Предпосылки будущих генеральских столкновений обозначились еще перед войной, когда развернулась «битва мозгов» между двумя противоборствующими сторонами. В России, как и во Франции, в 1810—1812 гг. шла интенсивная подготовка к войне, и в тиши кабинетов разрабатывались стратегия и тактика будущих кампаний. Можно сказать, что военное руководство в России во главе с Александром I проявило тогда концептуальную проницательность и нашло обобщающую идею. Главное — смогли выработать правильный стратегический курс, учитывая прошлые столкновения с Францией. В этот процесс оказалась втянутой лишь часть русского высшего генералитета и штабная молодежь. В их число входили: М.Б. Барклай де Толли, И.Б. Барклай де Толли, П.И. Багратион, Л.Л. Беннигсен, П.М. Волконский, К.Ф. Толь, К. Пфуль, Е.Ф. Канкрин, Александр и Евгений Вюртембергские, Л.И. Вольцоген, Ф.Ф. Довре, Г.М. Армфельдт, Ф.П. Уваров, Ф.В. Дризен, И.И. Дибич, П.В. Чичагов, а также большое количество иностранцев.
Александр I
В адрес русского командования поступило почти 40 планов достижения побед над доселе непобедимым Наполеоном. Большинство составителей проектов, если не брать в расчет детали, исходили из необходимости отступления в первый период войны. Меньшинство, но среди них такие значимые фигуры, как П.И. Багратион, Александр Вюртембергский и Л.Л. Беннигсен, предлагало наступательные действия на чужой территории. Таким образом, уже перед войной выкристаллизовались два подхода к проблеме, между представителями этих двух доминирующих точек зрения развернулась борьба. Да и сама процедура утверждения планов предполагала столкновение составителей. Затрагивались нешуточные вопросы, на кону стояло само существование России как независимого государства.
Л.Л. Беннигсен
Комплекс предвоенных проектов послужил источником, из которого черпал мысли М.Б. Барклай де Толли, на него император возложил основное бремя обязанностей по подготовке к войне. Несмотря на некоторые колебания в выборе пути и средств (из-под пера Барклая выходили и проекты превентивных наступательных ействий), было принято твердое решение об отступлении в начале войны. Главная стратегическая идея — необходимость отступления — тогда витала в воздухе, кроме того, она поддерживалась данными разведки о численном превосходстве французских сил.
М.Б. Барклай де Толли
Барклай как военный министр, единственный из высших генералов имевший доступ к секретным материалам (ему подчинялась Особенная канцелярия, орган русской разведки, через который проходили все разведданные и информация о состоянии русских войск), разработал, а затем с полного согласия Александра I осуществил отход русских войск. Сам план разрабатывался втайне, круг посвящённых был ограничен, подавляющее же большинство военачальников не знало о его существовании. Но очевидная на бумаге, теоретическая концепция необходимости отступления вглубь страны при реализации неизбежно должна была встретить непонимание, скорее всего, даже неодобрение со стороны генералов-практиков, воспитанных на суворовских принципах наступательных войн 2-й половины XVIII в.
Александр I вел собственную игру и, будучи фактическим главнокомандующим в первый месяц войны, не счел нужным сообщать даже высшим генералам свои далеко идущие планы. Он предпочитал отдавать приказы и раскрывать лишь детали будущего плана. Но, как искушенный политик, он прекрасно предвидел возможную негативную реакцию на отступление со стороны генералитета и общества. Подтверждение тому, что царь предугадал будущее, мы находим в его письме к Барклаю от 24 ноября 1812 г. «Принятый нами план кампании, — писал император после свершившихся событий, — по моему мнению, единственный, который мог еще иметь успех против такого врага, как Наполеон... неизбежно должен был, однако, встретить много порицаний и несоответственной оценки в народе, который... должен был тревожиться военными операциями, имевшими целью привести неприятеля вглубь страны. Нужно было с самого начала ожидать осуждения, и я к этому подготовился...».
В первую очередь, главным противником разработанного плана тогда выступал главнокомандующий 2-й Западной армии П.И. Багратион. Хорошо известно, что до войны он предлагал осуществить наступательные действия на территорию герцогства Варшавского. Да и в самом начале войны 14 июня этот военачальник выступал не только против соединения двух армий (О чем написал Барклаю), но и просил позволения «с корпусом генерала Платова и армиею, мне вверенною, которой соберется под оружием до 40 тысяч... идти чрез Белосток, Остерленку в Варшаву, поражая и истребляя неприятеля...». Поэтому не надо удивляться его последующей негативной реакции на отступление Барклая.
П.И. Багратион
Но как же подготовился к негативной реакции генералитета на план отступления русский монарх? Вернее, что он сделал, чтобы избежать осуждения действий своей царственной персоны? Александра I вряд ли можно обвинить в отсутствии ума или незнании людей. Как тонкий психолог, он не любил подставлять себя под удары общественного мнения, всегда подстраховываясь и оставаясь в тени, предпочитал выставлять на общий суд мнимых инициаторов. Как опытный и поднаторевший в интригах политик, он предварительно выбрал для «заклания» ряд фигур. В начале кампании самым подходящим объектом для критики военных кругов стал К. Пфуль в связи с его идеей Дрисского укрепленного лагеря. В литературе всерьез считается, что российские войска действовали в первый период войны в соответствии с планом этого генерала, поскольку в то время он пользовался полным доверием императора и считался чуть ли не «военно-духовным отцом государя». Но внук Екатерины II, прошедший школу придворного лавирования между бабкой и отцом, один из образованнейших людей своего времени, в решающий момент для своего престола, на наш взгляд, менее всего мог доверить составление операционного плана генералу-схоласту, не имевшему ни малейшего боевого командного опыта. Русский царь — многоликий политик, искусный дипломат и интриган — не решился бы вверить столь важное дело и, следовательно, раскрыть всю секретную информацию кабинетному теоретику, даже не владевшему русским языком.
Карл Людвиг Август Пфуль
Мнения историков и современников об этом генерале однозначно сходятся на одиозности его фигуры. Здесь уместно привести свидетельство К. Клаузевица (состоявшего в то время при Пфуле и давшего негативную характеристику всей его предшествующей деятельности в прусской армии) об его «изолированном» положении в среде русского генералитета: «Он не знал языка, не знал людей, не знал учреждений страны, ни организации войск, у него не было определенной должности, не было никакого подобия авторитета, не было адъютанта, не было канцелярии; он не получал рапортов, донесений, не имел не малейшей связи ни с Барклаем, ни с кем-либо из других генералов... Все, что ему было известно о численности и расположении войск, он узнал лишь от императора: он не располагал ни единым полным расписанием, ни какими-либо документами, постояннно справляться с которыми необходимо при подготовительных мероприятиях к походу». План Пфуля который, как известно, так и не получил официального одобрения, относился к числу проектов, задуманных императором и рассчитанных на обман общественного мнения.
Фигура же Пфуля была выбрана как самый подходящий и идеальный объект для критики военных и общественных кругов. Эту ситуацию очень тонко подметил проницательный Ж. де Местр. По его мнению, это был «пруссак с головой, набитой древней тактикой и тщеславными преданиями; каменщика сего приняли здесь за архитектора». Налицо же имелся требуемый результат — практически не нашлось генерала в Главной квартире, не бросившего камень в «Пфулев» огород. В составе генералитета имелся только один генерал адъютант А.П. Ожаровский, которого можно было бы назвать сторонником или почитателем идейного багажа генерала Пфуля. План Пфуля был явной попыткой переложить ответственность за предстоявшее отступление на плечи пруссака-схоласта. Из современных авторов высказанное мною мнение поддержал даже мой всегдашний оппонент О.В. Соколов, ознакомившись, вслед за мною, с сохранившимися архивным материалами этого генерала.
Возможно, у Александра I помимо Пфуля имелись и другие кандидатуры, готовившиеся для принесения на алтарь праведного гнева общества и генералитета. Например, начальник штаба 1-й Западной армии Ф.О. Паулуччи, которого штабные генералы буквально «съели» в течение нескольких дней и который просто не успел стать «козлом отпущения». Таким образом, Александр I умело, как через громоотвод, отвел первые удары молний от истинных творцов отступательной стратегии, то есть от себя и от Барклая. Но только на небольшой промежуток времени.
Из книги В. М. Безотосного "Российский генералитет эпохи 1812 года: опыт изучения коллективной биографии", с. 159-163, spost.
Материал тг канала С. Галеева «Наполеон Бонапарт». Подписаться: https://t.me/NapoleonBonapart_publicTG
