сжалось сердце. Она никогда не думала, что Лидии тоже может быть больно. Ей виделось только одно: «другая женщина», вторгшаяся в её судьбу. Но сейчас, глядя на едва заметную дрожь в пальцах Лидии, она осознала, что та тоже жертвует нормальной жизнью, идёт на серьёзный риск… и это тяжело эмоционально.
— Прости, — прошептала Ольга, чувствуя, как наворачиваются слёзы. — Я была очень несправедлива.
Лидия приподняла брови:
— Всё в порядке. Я понимаю, как это непросто для вас.
В дверях появился Антон с врачом, и разговор прервался. Но Ольга уже почувствовала, что её отношение к Лидии меняется: из «соперницы» она превращается в «напарницу» в этом странном деле, где у каждой своя боль.
На седьмом месяце беременности у Лидии случился сильный скачок давления; врачи обеспокоенно говорили о возможной преэклампсии. Антон, измученный страхом за здоровье ребёнка, не отходил от больничной палаты, организовывал всё необходимое, оплачивал лекарства. Ольга чувствовала комок в горле: ещё недавно она упрекала мужа за заботу о Лидии, а теперь сама не находила себе места.
Однажды вечером Ольга задержалась у палаты, прислушиваясь к приглушённым голосам: Лидия разговаривала с медсестрой. Из обрывков фраз она уловила:
— …да, мне самой страшно… лишь бы не навредить девочке…
«Девочка?» — сердце Ольги дрогнуло: значит, у них будет дочь. Тёплая волна нежности разлилась внутри, сменившись страхом: «Только бы всё обошлось…»
Ночью у Лидии снова поднялось давление, и врачи готовили её к срочному вмешательству, если состояние ухудшится. Антон метался по коридору, бледный, стиснув зубы. Ольга подошла к нему и увидела, как по его щеке скатилась одинокая слеза.
— Оля, я не хочу потерять ни ребёнка, ни… — он не договорил, но в его глазах читалось: «И Лидия мне тоже не чужая».
Ольга крепко обняла мужа за плечи, чувствуя, как он содрогается. И вдруг поняла, что не злится, не ревнует — она тоже не хочет, чтобы Лидия страдала. «Мы втроём связаны жизнью этого крошечного существа», — пронеслось в голове.
К счастью, утром состояние Лидии удалось стабилизировать. Врач посоветовал ей находиться под постоянным наблюдением. «Вероятно, нужно постараться дотянуть до восьмого месяца, хотя бы до 36-й недели», — объяснил он.
Ольга решительно заявила:
— Мы будем рядом, чем сможем поможем.
Лидия тихо улыбнулась, а в её взгляде Ольга прочла благодарность и усталость.
На 35-й неделе, когда до желанного «минимально безопасного срока» оставалась ещё неделя, у Лидии внезапно начались схватки. Снова экстренный звонок Антону и Ольге: «Приезжайте, её везут в операционную, возможно, придётся делать кесарево».
Они мчались по ночной дороге, а за окном в тумане мигали бесконечные фонари. Страх за жизнь дочери сжимал сердце Ольги. Антон даже не пытался скрыть слёзы: «Господи, только бы спасти ребёнка и Лидию…»
В роддоме их не пустили в операционную, оставили в коридоре. Время тянулось мучительно долго, пока наконец врач не вышел, сняв маску, и не сообщил:
— Поздравляю, у вас девочка. Недоношенная, но по весу и показателям всё в порядке. Суррогатная мать тоже в порядке, реабилитация займёт время.
У Ольги отнялся язык, она лишь смотрела на врача и чувствовала, как душу наполняет свет. Антон обнял её: «Получилось…» Они оба разрыдались от счастья, не стесняясь медсестёр.
Дочку положили в детский бокс на несколько дней, чтобы она окрепла. Ольга, едва увидев её в прозрачном кувезе, ощутила взрыв чувств в груди: это её девочка, которую она не вынашивала под сердцем, но ждала всю жизнь.
На третий день Лидия уже могла ходить и попросила Ольгу зайти. Лидия выглядела измождённой, но глаза её были ясными.
— Я слышала, девочка в порядке, да? — спросила она с улыбкой.
— Да, — Ольга прикусила губу, чувствуя, как к глазам снова подступают слёзы. — Спасибо тебе… Я не знаю, как… как тебя отблагодарить.
Лидия на миг сжала свою подушку, будто ища опору:
— Всё в порядке. Я выполнила своё обещание. Хотя… перед операцией я сильно боялась…
Ольга подошла ближе, в груди щемило от благодарности и боли. Вспомнив все те моменты ревности и обид, она тихо проговорила:
— Я понимаю. И… прости меня, если что-то было не так. Я была слишком сосредоточена на своей боли и не думала, что тебе тоже тяжело.
Лидия покачала головой, молча сдерживая слёзы. В конце концов она вымолвила:
— Главное, чтобы девочка была здорова. Ей там, с вами, будет хорошо.
На мгновение Ольге показалось, что Лидия сейчас заплачет и скажет: «Я не смогу расстаться». Но та лишь закрыла глаза и повторила: «Я рада, что малышку спасли». Казалось, что Лидия уже приняла решение много месяцев назад, и теперь ей оставалось лишь пережить неизбежную боль расставания.
Ольга и Антон назвали девочку Мариной. Когда её достали из инкубатора, родители с замиранием сердца взяли малышку на руки. Нина Викторовна, впервые увидев внучку, чуть не расплакалась, приговаривая: «Какое чудо!» Теперь она избегала прежних резких слов о «неестественности», ведь перед ней лежала живая плоть и кровь их семьи.
Вероника принесла огромный букет и шутила, что теперь у неё есть хоть какая-то племянница. Все суетились вокруг молодой семьи, в которой формально никто не оспаривал роль матери: Ольга была биологической родительницей, а юридические нюансы агентство помогло решить вовремя.
Лидия провела пару недель в реабилитационном центре, а затем вернулась к своей дочке Соне. Ольга предлагала «поддерживать связь», хотя бы изредка, чтобы Лидия знала, что всё хорошо. И Лидия согласилась, но очень осторожно, попросив «не слишком часто» — она хотела оставить это в прошлом и двигаться дальше. В её душе наверняка останется рана, но она считала, что поступила правильно.
Теперь, когда Ольга сидела дома, укачивая крошечную Марину, она каждый раз чувствовала, как по щекам текут слёзы: «Вот оно, счастье». Ни следа прежней ревности, лишь тёплое чувство, что эта малышка — её родная дочь. Да, она не ощущала собственных шевелений в животе, не терпела токсикоза и спазмов, но прошла через другую, не менее тяжёлую боль — ожидание, беспокойство, обиду и ревность. И теперь всё это растворялось в первых приоткрытых глазках Марины, в тихом посапывании её крошечного носика.
Антон, глядя на жену, понимал, через что им пришлось пройти, чтобы обрести это маленькое сердечко. Он обнял Ольгу и еле слышно сказал:
— Прости, что не всегда понимал тебя. Но теперь у нас есть Марина. И мы будем любить её всем сердцем, да?
— Да, — выдохнула Ольга, прижимая дочку к груди. Глубокое осознание ценности родительства объединило их в этом тихом моменте.
Где-то за окном снова шёл дождь, стуча по подоконнику. Но теперь он не казался холодным и безнадёжным, а звучал как убаюкивающая колыбельная для их долгожданной семьи.
ПРИСОЕДИНЯЙСЯ НА НАШ ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.
Понравился вам рассказ? Тогда поставьте лайк и подпишитесь на наш канал, чтобы не пропустить новые интересные истории из жизни.
