– Ты не мама. Мама бросила меня. И ты бросишь! – кричала Катюша, а из её небесно-голубых глаз лились слёзы.
И я её бросила.
От редакции: Это просто душераздирающая история нашей подписчицы! Не нужно обвинять её. Просто она излила душу. Ей и так очень больно.
Я сидела в длинном, стерильном коридоре дома малютки, в воздухе висел запах хлорки и вареной капусты, от которого становилось тошно. Шум детских голосов, смех и топот маленьких ног, смешиваясь и отдавались эхом от стен. Мне было тесно в этом длинном пальто, которое уже стало слишком узким за эту зиму, и я нервно крутила в руках шарф, пока не оставила его в покое, не зная, как себя вести.
Подошла воспитательница, с блокнотом в руках, на лице тусклая улыбка, без малейшего тепла.
— Надюша сейчас спит. Можете взглянуть на других, если хотите.
Я кивнула, но взгляд мой был уже прикован к девочке, сидящей в углу. Худенькая, с маленькими плечиками, в платье, которое на ней висело, как старая занавеска. Она смотрела в одну точку своими невероятно голубыми глазами, в которых, казалось, не было ничего живого, только пустота и боль. Она была так одинока.
— Катюша, пойдем завтракать, — сказала воспитательница, и девочка медленно встала, но выражение на её лице не изменилось. Она подошла к воспитательнице и так же, как и раньше, не выглядела живой.
Я смотрела на неё. И в этот момент поняла, что она будет моей. Это было не решение, а признание. Несмотря на всю боль, страх и слова, что в доме малютки говорили про безвыходность — вот она, моя Катюша. Моя дочь. Не важно, что думают все остальные, она будет моей.
В кухне моей квартиры царил полумрак. На столе остыл чай, рядом лежала стопка документов. Мама ходила взад-вперёд, злобно заламывая руки, как будто не могла ни на чем сосредоточиться, а папа молча сидел, тупо глядя в точку, его лицо было жестким, как камень. В голове шумело, как на вокзале, не давая сосредоточиться.
— Леночка, ты ведь одна! — мама резко обернулась ко мне, и в её глазах было что-то дикое, что заставило меня чувствовать себя виноватой, несмотря на принятое решение. — Как ты справишься? Это не котёнка с улицы взять!
— Она права, — мой отец оторвался от стола, смотрел на меня, не выказывая ничего, кроме беспокойства. — Подумай. У тебя вся жизнь впереди. У тебя будет семья, дети... Своих родишь.
— Она будет моей дочерью, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. Не знаю, как мне удалось сдержать слёзы, когда я смотрела на них. Как могла моя мама и отец так не понимать? В их глазах был страх, что я потеряю свою жизнь. Но я не могла оставить Катюшу.
Тишина. Мама опустилась на стул, как будто силы оставили её. Папа вздохнул, тихо, глухо, а я чувствовала, как мое сердце тяжелеет. Я смотрела в окно, где падал снег, как будто весь мир замер в ожидании моего решения. Я приняла его. И теперь уже не могла отступить. Моя Катюша, моя дочь. Но всё оказалось далеко не просто.
Первая ночь вместе была сложной. Я сидела у её кроватки, она лежала, отвернувшись, но глаза её не закрывались. Они были устремлены в пустоту, в какой-то далекий, никем не видимый мир. Я не могла понять, о чём она думает, но ощущала, как её душа была где-то очень далеко, и мне никак не удавалось её понять.
— Всё будет хорошо, — шептала я, осторожно касаясь её плеча. Она не реагировала, только чуть сильнее сжимала кулачки. Мне хотелось её прижать, заплакать от того, как она была маленькой и одинокой.
В комнате стоял мягкий свет от ночной лампы, пахло ванилью и молоком. Я принесла ей игрушечного медвежонка, но она не обратила на него внимания. Он лежал на полу, забыт. Я накрыла её тёплым пледом и села рядом. Я продолжала тихо шептать, пытаясь дать ей хоть чуточку тепла, но чувствовала, как сама опустошалась, как пустота в её глазах заполняла мою душу.
Я сидела до утра. И, наверное, в этот момент я поняла, что любовь — это не просто слова, это тысячи бессонных ночей и неотвеченных взглядов.
Через пару недель что-то сломалось. Я стояла среди осколков фарфоровой чашки, разбитой на полу. Моя Катюша стояла рядом, её взгляд был таким же пустым, как всегда. Она просто смотрела. Словно ничего не произошло.
— Почему? — я спрашивала, но слова мои терялись в воздухе. — Ты разбила её? Зачем?
– Ты не моя мама. Мама бросила меня. И ты бросишь! – закричала Катюша, а из её небесно-голубых глаз полились слёзы.
Я опустилась на колени, собирая осколки. В горле стоял ком. Это была просто чашка. Но почему так больно? Почему не могла я понять, что происходило с моей девочкой? В её глазах не было ни капли сожаления. Я ничего не могла сделать.
— Это всего лишь чашка… Почему мне так больно?
Катюша стояла рядом. Её глаза не выражали ничего, кроме той пустоты, которая заполнила её душу, и я решила обратиться за помощью.
У психолога я чувствовала себя как в клетке. Я не знала, что делать, как справиться с тем, что происходило. Катюша становилась всё более чужой, всё более холодной.
— Она не смотрит на меня, не отвечает, — сказала я, сжимая платок в руках. — Я не знаю, как до неё достучаться.
Психолог внимательно смотрела на меня, её взгляд был полон понимания.
— У детей из детских домов часто бывают проблемы с привязанностью, — сказала она. — Потеря семьи — это тяжелейшая травма, даже если они этого не помнят. Это остаётся в душе.
— Но она такая маленькая! — воскликнула я. — Она не может помнить!
— Но её тело помнит, — сказала психолог. — И ей нужно время, много времени и вашей любви.
Я кивала, но внутри оставалась пустота. Сил не было. Я не знала, хватит ли мне этого времени, чтобы быть ей матерью. Чтобы её сердце открылось мне.
Дальше моя жизнь с Катюшей становилась всё более сложной. Она сломала ещё одну игрушку. И я не понимала, зачем. Почему она разрушала всё вокруг, когда я пыталась подарить ей радость?
— Зачем ты всё портишь? — спрашивала я, чувствуя, как боль пронизывает меня.
Катюша молчала, сжимая губы. Её глаза не выражали ничего. Я садилась рядом и пыталась понять. Почему она не могла мне довериться? Почему я не могла её понять?
Я чувствовала, как она уходит от меня, как я теряю её, а она остаётся все дальше и дальше, закрываясь от меня.
Однажды я обнаружила, что кошелёк, который я оставляла на столе, был пуст. Вся моя зарплата исчезла.
— Катюша, где деньги? — спросила я, сдерживая слёзы. — Почему ты так со мной?
Она молчала, даже не обернувшись.
— Ты всё равно уйдёшь. Все уходят, — тихо сказала она.
И в эти слова я почувствовала всю тяжесть. Я поняла, что она уже не верит. Не верит, что я останусь. «Все уходят» — её слова пульсировали в мозге. И я сдалась. Мне было очень сложно, я пыталась справиться одна.
Нет, я сейчас не оправдываюсь, я… я не знаю… я тогда просто устала от безысходности.
Я стояла перед дверями дома малютки, держала Катюшу за руку. Её ладошка была холодной, безжизненной.
— Это правильно, — шептала я. — Мы оба нуждаемся в этом. Это не конец, это другая дорога.
Она не говорила ничего. Молча, с пустым взглядом, она вошла со мной в здание детдома. Я подписала бумаги. Время остановилось.
Я смотрела, как Катюша уходит. Она больше не обернулась.
Я осталась у окна, не в силах двигаться. Понимала, что не могу её удержать. Я потеряла её.
В осеннем парке я сидела на мокрой скамейке. Было тихо, как всегда. Где-то вдали слышался детский смех. Я зажмурилась, стараясь скрыть слёзы, но они не прекращались. Я не знаю, что я чувствовала. Боль? Нет, не совсем. Это была пустота, которая глубже, чем боль. Катюша не повернулась ко мне, а я... я... я сдала её как вещь.
Сейчас я жалею. Время ушло. Я осталась одна, так и не выйдя замуж. Мой дом пуст. До сих пор я думаю, а ведь всё могло было быть иначе, но прошлого не вернуть…
Мы публикуем такие рассказы, сохраняя анонимность и изменяя имена. Открыть сердце — это первый шаг на пути к исцелению. Мы ждем ваши письма: happy-woman-group@yandex.ru
