С эпохой НЭПа, которая длилась совсем недолго, менее 10 лет, также связано много мифов и заблуждений. Самый главный из них, что НЭП был самым лучшим временем, светлым лучом в темном царстве СССР, последней надеждой. Однако, если подробно рассматривать это непростое время, то окажется, что никакой стабильности НЭП внести не смог и свернули его, потому что иного выхода не было. Более того, по оценкам многих экономистов и историков НЭП практически ничего не дал тяжелой промышленности. Благодаря ему развивалась только мелкая кустарная промышленность, производящая товары народного потребления, имевшие высокий спрос среди крестьян. К 30-м годам Советское правительство встало перед выбором: либо начать ускоренную индустриализацию с помощью, испытанной в Гражданскую войну, диктатуры, либо полностью отказаться от социалистического эксперимента и продолжить демократизацию страны и власти, сохраняя и укрепляя капиталистическую систему. Очевидно, что принятая большевиками идеология не позволяла отказаться от коммунистических грез, иначе вся предыдущая кровавая борьба за власть оказывалась бы бессмысленной, за что же тогда боролись? Но не только поэтому выбор пал на продолжение строительства социализма. Для обоснования причин стоит более подробно рассмотреть весь ход становления НЭПа.
В первую очередь заметим, что НЭП сопровождался частыми экономическими кризисами. Фактически каждый год, начиная с 1921 года происходил какой-нибудь кризис – продовольственный (или как его тогда называли «заготовительный»), финансовый, товарный. Само расширение НЭПа было связано с разразившимся голодом, вызванным разрухой, продразверсткой и низким урожаем из-за засухи. Прежде всего, было необходимо нормализовать хозяйственное взаимодействие города и села. Для того, чтобы крестьяне начали продавать хлеб, продразверстка была заменена продналогом, который был в 2 раза ниже и определялся процентным отчислением продуктов в зависимости от едоков в семье, наличия скота и количества полученного урожая. Размер налога устанавливался до сева и различался для семей с разным доходом: для малоимущих крестьян он занижался, а в особых случаях отменялся вообще. [559]
В следующем 1922 году капиталистические меры оживления экономики были расширены еще больше, понадобилось введение рынка и признание товарно-денежных отношений с постепенным наращиванием их оборотов. Натуральный налог был унифицирован: вместо 14-18 видов налогов, вводился единый натуральный налог, выраженный в условной единице - пуде ржи, а в 1924 г. его заменили единым денежным налогом. [559]
В мае 1922 г. был принят «Основной закон о трудовом землепользовании», решительно изменявший действовавшее до тех пор земельное право, возвращавший многие пункты столыпинской аграрной реформы. Отныне крестьяне могли пользоваться своей землей как угодно: оставаться в составе общины (сельского общества), выделиться на отруб, уйти на хутор, объединится в артель или коммуну. Основная часть (около 60%) по-прежнему сохраняла верность традиционному, общинному землепользованию, часть шла по пути создания единоличных хозяйств, часть – организовывала сельхозартели или товарищества по совместной обработке земли (далее ТОЗы), реже коммуны. [388]
В итоге к 1923 году в России впервые в мире сложилась смешанная экономическая система, где ключевые виды экономики полностью контролировались государством (тяжелая промышленность, транспортная система, банковская система и т.д.), а частный капитал обосновался в розничной и оптовой торговле на мелких предприятиях так называемых нэпманов, или частных торговцев. При этом их позиции с каждым годом приобретали все больший вес. Главным источником капиталистических отношений стали мелкие крестьянские хозяйства, которых к тому времени насчитывалось более 25 млн. Крестьяне стали заниматься не только сельским хозяйством, но и мелкой кустарной промышленностью. [559]
Однако не все шло гладко, несмотря на общую стабилизацию в стране, в 1923 году неожиданно начал обостряться экономический кризис. Фабрики и заводы производили нужные для деревни товары, но реализовать их не могли, т.к. товары продавались по слишком высокой для обедневших за время Гражданской войны крестьян стоимости. Это явление Троцкий назвал «ножницами цен». Причины были и в отстающей в развитии промышленности, еще не восстановленной после разрухи, и в политике власти, которая намеренно завышала цены на промтовары, надеясь, что крестьяне будут вынуждены отдавать больше продовольствия. Но крестьяне просто перестали покупать нужные в хозяйстве товары, ожидая более благоприятных условий. Бороться с крестьянами, которых в стране было 80% от всего населения было опасно и бессмысленно, поэтому власть сразу же пошла на уступки, снизив цены на городские товары. Государственным предприятиям строго предписывалось сдерживать темпы промышленного развития и добиваться снижения промышленных цен путем уменьшения себестоимости производства за счет повышения его эффективности в условиях хозрасчета. [559]
Отметим, что НЭП в целом положительно повлиял на Советскую экономику, уже к середине 20-х годов, разруха была преодолена. По данным Госплана товарная часть продукции сельского хозяйства возросла с 1209 млн. руб. в 1923/1924 г. до 1675 млн. руб. в 1925/1926 г. и до 1932 млн. руб. в 1926/1927 г., что свидетельствовало о расширении емкости рынка. Наряду с ростом внутреннего сельского рынка под влиянием восстановления промышленности и торговли, роста заработной платы рабочих и общего роста доходов городского населения с такой же быстротой восстанавливался внутренний городской рынок. По подсчетам Госплана, доходы неземледельческого населения выросли с 4340 млн. червонных руб. в 1923/1924 г. до 8834 млн. руб. в 1926/1927 г. Совокупный доход Союза возрос с 11718 млн. червонных руб. в 1923/1924 г. до 15456 млн. руб. в 1924/1925 г. и до 21779 млн. руб. в 1926/1927г. и достиг в последнем году 77,5% довоенного уровня. [560]
Однако экономическая политика Советской власти в этот период имела свои существенные недостатки. В первую очередь реформы не имели долгосрочной перспективы, все делалось наскоком, в срочном порядке. Во власти явно ощущался недостаток грамотных экономистов, которые оказались в числе лишенцев и врагов народа. Как заключил историк Яхутль Ю.А. «Экономика переходного периода требовала более длительных и детальных проработок, а не революционных наскоков. Военные методы руководства дают кратковременные положительные результаты, бесперспективные в долгосрочном планировании. Невозможно проводить реформы, в стране заранее деля население на союзников и врагов и, тем самым, исключая часть населения из производственного цикла» [цитата по 561].
Особенно много ошибок было допущено в аграрной политике. Никаких дальновидных планов не существовало, решались только повседневные трудности. А.И. Рыков говорил: «Когда я слушал доклад о крестьянстве и прения по докладу (на XIII съезде), то мне было совершенно ясно, что мы к крестьянскому вопросу, к крестьянству, к деревне вплотную еще не подошли... У нас нет точного представления, каково положение крестьянства... Мы не знаем отношений различных групп крестьянства друг к другу, вопросы расслоения крестьянства, изменения его быта, все это только впервые нащупывается» [цитата по 562].
Взаимоотношение большевистской власти с деревней за мирные годы так и не было налажено. В существовании мелкокрестьянского хозяйства партия большевиков видела угрозу потенциальной капиталистической реставрации, поскольку мелкобуржуазная стихия представлялась им главной опасностью социализма и, следовательно, Советской власти. Исходя из этого, НЭП в деревне, как отмечает историк Н. Рогалина, вводился «с запозданием, фрагментарно, без твердых правовых гарантий, а это значило, что уже на старте на него была накинута удавка» [цитата по 563].
Ощутимую поддержку на селе традиционно получали только беднейшие слои населения, но это привело к тому, что возникло множество мелких хозяйств, которые не были настроены на торговлю продовольствием. Крестьяне стали тратить до 85% произведенной продукции для собственного потребления. Кулацкие хозяйства, которые были основной экономической единицей в сельском хозяйстве (именно они были настроены на товарное производство), численно уступали всем остальным социальным слоям деревни. То же можно было сказать и об образцовых совхозах, которые не могли заметно изменить обстановку к лучшему. В абсолютных цифрах зажиточное население деревни насчитывало до 1 млн семей. Поэтому производительность в сельском хозяйстве резко упала в 2 раза [564]. В итоге социализация земли оказалась невыгодна самому государству, т.к. страна, удовлетворив внутренний спрос бедноты на ресурсы, сама не могла воспользоваться полученным урожаем. Такое положение существенно тормозило развитие всей торговли и промышленности. Все старания власти заставить крестьян добровольно сдать излишки хлеба государству оказывались малоэффективными.
В свою очередь непонимание деревни вызывало и недовольство крестьян, хорошо помнивших продовольственную диктатуру в годы Гражданской войны. Протест проявлялся в различных формах: от неучастия в выборах в сельские Советы, отказе продавать хлеб по низким ценам до требований создания крестьянского союза. Наивысшего накала такое положение достигло в 1924 году, когда повсеместно на селе возникали политические убийства, волнения среди призывников, распространение бандитизма. «Крестьяне отмечали лучшее материальное положение рабочих, их высокую зарплату по сравнению с доходом крестьянина, 8-часовой рабочий день, социальное страхование, доступ к медицинской помощи, к школьному обучению, использование рабочими культурных благ города» [цитата по 565]. Если в 1920 – 1921 гг. крестьяне боролись за свободное распоряжение излишками своей продукции, то в 1924 – 1925 гг. ими выражалась потребность в полном развитии производительных сил своих хозяйств, в свободном выборе формы хозяйствования, в праве открыто накапливать доход. По сути все требования сводились к ослаблению государственного контроля: к прекращению политической опеки деревни, проведению свободных выборов в Советы, широкому развитию крестьянской общественности.
Сложившаяся тревожная обстановка на селе была оценена властью как опасная. Без деревни, без 80% граждан, большевики обойтись, конечно не могли. Русская деревня была единственным источником продовольствия, снабжения армии и пролетариата, сырья для производства товаров народного потребления и экспортного зерна (нефть тогда еще не являлась стратегическим природным ресурсом). Все что мог предложить СССР другим странам в эти годы – это хлеб. А за вырученные с продажи зерна деньги закупались станки и технологии для развития отечественной промышленности.
В следующем 1925 году был взят курс на сближение интересов власти и деревни, который назвали «лицом к деревне». Главная задача состояла в успокоении крестьян, снижении недовольства. Стабилизация ситуации в деревне пошла по трем направлениям: «оживление» сельских Советов, восстановление законности и правопорядка, укрепление деревенских ячеек РКП(б). Меньшевик Н. Валентинов, участник тех событий, писал: «Первые месяцы 1925 г. (...) были, можно сказать расширением и углублением НЭПа. За самое короткое время деревня получила ряд больших льгот: уменьшен бьющий ее сельскохозяйственный налог; хозяйственным (кулацким) элементам деревни дано право прибегать к аренде земли, и к найму рабочей силы; постановлено не относить к тем же кулацким элементам ряд кустарей деревни; строжайше предписано устранить все существующие препятствия к крестьянской торговле на базарах» [цитата по 566]. Тогда же началась широкая поддержка самых разнообразных форм кооперации: торговой, кредитной, сельскохозяйственной, где могли равноправно участвовать все: крестьяне и ремесленники, вне зависимости от их достатка. Бухариным был выдвинут лозунг «Обогащайтесь». Роль кооперативного движения на селе уподоблялась роли профсоюзов среди рабочих.
Наибольшее распространение получили ТОЗы, в которых, как в классических кооперативах обобществлялся только труд, а скот, инвентарь, земля продолжали принадлежать кооператору-крестьянину. В период полевых работ член ТОЗа обязан был предоставить для совместного использования свой инвентарь, сельскохозяйственные машины, рабочий скот и другое имущество – об этом крестьяне между собой договаривались заранее. Каждый член ТОЗа в конце хозяйственного года получал свою долю дохода (пай). Такой вид хозяйствования был схож со Столыпинскими кооперативами, традиционными крестьянскими артелями и помочами, и вполне согласовывался с привычным укладом жизни, в отличие от коммун и колхозов, где обобществлялось все имущество. В итоге долгожданный полноценный НЭП в деревню пришел только 1925 году. [559]
В том же году Сталин писал, что крестьянство является союзником Советской власти (правда всего лишь четвертым после пролетариата, угнетенных народов развивающихся стран и конфликтов между капиталистическими державами): «Союзник этот, вы сами знаете, не очень крепкий, крестьянство не такой надёжный союзник, как пролетариат капиталистически развитых стран. Но он всё же союзник, и из всех наличных союзников он - единственный, который нам оказывает и может оказать прямую помощь теперь же, получая в обмен за это нашу помощь» [цитата по 567].
Надо сказать, что принятые меры оказали свое положительное действие, главная цель была достигнута – антиправительственные выступления значительно снизились. Во многом это было связано с тем, что в целом потрепанное войной и революцией крестьянство было лояльно к Советской власти. Деревенский мир был еще замкнутой системой, ориентированный на себя и свои проблемы. Политическую и социальную активность крестьяне проявляли только, когда затрагивались их внутрикрестьянские интересы. Поэтому ослабление государственного контроля над жизнью деревни было достаточным условием для снижения напряженности. Однако это не решало глобальную проблему – налаживание стабильного продовольственного снабжения страны.
Продолжение следует.
С предыдущими разделами книги можно ознакомиться в подборке.